3. Часть Первая, День Третий

ДЕНЬ ТРЕТИЙ. КУПОЛ ЗЕМЛИ, МОРЕ и ОБМОРОК
А ВСЁ–ТАКИ ОНА ПЛОСКАЯ…

Меня опять разбудили. При этом я даже не понял, кто это сделал – то ли Ольга, то ли кто–то из пионеров. Моё плечо просто встряхнули, а когда я с болью в ресницах «разлепил» глаза, то услышал лишь гулкие, быстро удаляющиеся, шаги. Этого оказалось достаточно, чтобы я окончательно проснулся, но не хватило, дабы разглядеть человека, который стал причиной моего пробуждения. Ежели, конечно, это вообще был человек, а не ночной глюк… Они иногда очень похожи на реальность, особенно когда хватанёшь лишка на праздники. Бывает такое, что засыпаешь–засыпаешь, а тебя вдруг как трясанёт!
Как ни странно, я прекрасно выспался. Поэтому сразу вспомнил, где нахожусь, хотя от утреннего кофе всё равно не отказался бы. Но где раздобыть мой любимый напиток в этом непонятном и не особо уютном местечке? Цикорий на завтрак – в лучшем случае, и то с соизволения Ольги. А я его до сих пор не пробовал…
Привычно усевшись на кровати и обернувшись одеялом, я ещё раз осмотрелся. В комнате никого не было. Кровать Ольки была аккуратно застелена, а на её изголовье, будто египетская пирамида, возвышалась поставленная треугольником подушка. Я уже видел подобную композицию–бытовой натюрморт в каком–то советском фильме. Ещё тогда эта конструкция меня крайне удивила. Зачем покрывают кровать? Чтобы бельё не пачкалось! Почему же тогда самый важный элемент оного белья – подушку – надо оставлять наверху? Чтобы она торчала?
Сунув её под одеяло, я подошёл к окну и раздвинул занавески. Солнце уже стояло в зените: судя по всему, было около 12–ти часов. Оля не разбудила меня на линейку? С чего вдруг? Не сумела добудиться? Или что–то всё–таки сохранилось в её памяти со вчерашнего дня, и она решила со мной не связываться? Может, завтра ещё и завтрак в постель приносить научится? Ну тогда здесь и жить можно на постоянной основе!
Мысль о том, что я ни на шаг не приблизился к тому, как выбраться из «Совёнка», неприятно резанула сознание. Сегодня я обязательно должен найти выход! Обойдусь как–нибудь и без Ольги, и без завтрака в постель. Лишь бы, наконец, проснуться дома, в собственной, запертой изнутри на ключ, квартире.
Задёрнув занавески, я направился к зеркалу, чтобы насладиться своим юношеским обликом. К тому же играла роль выработанная за годы привычка. Ведь в своей квартире я тоже с утра смотрел, насколько у меня красные от недосыпа глаза, и сколько новых седых волос у меня появилось за очередной трудовой нервозный день. И почти всегда результат меня не устраивал. Я часто думал, не начать ли краситься, но это слишком долго и муторно – куда важнее сценарий к игре написать получше да почище.
То ли дело сейчас! Ни одного седого волоса: абсолютно чистые, без единой серебринки, блондинистые свисающие локоны, которые я помню ещё со школы. Чистые щёки безо всякого намёка на щетину, остренький носик, голубые любопытные глазки. Во взгляде – нотка грусти и обеспокоенности.
С меня можно было настоящую классическую картину писать. И назвать как–нибудь соответствующе: например, «тоскливый рыцарь». Рыцарь печального образа на грани безумия. Хотя нет, скорее оруженосец. На рыцаря я пока не тянул. Ни одного подвига не совершил – Василису Премудрую (Славяну) из башни («Совёнка») не вызволил, двуглавого дракона (Ольгу и Виолетту) не сразил…
Так, хватит киснуть, надо действовать: намедни я твёрдо решил, что найду себе какую–нибудь возвышенность, чтобы хорошенько осмотреться. Мне нужно было окинуть взглядом окрестности – тогда я обязательно найду ближайший населённый пункт или хотя бы определю для себя маршрут движения и возможные препятствия на своём пути. Пойму, далеко ли до райцентра. Я прекрасно помнил вчерашнюю поездку, туман и возвращение к исходной точке. Но как–то же я сюда приехал! И Ольга утверждала, что была в райцентре – значит, выход всё же есть.
