Полжизни без отца

20-го сентября прошло ровно полжизни, как я потерял отца. Мне было 13, брату 4, маме 33, а у папы скоро день рождения – но 37 ему так и не исполнится. Только сейчас начинаю обретать его внутри себя, говорить с ним, просить понимания и совета. Но как могло случиться иначе, я уже и представить не могу – раньше фантазировал, а теперь не могу – всё так и было, так всё и есть.

Это был спокойный
и тягучий вечер четверга –
туманный оранжевый закат говорил нам
"расслабьтесь, когда-нибудь всё пройдёт".

Прыщавый подросток
в отражении монитора
громоздкого ноута Toshiba
в это готов поверить.
Он впервые слушает Eminem,
ему нравится.
Пару часов назад
он снова проводил отца
на двухмесячную смену
в Московской автомойке,
угловато обнял его,
вдыхая древесный запах, пытаясь
не подавать виду, что ноут отстой
и даже Варик тянет с трудом,
а пару дней назад он
устроил первую в жизни вписку,
пока родители уезжали на свадьбу
какой-то родни из Смоленска.

Всё обошлось и
никто не узнал, дом
был вылизан, блевотина у крыльца
размыта, бычки
собраны, бутылки
вывезены на мусорку
на соседней улице –
всё было чисто.
Пока, пап.

Ай,
дешманский пивас и водку дети
резво мешали с ягой и блэйзером,
чадили явой, но где-то меж ними кругами
густой тяжёлой поступью
под бешеный Сектор газа дымился
сам капитан Блэйк.

Цыкнув сквозь зубы на
неуклюже пробующих взасос детишек,
он перешагнёт через пустую
бутылочку на полу,
вокруг которой возлежат на бедре
сверх меры намалёванные девицы
в сладких рафатках, и фальшиво
потирают фаланги парни
с фенечками – в лотосе,
а с шипами, в цепях – на кортах,
сглатывая слюну ожидания так,
чтобы никто не увидел.
Капитан выходит на
скрипучее крыльцо –
где слева испуганный патимейкер
придерживает розовую чёлку
блюющей лопоухой девчуле,
в которую он тайно влюблён – и
растворяется в шлейфе
ушедшего августа.

Всё это щёлкнуло
в голове на секунду,
за отцом захлопнулась дверь
и теперь
оранжевое отражение в мониторе
качает под Eminem,
качает в последний раз.
К пятнадцати завязать,
не любить четверги и рэп,
пройти все круги
послесмертного ада,
вкалывать как мужик –
посадить десятки гектар,
положить сотни тонн,
расколоть тыщи кубов –
под скрежет зубовный,
под раскалённый закат.

Вот скоро
испуганные соседки
постучат во входную дверь,
их бабий рёв донесётся до монитора
и я тогда всё пойму,
узнав эту мысль в глазах
своего отражения.
Дрожа, с онемевшим лицом,
пойду к раковине, в которой на днях
освежал пьянющую голову,
умоюсь холодной водой
со слезами, проглочу тошноту
и повернусь на оклик
вошедшей мамы.
 
Теперь мы одни – скажет она.
Обнимет в широком беззвучном биении.
А дальше – дальше и правда
мы будем одни.