смерть на чужом континенте

Давай, когда всё закончится, снимем комнатку или даже квартиру-студию где-нибудь в Питере. Будем друг друга бесить своим присутствием, покупать готовые завтраки и вообще не разговаривать по утрам. По вечерам включать нашу музыку: одна песня моя, другая — твоя, — ходить в круглосуточный «Перекрёсток» и смотреть на рыбок в аквариуме ближайшего торгового центра. Говорить будем мало, любить чуточку больше. Я найду себе новое любимое место в городе и обязательно приведу тебя туда. Снова начну рисовать — обещаю. Обязательно слезу с кофейной иглы и подсяду на смузи с семенами чиа (прости, но пока в моём мире есть место для единственных «чио», и это конфетки, которые я ношу в кармане старой куртки). Будем сидеть на лавочке и любоваться осенними листьями. Сходим на крышу, и нас там изобьют за яркие волосы и пару татуировок. Ты будешь прикладывать к моим губам замороженные шампиньоны, я к твоим — собственное сердце. Мы будем сидеть на тротуаре, и ты будешь Леди Гагой из «Звезда родилась», а я притворюсь, что не повешусь в конце, но знаешь, ничего не могу обещать, кроме того факта, что всё обязательно наладится.
Пройдёмся по кафе из тиктоков, которые я сохраняю каждый день. Я сочиню тебе песню, а ты сразу о ней забудешь. Ты подаришь мне свою юность, а я спрошу: «Почему не футболка?» Нам будет будет уже за двадцать и ни за что не за тридцать. Если честно, фильмы о взрослых до сих пор наводят на меня ужас. Потому что, ну знаешь, график два на два, сигареты всё дорожают, а мама хочет внуков. Я уже шестой год подряд почти каждый день желаю сдохнуть, как паршивая псина. Знаешь, моей собаке этим летом исполнилось пятнадцать. Я никогда не хотела жить дальше, чем она, но сейчас, уже разменяв третий десяток, думаю, что порог пройден, и мысль о том, что её труп будет закопан без какой-либо памяти, сводит меня с ума. Я иногда мысленно прихожу на могилу своей бабушки и думаю, страшно ли ей было умирать, не видя любимой внучки и не слыша её голос почти полгода, давясь сладким одеколоном, что я привезла ей из Берлина. Иногда во снах я прихожу на будущую могилу дедушки и думаю, страшно ли было умирать в одиночестве. Почему-то, смотря на фотографии на надгробиях и ловя на себе из взгляды, я даже рада, что никогда не услышу от них ответа.
Так, что же о Питере?
Я буду зарабатывать нам на пиццу раз в неделю, на походы на новые ремейки Диснея (тебе они не нравятся, а я — глупая и посредственная, знаю — от них в восторге). На восьмое марта ты подаришь мне духи с цветочным запахом. Такими я пользовалась в школе. Бум! Все сдохли от ностальгии, а мои одноклассники до сих пор думают, что я поганая истеричка. Что же? Довольны? Очередной Вьетнам.
Ты заведёшь свой блог о науке. Я буду первой подписчицей. Мои стишки будут стабильно набирать по двадцать лайков, а ещё меня перестанет брать сидр. Тебя, кстати, тоже.
Хаски выпустит новый альбом.
Ты потащишь меня на концерт местной поп-инди-группы, мол, Рит, ты просто послушай. Я, конечно, послушаю. Скажу тебе: «Под пивко пойдёт». А потом, уезжая на свадьбу любви всей моей жизни, буду слушать её на повторе и горько плакать, что аж глазам станет больно.
По воскресеньям ты будешь звонить маме, а я писать свой роман. Непризнанный, непонятый и, конечно же, никому не нужный. Главного героя я назову в честь своего отца, который бил меня клюшкой от гольфа. Шутка. Это был мой одноклассник. Но тогда ведь история будет не такой трагичной? Я знаю, тебе нравятся хорошие драмы.
Это не одна из них.
Твой диплом будет пылиться на полке. Свой я потеряю ещё в Саратове.
Солнце, давай просто не будем всё усложнять, пожалуйста.
Ты взбесишься, когда я куплю билет в Москву и скажу что-то в духе: «Знаешь, никогда не любила Питер». Разрешаю себя ударить. В принципе, услуга доступна в любое время. Вот номер моей карты, за дополнительную плату можно отбить почки.
В сапсане будет тревожно и тихо.
Я достану зеркальце с узором «Поцелуя» Климта и, кривясь, всё же узнаю, каково умирать в одиночестве.