Райцентр... Загадка, лежащая где–то за горизонтом... Все знают о его существовании, но никто не говорит, где он. Как туда добраться... Или как этот город называется по–настоящему? Или хотя бы в какой стороне света он расположен? Но он же должен быть, ведь так? Нужны ли нам загадки без ответов? Правильно, не нужны. Но что, если к этой загадке ответ всё–таки не полагается? Что, если райцентр существует лишь как мираж или как идеал, к которому можно только приблизиться, но нельзя достичь? Бррр... От этой мысль холодок пробежал у меня по спине. Будем мысль позитивно. Ведь больше ничего не остаётся, верно?
Неожиданно я поймал себя на мысли, что в комнате нечто изменилось со вчерашнего дня. Медленно оборачиваясь вокруг своей оси, я обвёл внимательным взглядом пол и стены. Вот оно!
Почему–то на берегу моря, изображённого на одной из картин, появились люди. Я почти вплотную приблизился к изображению лицом и понял, что передо мной мои знакомые пионеры: вот Лена, вот Женя, вот Электроник, вот ещё кто–то. Любопытно… Хотя, наверное, это просто фотография… наверное… стилизованная под художество! Были ли такие в восьмидесятых без компьютеров и графических редакторов?
Я потрогал и ощутил пальцами холст: да уж, если бы я не знал, что эти люди – мои знакомые, то от масляной картины не отличил бы ни за что! Ну всё, хватит шедевры разглядывать! Может, за вчерашний день кто–то, не обделённый художественными дарованиями, нарисовал этот шедевр и преподнёс Ольге. Вот так вот взял и преподнёс, чтобы не ругалась и спать подольше позволяла. Прямо гений местной картинной галереи. Арте инфернале, так сказать. А, может, картина – намёк или подсказка? «Совёнок» – явно не музей, а ловушка. Возможно, не только я один хочу выбраться отсюда.
Вспомнилась паника Слави вчера вечером. Почему она не была уверена, приехала ли она сюда неделю назад или дольше? Почему испугалась? Дикая мысль пронеслась в моей голове, а на спине снова выступили бисеринки ледяного пота. А ведь я тоже не помню всю весну и начало лета. А что, если и я был здесь всё это время, но так и не нашёл выход? «Так, отставить панику!» – скомандовал я сам себе. «Это невозможно. Я негипнабельный, и никто не сможет вторгнуться в мою память, даже вымышленные герои Юлькиных репортажей!»
Моей майки и джинсов в шкафу ожидаемо не оказалось. Я быстро оделся во вчерашний пионерский костюм, сунул в карман смартфон и галстук и с хозяйским видом распахнул ногой дверь домика. Кто бы ни пытался играть со мной, пусть не думает, что я поддался или отступился!
– Эй, кто там меня разбудил?! – громко воскликнул я, осматриваясь. Рядом никого не оказалось. На самом деле, мне было немного боязно узнать, кто же это был на самом деле. Ольга или Славя не стали бы убегать. Подобное поведение вполне в стиле Ульяны, но она не пошла бы в наш вигвам одна. Зачем? Покаяться перед Оленькой в очередной шалости? Откуда она могла знать, что вожатой нет, а я ещё сплю? А пакостить великой и очень авторитетной (!) Ольге Дмитриевне она явно побаивалась. Тогда кто остаётся? Может, я ещё не со всеми успел познакомиться?
Ладно, в любом случае, эти размышления ни к чему не приведут. Пойду лучше в «Клубы». Судя по занятости и научной вовлечённости тамошних парней, я полагаю, что они с лёгкостью смогут мне показать, как забраться повыше. Наверное, технари знают эти места вдоль и поперёк. Всё–таки исследование ландшафта обычно входит в научную работу.
Вот уже и здание между кустами, вот и объявления, которые я не прочитал, когда пришёл сюда впервые. Надо восполнить пробел.
1. «Курить и применять прочие одурманивающие вещества в помещениях запрещено. Администрация здания», – это получается, что на улице можно? И наркоту тоже можно? Какое тут вольное общество – что твоя Голландия! Торчки, езжайте в «Совёнок» – здесь вам рады!
