Хатынь. Часть II

Часть I
http://stihi.ru/2020/05/19/3897

1.
– Ну, что докладывать? Как истукан сидишь.
–  «Обрыв на линии. Наверное – бандиты».
– С чего ты взял? – «Погода – гладь да тишь.
Засаду, верно, сладили». – Иди ты…
И так сегодня ночью снился мне
Наш политрук – брехливая собака!
Я, будто бы сказать, тащу в ремне
Иуду эту к немцам. Он, однако,
Так упирается, что ноги не идут.
Я озирнулся сдуру: «Святый Боже!»
Там бык страшенный. Думаю – капут.
Я запах смерти ощущаю кожей…
– «Обделался с испугу?» – Брось трепать.
Там как взаправду было. – «Ладно, верю.
Но чем закончилось? Сумел ты удержать
Огромного быкастого еврея
В своих руках?» – Постой, сюда бегут.
– «Телефонисты, живо до Мелешки!
Уж строй равняют. Отдыхают тут!»
– Здесь отдохнешь со всею этой спешкой, –
Сказал связист. – Опять нас на убой!
– «Таков их норов. Что им люди, – пешки!
Хоть в лес беги!» – со злобою другой.

2.
Сквозь панораму ветровых стекол
Смотрелся неприветливым и строгим
Окрестный лес. Он, точно частокол,
Скрывал от глаз пространство вне дороги.
И угрожал засадой каждый пень,
Отдельный куст и дерево по ходу.
И потому тоскливым ясный день
Казался из кабины вездехода.
Мелешко озирался словно волк,
Молчал водитель, скованный движеньем,
И даже Вельке наконец умолк,
Запутав в русском нужное спряженье.
– «Солома, сена!» – отыскал он нить.
Мелешко понял: так смотреть – без толку.
Угрюмый лес сумеет схоронить
Бандитскую засаду как иголку.
Вдруг первый грузовик притормозил.
– «Гляди! Прижмись к нему…» Колонна стала.
Какой-то дед из леса вывозил
К дороге бревна…
Лошади устало
Мотали мордами, как будто сенокос,
И от мошки работой не укрыться.
Бревно скользило в небольшой откос,
И норовило на гору зарыться,
Цепляло пни. Седою головой
Старик склонился на «Эй, бауэр!» Вельке
И так стоял. – «A ну, кто есть живой!» –
Мелешко озорно. Окинув деда мельком,
Продолжил лесу: – «Выходи сюда!
Чего таиться? Мы ж, гляди, не волки!»
Слова летели звонки. Ото льда
Дробился свет на резкие осколки.

3.
– «Ну что, отец?» Он вышел как-то вдруг
Из той толпы, разрозненной и жалкой.
Один из всех – детей, мужей, старух, –
Прямой спиной, не словно раб под палкой.               
Он сделал шаг. «И сердцем не дрожишь?» –
Мелешко хмыкнул; внешне – улыбался…
– Ну что, отец! Кого здесь сторожишь
С своею хеврой? Для чего пытался
Завалы строить! Ну же, старый хрен!
Молчать здесь будешь, станет лед периной!
Молчать здесь будешь? – сузил он рефрен,
Недобро щурясь… – «Говори, старина,
Кто есть ты!» – Вельке перебил.
Мелешко снова в мыслях ухмыльнулся:
«Пока кого-то немец не убил,
В нем зверя не признаешь». Всколыхнулся
Тотчас «отец»: – Мы – з вески Казыры.
Нарад – расчыстка леса… Ад управы.
– «Давно ты здесь?» – Мелешко. – Ад зары,
Ад досвитку. – «И что здесь слева, справа?
Чем дышит лес, чем слышен он на слух?»
Фольксдойче повторял для Вельке следом.
Старик поплыл, но Вельке – будто глух,
Не различив на слух волненье деда,
Опять залез: – «Так ты порвал нам связь?» –
Через фольксдойче. Старый вздрогнул. Словно
Каких-то смыслов потайная вязь
Открыла в нем спасительное слово.
«Прыгнёт Саветау», «з Богам барацьба»,
«Турма и голад»... Он мешал все это!
Казалось, что в сознание раба
Влилось воображение поэта.
Почти что песней выходило в нем,
Что он не враг, вредить они не будут.
Его вело – старик играл с огнем:
Не немец, так Советы – как иуду!
Мелешко будто обмер: «Складно ж врет!
Но как поймать?» Когда скрестились взгляды,
Старик запнулся, но уже «вперед!»
Приказано начальником отряда.
«Куда ж ты прешь? Хоть за руки держи!»
Своим, в ознобе: – Что стоите, черти!
«Таким путем одна дорога – к смерти».
Он шел вторым… «Спокойней. Не дрожи…»

