Во все лопатки

Во все лопатки прётся в душу горе,
Почуяв носом длинным нелады.
И по пути, с недолею заспорив,
Узнать решило мнение беды.
А та легка, как ветер, на поминки.
Уж тут, как тут. Но выслушав, молчком
Свернула мимо, в мутные глубинки,
Где и стоял ее шикарный дом.
Сидела долго, сняв с себя тулупчик,
Оборванный и пыльный. Лет за сто
Он был её прикрытием. Голубчик
Грел кости дряхлые да шевелил хвостом,
Прося хозяйку сильно не сердиться,
Не рвать себя, да, кстати, и его.
И начинал Богам за всех молиться,
Не понимая в этом ничего.
Так и дошёл с молитвой до лохмотьев.
Она ж, беда, осталась навсегда:
Махнёт рукой и душит половодьем
Деревни, сёла, даже города,
И делает так больно человеку,
Чтоб плакал он, терялся, голосил,
Чтоб он в беде заставил ум кумекать,
Да у сознанья помощи просил.
Сама она свежела, как рыбина,
С фекалий, рвущая протухшую еду,
Но как-то раз, вдруг, надорвала спину,
И тут-то червь принялся за беду.
Она и так, и сяк его просила,
Но он голодный, рвался что-то съесть.
И тут-то горе ловко подцепило,
Его сглотнув, в него решило влезть.
Вот так живут тупые кровососы,
Решая, всех попавших в рот, сглотнуть!
Не думая, что некие с поносом,
Укоротят намного жизни путь.