2. «Занятия в Клубе Кибернетиков проводятся в любое время, когда Ты захочешь. Только приходи и записывайся. Мы всегда рады Тебе помочь», – это уже более нормально. Но всё равно – никогда не видел, чтобы слово «Ты» писали с большой буквы где–то, кроме молитв Богу. Вероятно, они хотели как–то выделить особое отношение к желающим стать членами клуба, а «выканье» сочли слишком официальным для местной пионерии. Или же здесь более глубокий, религиозный смысл?
Быть по сему. Если меня приглашают, то я завсегда готов прийти на зов.
Я тихонько вошёл. Ребята сидели за столом и что–то чертили. В очках на этот раз почему–то был Электроник, хотя я точно помню, что ему они ещё ни разу не требовались. Или это у них общий артефакт на двоих, передаваемый по нужде?
– Привет. Ты решил стать членом нашего клуба? – осведомился Шурик, легко справлявшийся с очередным овалом безо всяких оптических и чертёжных приборов.
– Да. Я решил стать членом – не музыкой же заниматься, – с абсолютно невинным видом ответил я. – И мне нужна помощь моих новых друзей.
– А мы успели стать твоими друзьями? – уточнил Шурик, с улыбкой отставляя в сторону треугольник.
– Конечно. Вообще, я считаю, что все люди братья, сёстры и друзья, – я даже выдавил из себя улыбку. – Короче, миру мир, а прогрессу... э... прогресс. И мне нужна помощь.
– Так и знал, что ты к нам присоединишься! Слушаем, – ответил Электроник, расплываясь в ответной улыбке. – И нам лестно, что ты выбираешь друзей правильно.
– Мне тоже лестно. В общем, я решил узнать, где в «Совёнке» самое высокое место. Откуда открывается наилучший обзор?
– А зачем тебе? Кстати, где твой галстук? – Сергей даже нахмурился. Надо было срочно придумывать оправдание. Можно было, конечно, как–нибудь нагрубить, но тогда я рисковал, что ничего не добьюсь и пойду искать подходящую точку самостоятельно, а этого хотелось не слишком.
– Да, забыл вчера в медпункте, потом заберу. Настоящий учёный разве должен обращать внимание на мелочи? Разве будущие Эйнштейны думают о бытовых пустяках, когда на пороге Нобелевская Премия?!
Электроник, кажется, хотел что–то возразить, но я не дал ему и рта раскрыть, тут же возвращаясь к интересующей меня теме:
– Я решил составить план местности. Дело в том, что в детстве я увлекался картографией, и мне вдруг остро захотелось вспомнить о былом. Заодно помогу родному лагерю, – ни к селу, ни к городу добавил я. – Хороший пионер должен любить свой лагерь каждый день и час!
Мои слова показались парням настолько удовлетворительными, что они синхронно улыбнулись и яростно кивнули, хотя особо сильно не заинтересовались моей идеей, судя по отсутствию энтузиазма в глазах. Шурик протянул руку к чертежу и взял его за кончик, чтобы не замарать пальцами. Потом отошёл к шкафу с подвешенной к нему моделькой самолёта и приколол чертёж туда прямо под макетом.
– Ладно, самое высокое место у нас – это высоковольтный столб, – подумав, «открыл тайну» он. – Если ты сможешь на него забраться, конечно, и не погибнуть от разряда, – Электроник поправил очки. – Заметь – там дуга. Подберёшься кверху и упадёшь замертво.
Шурик предостерегающе кашлянул.
В сознании тут же всплыл детский садистский стишок. «Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах – её обугленная тушка давно валяется в кустах». Но озвучивать народное творчество я не стал: мало ли ещё, шуток не понимают – за агрессора сочтут. Я только согласно кивнул.
– Не бери в голову: это у нас профессиональный юмор такой, – успокоил меня второй кибернетик. – На самом деле нет у нас тут высоких мест. Равнина сплошная. Остаётся только на дельтаплане подниматься.
– Самый высокий холм – метров сто. Оттуда видно где–то треть лагеря – не более того, – добавил Электроник. – Решай сам, нужно ли тебе это. Тем более, там много ям и колдобин. Лучше помог бы нам конструировать…
– Нет! – немного резко ответил я. – Пионер не должен отказываться от своих решений из–за небольших трудностей, а превозмогать их!
Этой своей фразой я заслужил одобрительный кивок со стороны обоих парней. Значит, продолжаем гнуть свою линию.
 – И что же делать? Мне жизненно необходимо разведать местность, и лучше всего для этого подойдёт наблюдение сверху. С высоты птичьего полёта.
