В Тарханах

(Е. А. Столыпиной, бабушке М. Ю.  Лермонтова)

Синеют небеса, как незабудки,
Покрытый ряской, зеленеет пруд,
От берега отплыли тотчас утки –
К чужим с опаской относились тут.

Усадьба встретила нас тишиною,
Листвою, посвежевшей от дождей.
И всё располагало здесь к покою.
Но горестна судьба тут у людей.

У них богатство было, знатность, слава,
Талантлив род и каждый одарён,
Но сердце ревности кололо жало,
И свет не мил, коль в чувствах оскорблён.

Ах, если б знать, трагедия не в этом,
Смерть дочери – как в ясный день гроза.
Стал внучек ей в оконце белым светом,
О нём одном и радость, и слеза.

Недетский свет в больном младенце светит,
Все силы внутренний огонь сжигал.
Печатью Бог лишь избранных отметил.
Поэт из лучших, как он рисовал!

Печали рок его не оставляет,
Пусть молод, образован, знаменит,
Лишь бабушке он душу открывает,
Для остальных – несносен, ядовит.

Жизнь оборвалась пулей на Кавказе,
Который так любил и так воспел.
Ах, бабушка, сравнится горе разве
Со всем, что прежде рок наслать успел?

Жестока, своенравна – кайся, было.
Но Мишенька такой тебя не знал.
Вот лик Архистратига Михаила,
Что в церкви твои слёзы осушал.

Да не сумел, глаза навек ослепли,
Мирила с жизнью только мысль одна:
В земле быть рядом с внучиком, и в склепе
Его хранить в любые времена.

Но воле этой не судьба свершиться,
К поэту на экскурсию ведут.
Ах, Спас-Заступник, как могло случиться:
Не уберёг, не сохранил и тут!*