Жизнь моя, иль ты приснилась мне?

Увлечение поэзией, Есениным, а затем и самостоятельная  творческая деятельность, свели меня со многими поэтами и писателями нашей необъятной страны. Помню свой первый приезд в Константиново на родину Сергея Есенина. В июле нашу семью постигло страшное горе - мы потеряли сына, а затем сами попали в аварию. И вот теперь, спустя некоторое время, светлым сентябрьским днем, прогуливаясь по тихим, деревенским улочкам Константиново, на какое-то мгновение я отвлекся от мрачных мыслей.

Немало написано о том, где жил и творил великий поэт, о той природе, которая его окружала. Константиново уже примечательно тем, что расположено на крутом берегу Оки, откуда открывается прекрасный вид на дол с пасущимися коровами и лошадьми, перелесками и зубцами мещерских лесов. Не преувеличу, если скажу, что при виде всего этого, я испытал настоящее потрясение. Хорошо и точно об этом сказал Юрий Прокушев: «Поверьте, с Константиновских холмов просматриваются такие неоглядные дали и видится такой бездонный голубой небесный купол, что на какое-то мгновение ты чувствуешь себя не на земле, а как-бы во вселенной, в центре мироздания»... Таких вылазок в Константиново было несколько и большей частью в праздничные октябрьские дни, когда родился поэт. На одном из праздников я познакомился со Светланой Ивановной Шишаевой, которая и свела меня со своим супругом – известным русским писателем Борисом Михайловичем Шишаевым.

С Борисом мы довольно быстро нашли общий язык. И забегая вперед, скажу, его житейская хватка и профессионализм, трудоспособность и преданность любимому делу помогли мне открыть глаза на многие вещи. К тому времени Борис Михайлович почти безвыездно жил и работал в своем Сынтуле и частые визиты с последующими просмотрами отснятых мною фильмов и фотографий, вносили хоть какое-то разнообразие в его жизни. Напоминаю, шли сатанинские девяностые: бомбили Югославию, страну сотрясали сепаратистские, предательские лозунги, призывающие к всеобщему покаянию и обособлению. Бессонными ночами мы обсуждали положение в стране и за рубежом, а днем нам иногда удавалось «встряхнуться» и на какое-то время позабыть все житейские неурядицы и страхи. Борис Михайлович очень болезненно и чутко реагировал на все события, происходящие на просторах бывшего Союза, что конечно же отразилось на его здоровье. Помню, как поздними зимними вечерами Борис тихим, хрипловатым голосом, рассказывал о своих встречах с Николаем Рубцовым. Неожиданно, во всей своей пронзительной силе, живо и рельефно, вставал образ самобытного русcкого поэта. Яркая, негасимая звезда Николая Рубцова, взошла еще в середине шестидесятых и не угасает поныне. Много на Руси добрых, значимых поэтов, но таких как Пушкин, Есенин, Тютчев и Рубцов, пожалуй и не сыщешь... 

Позже мне удалось встретится и с другими русскими писателями и поэтами, хорошо знавшими Николая Рубцова. Это были алтаец Василий Нечунаев, вологжанка Нина Груздева и москвич Станислав Куняев. Побывал я и на родине поэта, на вологодчине. Помню долго бродили по Вологде с Ниной Груздевой и большей частью по тем местам, где когда-то гулял Николай Михайлович. Вышли на набережную реки, откуда можно было полюбоваться знаменитым Софийским собором и церковью Александра Невского. Здесь же, на набережной, стоит памятник Николаю Рубцову. Уже возвращаясь домой к Нине Груздевой, мы остановились подле пятиэтажной хрущевки, - последнего пристанища Рубцова. Скромная мемориальная доска установленная на стене этого дома, говорила о том, что здесь трагически оборвалась жизнь великого русского поэта.