На этих моих словах Электроник явно оживился и вернулся к столу, на котором остался лежать второй, маленький чертёж. Я тоже подошёл и решил рассмотреть творение юных изобретателей повнимательнее.
Чертёж оказался на редкость удивительным и своеобразным: снизу была изображена какая–то камера с широким объективом и вспышкой, а сверху нависал продолговатый предмет, напоминающий маленький дирижабль. Именно к нему и была подвешена камера на каких–то едва видимых ниточках. Заметны они были столь слабо, что сначала мне даже показалось, как будто на рисунке просто два разрозненных объекта. Карандашом здесь умеют работать тонко.
Подписи никакой не стояло. Просто рамка. Может, парни ещё не успели ничего написать. А может, не заморачивались. Всё–таки, не задание по черчению. Строгий препод не будет придираться к их творчеству с линейкой в руках и зачёткой на краю стола. Каникулы… порыв изобретательского вдохновения… Вон, музыкант тоже пояснения к нотам не всегда пишет. Показатель мастерства.
– Что вы нарисовали? – только и смог спросить я, тыча пальцем в чертёж. Неужели, это – именно то, о чём я подумал?
А подумал я о квадрокоптерах для съёмок на местности.
– Это наше новое изобретение, – пафосно принялся за объяснения Шурик. – Мы хотим отправить вверх фотоаппарат, чтобы до конца смены раздобыть виды «Совёнка» с высоты птичьего полёта… Главное, выдержку настроить, чтобы не расплывалось. И обязательно всем подарим. И даже Ольге Дмитриевне… и Виоле. На память.
– Стоп–стоп! То есть, получается, что мы хотим того же, чего и Лёша, – подвёл итог Электроник. – Значит, просто обязаны помочь друг другу. Вот только… есть одна загвоздка.
– Алекс, – машинально поправил я и уточнил. – И какая же?
– А как ты заставишь фотоаппарат снимать по команде? Кто будет щёлкать затвором, пока он в облаках парит? – вопрос рассмешил Электроника. Он прикрыл глаза и дружелюбно улыбнулся, продолжая пояснять, разжёвывать собственную мысль. – Мы пробовали сделать клапан и к таймеру приделать… Но пока ничего не вышло. Только вес прибавился.
Я вздохнул с облегчением, потому что прекрасно знал, как разделаться с этой «трудностью». Любой современный человек знает.
– Ну вы и проблему нашли, друзья мои бестолковые, – я отодвинул от себя чертёж и посмотрел ребятам в глаза по очереди, как взрослый на ребят. – Я знаю не только как заставить фотоаппарат работать на высоте, но ещё и его вес могу сократить грамм до ста. Пара воздушных шаров, и больше мне ничего не надо. Только гелиевых, свежо надутых, чтобы летали и долго не теряли сил!
– Ээ, – печально вздохнул Шурик и сокрушенно развёл руками. – Фотоаппарат сам по себе килограмм весит. Где ж ты столько шаров отыщешь?
– Он сказал, что сто грамм будет, – встрял Электроник с неприкрытым сарказмом. – Наверное, раздобыл волшебную палочку и теперь может уменьшать предметы по своему желанию.
– Давайте мне шары! Потом сами всё увидите! – более строго потребовал я. Ведь начни я им показывать свой мобильник и рассказывать, как работает его камера, то вовек бы не отделался от любопытства ребят. Одно дело девчонки, для которых техника стоит на десятом месте, и совсем другое – постоянные члены клуба кибернетиков. Здесь надо быть осторожнее, чтобы не нарваться на бесконечные расспросы. Соврать про японскую игрушку, как окрестила мой смартфон Оля, не выйдет. Наверняка они следят за всеми новинками. Выписывают какой–нибудь «юный электроник» или «юный слесарь–изобретатель». Вроде, в СССР были в моде такие журналы. Кстати, Япония, значит, у них тут есть, а Турции – нет. Хотя первая гораздо дальше… Странно.
– Ну… этого добра у нас было навалом, но мы всё вчера отдали Алисе, – прервал мои размышления Шурик. А я отошёл к столу и машинально заглянул в выездные тумбочки, где лежали болты, наждачная бумага, холщовая материя, спички и небольшой рулон крепкой бумаги. Ребята не были против, что я у них роюсь, и мне это нравилось – никогда не любил собственничество. Если, конечно, это не касалось вещей, принадлежащих мне.
