Прощание итакянки

Одиссей не стремился домой, он не мог оседать.
Отбывая куда-то туда, никогда не сюда,
направляясь куда-то повдоль, надо мглой бытия,
семь морей переплыл, полсудьбы приобрёл, полземли потерял.

Вознесённый на гребень волны, он не мог проиграть.
Просто был обречён он века вековечные быть на виду.
Просто раз-два-обчёлся его королевская рать.
И печёт женихам Пенелопа коврижки на тёмном меду.

Он не выбыл ни разу из этой игры "дотанцуй до утра".
Он не вылюбил досыта, до-не-хочу ни одной из цирцей.
Он не мог устаканить-
ся, не был ни здесь ни сейчас.
Он в кольце.
И чужой у своих, и не свой у чужих, в шкуре вечного мужа на час.

Он не выбыл из жизни, но выпал из пазух богов.
И разжёвывал вечность, из жил и костей, не от сих и до сих,
а зависнув вне времени, стрелы струя в молоко,
и с задачей справляясь не так, как справлялся Сизиф.

И гоняя по скулам породистые желваки,
и зубами дробя хрящеватые кости сирен —
думать, думать о том, как достали её женихи,
как фарфоровый лик белоснежный её посерел.

Твёрдо зная: ему рогоносцем вовеки не стать.
Накануне она себе вкось перережет гортань!
Одиссей не стремился домой. Он стремился застать
их живыми: пока женихов веселится орда.

И в куски порубить это племя живых женихов,
незнакомое племя младое, прощай, без обид.
Так легко ли от дома вдали? — Иногда нелегко.
Но трубит его личный трубач. Беспробудно трубит.


                16 сентября 2020