Почти три дня город заливали дожди и мне, фактически, пришлось ехать на кладбище в непогоду. Отыскав могилу поэта и положив к надгробию букетик цветов, я присел на краюшек скамейки и какое-то время, сидел молча. Низкое, серое дождливое  небо, словно бы оплакивало участь этого человека. У основания памятника были начертаны следующие слова: «Россия, Русь! Храни себя, храни!»...
Тридцатипятилетний Николай Рубцов разделил трагическую судьбу своих предшественников – Александра Пушкина и Сергея Есенина, уйдя из жизни столь рано и не по своей воле. Когда же мы научимся защищать своих пророков? И почему в России до сих пор так и не научились беречь самое ценное, самое дорогое, – жизни наших соотечественников... Я возвращался с кладбища угнетенным, с чувством горькой, невосполнимой утраты, и уже в автобусе, глядя сквозь заливающие дождем стекла, на желтые и понурые поля, слышал все тот же,  проникновенный голос:
   
  -  Так что же нам делать? Узнать интересно
  -  А ты, - говорит – полюби и жалей,
     И помни хотя бы родную окрестность,
     Вот этот десяток холмов и полей...               

Вечером того же дня из-за плохой погоды, приковавшей нас к месту, Нина Груздева с какой-то особой хитринкой произнесла:
  -  Сейчас к нам придет очень интересный и дорогой гость!
  -  Опять сюрприз? Нина, вы меня интригуете: вчера мы посмотрели петровский музей, где состоялась встреча с поклонниками рубцовской поэзии; сегодня была экскурсия по городу, а что же такое намечается сейчас?
  -  Немножко терпения и вы все узнаете! – все так же заговорчески произнесла Нина.
Буквально через несколько минут раздался звонок в дверь. На пороге дома стояла уже немолодая женщина, небольшого росточка, русоголовая, с простой прической в удлиненном темном платье и светлой кофточке.
  -  Саша, познакомьтесь – это Александра Белова!
  -  Белова? Но я знаю писателя Василия Белова, - словно бы оправдываясь произнес я.
  -  Так это же его родная сестра, Шура!
  -  Вот те на!..

Мы поздоровались, обменявшись несколькими фразами. Я внимательно посмотрел на сидящую рядом знаменитость, конечно, может быть не столь интересную, как ее брат, но все же.
  -  Саша, а я ведь тоже пишу. Хотя брат ругается: «Не смей, говорит, позорить мое имя!» Даже тетрадку с моими сочинениями порвал, но я знаю себе цену! Я вам подарю свою книгу: рассказы простые, но только на первый взгляд.
Я поблагодарил Александру. Тем временем скипел чай и мы сели за стол. Начались расспросы, не обошлось и без шуток, и как говорится, градус настроения был поднят на должную высоту. Александра, Саша, Шура, как ее называли подруги, изучающе посмотрела на меня из под бровей, словно собиралась задать какой-то каверзный вопрос. Вела она себя непринужденно и даже озорно:
  -  А знаете Саша, я, кажется, начинаю в вас понемногу влюбляться, а потом, через какое-то время, опять разлюблю. Я всегда так – влюбляюсь в человека, а потом разочаровываюсь.
И она засмеялась. Я понимающе, в знак согласия, кивнул головой. Мы еще довольно долго сидели за столом и вели беседы, а город в это время заливал такой не летний, августовский, дождь.
  -  Ну вот, мне пора идти. Провожать меня не надо, я тут рядом.
Мы попрощались.

На следующий день, еще раз прослушав записи с голосом Николая Рубцова, я начал собираться в дорогу. Нина вызвалась проводить меня до остановки, что подле ее дома по улице Герцена.
  –  А знаете, Саша, что я вам скажу? – доверительно произнесла Нина. – Как-то Николай спросил меня: - «Тебя кто-нибудь любит?» - «Да!» - ответила я. «А меня никто», - с отчаянием произнес Рубцов.
Я поцеловал Нину Груздеву и пожелал ей счастья.
 –  Приезжай Саша один или с семьей, места на всех  хватит. Я вам комнату отдам – живите сколько хотите!
В это время подъехал автобус и мы расстались.