– ДваЧе, – трепетно прошептал Электроник.
– Да, ей. Она их попросила и сказала, что ей необходимо для химических экспериментов, – чуть испуганно сказал Шурик. Наверное, уже представлял себя в этих экспериментах в роли подопытного кролика. – А кроме как в тех шарах, гелия у нас больше нет нигде. Единственный баллон закончился. В следующий раз надо попросить привезти побольше…
– Откуда вы привезёте–то? – спросил я. Любопытство превращалось в насмешку, ибо вопросы о городе уже больше ничего не вызывали, кроме улыбки.
– Из города, очевидно же, – ответил Шурик.
– А где он, город этот? – на пару секунд воцарилось молчание.
– Но если тебе не к спеху, то ты можешь подождать, пока мы сделаем дирижабль, – наконец, предложил Электроник, не обратив внимания на мой вопрос, но пытливый ум его предложение никак не устраивало.
– ДваЧе, ТриЧе, хоть ТридцатьПятьЧе! Неважно! – я всплеснул руками и выбежал прочь из клуба. Электроник проводил меня таким сочувственным взглядом, будто отправлял на смертную казнь. Причём, с предварительными пытками.
Домик Алисы я приметил по оранжевой лампочке, из которой с утра играла музыка. Именно туда рыжеволосая заходила вечером после ужина, а память у меня отменная.
Не успел я на почти сверхсветовой скорости подбежать к лампочке (которая почему–то горела, несмотря на яркий день), как ко мне не менее бодро сбоку «подлетела» Алис, предварительно выглянув из–за фонарного столба. Рубашка рыжеволосой бестии, как и вчера, была подвязана под грудью. И на нас обоих не было галстуков. Сперва девушка остановила меня за руку и грозно заглянула в глаза. Но потом взгляд её заметно потеплел, и Алиса, заговорщически подмигнув, спросила:
– Зачем пожаловал, новенький? Хочешь на себе испытать мои ловушки, мм?..
– Мне нужны воздушные шарики, – твёрдо ответил я, а девочка в ответ разразилась диким хохотом.
– Шарики! Ахах. Ты бы ещё в цирк у меня попросился, малыш, – но после быстро сделала лицо серьёзным и кивнула. – Ладно. Как говорил Винни–Пух: «Воздушным шариком кого хочешь можно утешить». А судя по твоей роже, утешение тебе жизненно необходимо. Без него ты помрёшь. Ляжешь здесь вот на дорожке и помрёшь. Пожалеть тебя, что ли? – она подмигнула.
Мои щёки залились жаром. Я почему–то ощутил себя ребёнком, которому и взаправду нужны цирки и воздушные шарики для игр. Надо было срочно объясниться, дабы не потерять облик взрослого серьёзного человека.
– На самом деле я хочу отправить в космос фотоаппарат, а шарики хорошо летают. Они у тебя ещё не выдохлись? Взлетают? Поднимаются? Гелий не утратил свою силу? – «какой Космос? Причём здесь Космос? Я же просто сфоткать окрестности хочу. Зачем я вру?»
– Ты бы мог придумать оправдание и получше. Держи, – Двачевская не стала пускать меня в домик. Наверное, у неё и правда там были свои секреты/ловушки. Девушка зашуршала чем–то внутри и вышла ко мне уже с тремя оранжевыми овальными шариками. – Надеюсь, тебе хватит? А может, просто гелия захотелось? Ну ты и нарик…
– Здрасьте – баллон покрасьте... С каких это пор от гелия торчат, а?
– Торчат? Фи, что за слова, малявка. Иди себе пешком под стол или оттуда не услышишь, как мама зовёт манную кашу есть?
– Так, хватит! Я учёный человек – я опыты провожу! – я умчался прежде, чем Алиса успела ответить. Но в спину мне раздался её звонкий смех. Тем не менее, возвращаться и доказывать рыжей её неправоту я не стал. Меня, в отличие от неё, ждёт важное дело.
Я уединился на маленькой полянке недалеко от умывальников. Первой моей мыслью было пойти как раз к ним (хоть какое–то ровное и открытое место), но там часто собирались пионеры, а мне не особо хотелось показываться им на глаза. Этим одноклеточным куклам... Пристали бы с расспросами, а я интроверт.