4.
Был ясный день и свет слепил глаза.
Уж отошли от лесорубов метров двести;
Мелешко посмотрел опять назад, –
Они еще стояли всё на месте.
Предчувствие? Дрожь вроде улеглась.
Он шел за Вельке злой и непокорный.
– «Идете стадом!» «Была б моя власть!»
– «Пересчитать гранаты и патроны…
Займите шире, не жалеть сапог!»
Его настрой, он слышал, передался.
Один лишь Вельке, кажется, не смог
Понять, что происходит. Он предался
Мечтаниям каким-то? Может быть,
Холмы Логойщины со снегом серебристым
Напомнили о том, что не забыть,
И здесь он шел растерянным туристом?
Возможно, самый воздух – словно хмель?
Еще чуть-чуть – деревья пустят соки.
И вот уже обманчивый апрель
Читался в небе, мягком и глубоком.
Фуражку сняв и расстегнув шинель,
Он выглядел попроще… Человечней?
Быть может здесь, без этих richten, schnell,
Он вспомнил вдруг о прошлом? Или вечном?
Он спорил с кем-то, – вот повел ладонь,
Укрытым за невидимой завесой?
Но кто-то здесь – невидимый за лесом,
Махнул рукой и выкрикнул: «Огонь!»

5.
Пространство сузилось. Мелешко потерял
Из вида Вельке. Больше для острастки –
Почти не целясь, быстро расстрелял
Он магазин. На поле боя краски
Сводились к двум: нарочно черный лес,
Подчеркнутый зачем-то серым снегом.
Он повернулся на спину: полез
За магазином. Чудилось, и небо
Дышало смертью. Даже самый диск
Светил едва – не раздражая глаза.
Свистели пули. Вслушавшись в их визг,
Он успокоился и, выдохнув два раза,
Вернулся в бой. «Я вам подам урок
Стрельбы на приз, советские паскуды!
Спокойнее… Плавнее на курок…
Не только в тире колотить посуду
По пьяным дням». Прикрывшись верным пнем,
Он бил, прицельно, в вспышки. Из засады
Неслось «ура». Но отвечал огнем
Его отряд. «Что, не сложилось, гады?»
Из-за спины включился: «та-та-так!»
«Их» пулемет… Умолкнул вдруг… «Потеря!»
Но снова ожил. «Время для атак
Уже упущено. Орут, себе не веря!»
– Примкнуть штыки! – пьянея, прокричал…
Почти смеясь. Еще добавил матом.
И он спиною верно отмечал
Сам ход сражения. Он слышал автоматы
Своих бойцов и понял по врагу:
Тот не готов к кровавому размену.
«Пусть так и быть. И я поберегу
Пока людей. Но лишь придет подмена
Убитым, раненым, – продолжим этот бой!
Мы вас загоним, куры в шкурах волчьих.
А вдруг – рискнуть?» Здесь, говоря с собой,
Он обернулся. И как будто ночью
Накрыло все: все провалилось в тьму.
Потом – туман… И тот ушел с рассветом.
Он был задет, но повезло ему:
Касательно, нелепым рикошетом.
Хоть это понял после. А пока –
Приник к земле, и мысль его дрожала:
«Неужто – все?» Тяжелая рука
Искала лоб. «Ужели смерти жало
Взяло свое? Не встать. К земле прирос…»

