О том, кого нельзя называть

Жил один человек  абсолютно нормальный.
Материальный и рациональный.
Ел, и пил, и любил, брился, мылся под душем.
Был к проблемам людей не вполне равнодушен.
Облик был постсоветски высокоморальный.
Он по жизни дорогой шагал магистральной.
По натуре своей совершенно свободный,
Но ершистый и многим совсем неугодный.
Потому-то и в партии с властью игральной
Стал фигурой нон грата, по сути опальной.
Яму дел недостойных элиты богатой
Он копал беспощадной правдивой лопатой.
Нанося ей моральный урон колоссальный,
Невзирая на хор голосов завиральный.
«Персонаж» был не просто предельно активен,
А в своих начинаньях весьма креативен.
Создавал повсеместно он не виртуальный,
А конкретный заметный класс электоральный.
Ему люди внимали и по первому слову
Выходили на площадь к протесту готовы.
Он стоял на помосте и в позе батальной
Звал народ на борьбу с высоты пьедестальной.
Люди в массе своей смельчака уважали,
А вот власти его постоянно сажали.
Время шло. И в стране этой многострадальной
Мега шторм вызревал чуть не девятибальный.
Опасаясь от этого шторма последствий
Заводились дела, уголовные следствия.
И в какой-то момент для властей актуальный
Порешили исход обеспечить летальный.
Не привычною пулей, ножом, не снарядом,
А смертельным и глазу невидимым ядом.
Как-то раз наш герой из поездки банальной
Возвращался домой. Путь же выдался дальний.
И во время пути на борту самолёта
Яд, что дали ему, свою сделал работу.
Яд бы точкою стал для героя финальной
И считался бы тот чьей-то жертвой сакральной.
Только чудо спасло и никак не иначе.
Вот не верь после этого в силу удачи.
Люди добрые суммой своей интегральной
Сберегли от судьбы безнадёжно печальной.
И как падаюг с веток гнилые бананы,
В прах рассыпались тех отравителей планы.
Шум по миру идёт. Шум конкретно глобальный.
Объяснений мир ждёт обьективных, детальных.
Как же можно в глазах двадцать первого века
Запрещённым оружьем травить человека?
Правосудным да будет тот суд эпохальный.
Будь здоров, Мы с тобою, Алёша Навальный!