В кустах я извлёк из кармана смартфон, положил его на траву и принялся обвязывать со всех сторон резиночками от шариков. У меня это хоть с трудом, но получилось.
Я легонько отставил руку, и телефон поднялся в воздух. К сожалению, долетев до моего пояса, он завис, а потом и вовсе… медленно, но верно, начал опускаться, пока не спланировал в густую траву.
Трёх шариков явно не хватало… да и гелий за день выветрился. Вот не могли эти «учёные–мучёные» придержать баллон нетронутым! Но, что сделано – то сделано.
Куда идти, куда бежать, и где искать удачи? Я напряг все свои извилины. Что–то мне подсказывало: вчера я видел шары где–то ещё. Ими явно украшали какое–то учреждение. Вот только какое? Здесь их, кстати, немного, и можно перебрать все. Но лень.
Это явно не могли быть домики… Клубы я уже осмотрел… В музыкальном заведении сплошные инструменты… Точно, библиотека! Это здание настолько полнилось всякими плакатами и украшениями для привлечения недостающего внимания, что наличию там ещё и шариков я бы особо не удивился. Надо же хоть как–то привлекать пионеров к столь полезному, но порою скучному, занятию. Расширять их интеллект, к учебному году готовить. А также воспитывать верных бойцов партии и правительства, смело и уверенно смотрящих в будущее. Рассмеявшись, я убрал телефон обратно в карман, прихватил Алисины шарики и, весело размахивая ими в воздухе, отправился за новой добычей.
Дорогу я нашёл быстро, ибо твёрдо запомнил, что она неказистая и грязная. Тут такая была всего одна. Стоя перед дверью библиотеки, я думал, попросить ли мне шарики мирно или просто взять и отнять. Но лучший вариант (по моему разумению) – тихо стащить, ежели там никого не окажется.
«Решим по ситуации», – пришёл я к самому простому выводу и дёрнул ручку. Она поддалась. Внутри никого не оказалось, а вот шариков было полно, будто в фильме «Оно». Такого количества я ещё не видел. Их что, специально для меня развешали? Или у них какой–то праздник намечается? Но тогда бы мне на линейке сказали… Чёрт, я ведь на неё и не ходил! Может, зря?
Честно говоря, я засомневался, были ли шарики там раньше, да ещё и в таком количестве. То, что я пошёл именно в библиотеку, не было вызвано чёткими воспоминаниями. Свой вчерашний поход сюда я вообще помнил немного смазано. Устал, должно быть, за день, перегруженный эмоциями. Так что моя идея, что шары обязательно должны присутствовать именно в библиотеке, не обуславливалась ничем объективным. Будто мне просто эти сведения записали в голову, как на жёсткий диск.
Моё внимание привлёк глобус. Кажется, он светился, но это не было явной подсветкой. Скорее, он был покрыт очень ярким и блестящим на свету материалом. И всё же, что–то в свечении этой маленькой модельки земного шара показалось мне неестественным. Глобус явно хотели выделить – только каким образом это сделано?
Может, здесь другая география, и мне хотят это продемонстрировать?
Я подошёл поближе. «Самая обычная модель Земли–шарика. Можно поворачивать в разные стороны, хотя и с трудом. Видимо, неразработанный ещё. Наклон оси есть, льды обозначены: и сверху, и снизу». Я грубо проверил географию: вроде бы, все материки на месте, равно как и известные крупные острова. Ничего такого экстраординарного в глаза не бросается… Страны здесь не обозначены…
Я с минуту поигрался с глобусом, всматриваясь в его полупрозрачное нутро, но никаких осветительных приборов или проводов там не приметил.
«Да, умеют здесь электронику прятать. Что в лампочке, что тут… Может, краска на нём флуоресцентная…» – мне больше не хотелось терять время зря, и я собрал все шарики, которые были развешаны по стеллажам. С такой праздничной охапкой я вышел на улицу, и, присев на крыльцо библиотеки, ещё полчаса возился с тем, чтобы закрепить всю «ораву» шаров на такое маленькое, но всё же увесистое устройство, как мой смартфон. Некоторые верёвочки пришлось привязывать к другим, чтобы сэкономить место. Если бы у меня был планшет, получалось бы куда удобнее.