6.
Ладонь шершавая скользила мимо бровей.
«Кажись – живой?» – расслышал он вопрос.
Его подняли, усадив у бревен
Перевязать и заградить от пуль:
Бой завершен, но мало ль с смерти стало.
Еще он был как кукла, словно куль;
Еще казался слабым и усталым,
Пока стучал зубами о стакан
С холодной, согревавшей душу водкой,
Но взгляд его пылал. Не истукан -
Матерый волк, готовый вгрызться в глотку
Оплошному охотнику. Подстать –
Его товарищи: не тратя время даром,
Обратным транспортом успели передать
Весть о засаде; после боя пара
Охотников решилась проследить
За партизанами: куда идут и сколько;
Связисты быстро починили нить:
Подмога вышла. Оставалось только
Дождаться помощи. Но не ждалось войне.
Ее слуга – безжалостный и верный,
Злой на себя, злой на селян вдвойне,
Немного водкой успокоив нервы,
Решил не так. Довлело – Вельке мертв!
В машину с снега поднимали трупы.
«Ты что сейчас споешь мне, старый черт!»
Прикрыв засаду половиной группы,
Вторую вел обратно. Ближний лес
Казался мертвым. Звуки, точно пули,
Терялись в нем без эха. Вот исчез
Какой-то вскрик. И будто бы уснули –
Нет, замерли, как тени в странном сне –
Не шевелясь, селяне-лесорубы.
Отдельно – инструмент: топор в сосне,
Пила двуручная… Зачем ты щеришь зубы –
Уж не опасна: время не течет!
– Ну что, старик! Пора давать отчет.

7.
– Ну что, старик! – Мелешко пожалел
«Отца» для деда. Тот, ломая шапку,
Мычал сейчас чего-то, бледный в мел.
Еще какой-то старый взял в охапку
Мальчонку своего, наверно – внук,
Как будто закрывая от расправы.
Он, вроде, жил надеждой, но испуг
Сломал его, стоявших слева, справа:
И мысли мертвые, и ноги не идут…
Зачем не разбежались после боя!
Коль страх связал незримой силой пут,
Они уже не властны над собою.
Удел их – ждать: судья к ним будет строг,
Иль он пока проявят снисхожденье.
И в частоколе леса им острог
Гестаповский являлся наважденьем.
И, потому, как скрючившись корчем,
Просил старик не палачу, а Богу.
Мелешко только подтолкнул плечом:
– «А ну-ка, собирай их на дорогу.
Ведем в местечко. Будет посмотреть,
Чего покажут немцам эти морды».
Он вдруг ударил деда: «Нет, терпеть!
Поди ж ты разбери весь это Ordnung».
– «Вставай, скотина! Хватит мне лежать!»
Дед поднимался. Точно злая сила
Витала счас над лесом, чтобы сжать.
И снова будто Солнце не светило,
И лес не слышался. В гнетущей тишине
Они брели согбенные. Дорога
Не доведет держащих на спине
Груз непосильный к дому. У порога
Завоет мать, заплачет дочь и внук…
Цепь обреченных вдруг заволновалась:
Он нарастал непрочно, этот звук,
И, до поры, его не удавалось
Постичь уму: какой-то стук и скрип.
Присохшие деревья стонут с ветром?
Нет, лес молчал. И вдруг как выстрел – вскрик:
– «Машыны гэта. Меней киламетра
Адсюль идуць!» Все замерло вокруг.
Отчетливо расслышались моторы.
Конвой занервничал – что кровь почуял вдруг,
И неожиданно тот самый дед, который
Скрывал мальчонку, видно – активист!
Толкнул конвойного: – «Бяжыце, едуць каты!»
– Огонь! – покрыл Мелешко крик и визг
И выстрелил…

***

– «Смотри, бегут!» Раскаты
Пальбы ружейной, следом – пулемет
Насыпал дробью, – долетали звуки
В открытый кузов. – «Черт их там поймет!»
– В упор стреляют... – «Зряшно тянут руки –
Озлились хлопцы!» Грузовик скрипел:
Колонна шла на скорости предельной.
Промозглый ветер что-то в души пел.
Вдруг показалось – выстрелы редели,
Но снова вспыхнуло: стрельбы девятый вал!
И разом стихло. Только одиночным.
Убийца хладнокровно добивал,
Иль выстрел милосердия был точным?
Когда подъехали, никто не отводил
Свой взгляд от тел, от крови в мертвых лицах,
И, рассчитав, их немец отводил
Блокировать бандитскую станицу.
Все говорило: будут штурмовать,
И шуткой не убавишь дрожи в теле.
Дышали смертью взгляды бывших в «деле».
Заплачет внук, завоют дочь и мать.

Часть III
http://stihi.ru/2021/01/14/8298