Наконец, работа закончена. Смартфон покоился в крепкой сетке из верёвочек, камерой вниз. Я проверил, хорошо ли он держится, не выпадет ли в полёте. Удовлетворившись результатом, я включил камеру на длительную запись и отпустил свою конструкцию вверх. И когда шарики уже были над моей головой, в неё закралась подозрительная мысль: «А каким макаром я эту хреновину назад возвращать буду? Вместе с юной рожей и телом телекинез мне явно не отгрузили, как и умение летать. Это что же… мне теперь ходить и наблюдать, пока вся эта куча шариков не сдуется и не упадёт сама? А если на дерево? Или длинной палкой зацепить? Эх, надо было нить привязать, как у воздушной змейки. Тогда бы точно запись не потерял».
Тем временем, шарики поднимались всё выше и выше. А ещё подбежала Женя. Она хлопнула меня по плечу (не хуже Алисы) и яростно закричала:
– Ты какое право имел разбазаривать казённое имущество?! У нас все шарики на учёте! Они к Дню Летнего Солнцестояния приготовлены, а не для твоих тупых забав! – «неужели где–то, кроме Эквестрии, отмечают этот «праздник»? Воистину дураки!»
– Нет ничего важнее опытов Великого Учёного, к когорте коих я себя с недавних пор причисляю, – гордо сказал я и поднял голову вверх, чтобы убедиться, что Женя до шаров не достанет. «Нее, не успеет даже в прыжке». – Ведь сказано же: «Учиться, учиться, учиться». И вообще, пока я тут с тобой болтаю, у меня шары убегают! Точнее, улетают.
Я явно переборщил с тягой. Шары с подвешенным к ним мобильником уже уплыли так далеко, что были едва заметны на фоне деревьев. Деревья, как назло, стали как будто бы больше, раскидистее, чтобы я ничего не мог рассмотреть за их плотными кронами. А мои движения сковывались, будто я плаваю в неплотной жидкости вроде спирта или керосина…
– Из–за тебя я всё потеряю! – отчаянно крикнул я и с задранной кверху головой понёсся по лагерю вслед за шарами. Я бежал, то и дело натыкаясь на различные препятствия: то на скамейку, то на куст, то на клумбу. Даже ударился головой о некстати подвернувшийся фонарный столб. Окружающие что–то орали мне вслед, но я не обращал внимания на их крики и даже не оборачивался. А препятствий как будто становилось только больше. Словно некто намеренно расставлял перед моими ногами и головой разные предметы, чтобы создать мне дополнительные трудности. Глаза от напряжения наполнились слезами, но я боялся моргнуть, чтобы не упустить из виду дорогущее оборудование. В итоге картинка перед моим взором стала размываться, но я держался и лишь мчался вперёд, таращась на улетающие шарики.
К моему счастью, ветер был умеренным, и относил конструкцию он не очень далеко. К тому же дул как–то по–особенному – ни с севера, ни с юга, а словно вверх. Никогда ещё такого не ощущал!
Сначала шары выглядели, как на выпускном, когда их только выпустили. А потом слились в маленького невзрачного паучка. Что уж тут говорить о смартфоне, который меньше и невзрачнее? Относило конструкцию всё выше и выше…
– Неужели ты впервые видишь, как ветер на своих быстрых крыльях несётся вверх? – я стоял возле скульптуры пионера с горном, придерживая его за трубу, когда услышал мелодичный голос Лены. – Такое бывает. Я люблю наблюдать за природой и наслаждаюсь её красотами, подмечая каждую мелочь. Разве человеческая рука способна создать нечто столь совершенное?
– Нет, только Бог… – прошептал я. – Такое со мной мог сотворить лишь Бог… Или нечистая сила по недостаточности моих молитв…
Девушка тронула меня за рукав, и по моему телу прошла внезапная дрожь. На душе неожиданно стало тревожно. Предчувствие скорой и неминуемой беды будто сжало моё сердце липкими паучьими лапками. Я не удержался и заглянул в мечтательные, чуть испуганные зелёные глаза Лены. В ответ она впилась в меня проницательным, освещающим самые потаённые уголки души, взором, но тут же отвела глаза и смущённо поправила синюю чёлку, окончательно прерывая зрительный контакт между нами. Видимо, поняла, что ведёт себя довольно вызывающе. Что твоя Алиса! И, встряхнув волосами, тут же вернулась к привычному облику застенчивой тихони. Но в тот момент мне показалось, что из–за маски на миг проявилось именно её истинное лицо.
– Мне сейчас не до красот природы, – критически ответил я. – Да и физику неплохо знаю: такого не бывает.
– Может, с точки зрения физики и не бывает, – на удивление твёрдо парировала мой ответ Лена. – Но я не раз своими глазами видела подобное. Потому что умею смотреть и замечать. Недаром меня считают здесь самой таинственной и ранимой.
Последняя фраза Лены звучала так, словно девушка гордилась своей ранимостью и мечтательностью. Ставила эти свои качества куда выше, чем сомнительные достоинства всех прочих пионеров, в том числе и мои.
– А ты часто встречалась с аномальн… – она явно не понимала этого слова, поэтому надо выражаться проще, – необычными явлениями?
– Для меня они обычные, – тихонько ответила синевласка уже привычным мне смущённым голосом.
– Ну, значит, ты просто очень любишь курить всякие дымные вещества, – я снова задрал голову, но не увидел в небе ничего. Лена настолько сбила меня с толку, что я упустил одну из самых дорогих для меня вещей – мой классный смартфон, а вместе с ним… Женины и Алисины шарики. Они ведь мне их тоже не насовсем давали. Точнее, я их не насовсем изымал.
– Что ты наделала, дура?! – заорал я на Лену. – По твоей вине я теперь не смогу закончить важнейший опыт! Я теперь никогда не узнаю, что там! – я тыкнул пальцем в небо.
– Что? Там небо… – Лена испуганно вытаращила глаза и вздрогнула всем телом, будто я поразил её в самое сердце калёным железом. – Я… я… я ни в чём перед тобой не виновата! Не кричи на меня!
– Что «Я»?! Я – последняя буква в алфавите! Теперь иди и ищи мои шарики и мой телефон! (Фотоаппарат!) Я жду! – всю свою милость (если она во мне и была когда–то) я сменил на гнев. Ну а кто из нас поступил бы иначе, а? Только мямля да тютя. Хотя, на самом деле, это мне не надо было терять бдительность и отвлекаться от шариков. А эти девы так и пытаются меня соблазнить своими сладостными речами и видами!
Лена всплеснула руками, опустила голову и едва заметно всхлипнула.
– Ну, что ты стоишь? Ищи! – скомандовал я, всё ещё кипя от ярости. Я был зол на неё, на ветер, на дурацкие шарики, на собственную глупость, и в первую очередь на этот лагерь, который не желал меня отпускать из своих цепких когтей. Совиных когтей. Лена бросила на меня умоляющий взгляд из–под густой чёлки и бросилась прочь, вглубь лагеря. Несмотря на свою скромность, бегала девочка довольно быстро. Догонять её я, естественно, не стал. Через пять минут она всё равно забудет и наш разговор, и вообще всю эту встречу. А я останусь с носом, как обычно.
Сплюнув под ноги, я с силой врезал кулаком по железной ограде. Ярость постепенно спадала, уступая место логике. Куда могли полететь шарики? Примерно прикинув свой маршрут по лагерю, я просчитал траекторию движения. Ветер нёс их не к центру, а прямо в лес через опушку справа от ворот. Но это по «физике», а в «Совёнке», если верить Лене, физика какая–то своя, собственная, альтернативная. Впрочем, плевать на Лену, плевать на них всех. Если пройти сквозь опушку, то, наверное, можно будет потом с какой–нибудь стороны попасть назад в лагерь. Не весь же «Совёнок» они забором обнесли. Хотя зачем мне лазейка, ежели я всегда могу зайти через парадный вход? С другой стороны, знания лишними не бывают. Мало ли зачем может понадобиться запасной выход. Вдруг он приведёт меня к заветной цели, и я узнаю больше об этом месте. Или ворота, которые вчера дружелюбно распахнулись от моего лёгкого прикосновения, сегодня окажутся заперты на амбарный замок? А ночевать в лесу хочется не очень… Меня всё ещё продолжало удивлять, что лагерь никто не запирает и не следит за входом. Заходи, кто хочет; бери, что хочешь; делай, что хочешь. Может, это – советская логика и вера в честность и порядочность всех окружающих людей? А может, коварная ловушка под названием «Совёнок» только рада получить нового пленника–пионера в свои сети? И никакие маньяки им не страшны. Кстати, кому «им»?
Рассуждая подобным образом, я планомерно двигался в избранном направлении. Наконец, передо мной открылась полянка. Посередине точь–в–точь по центру стоял ровнёхонький пенёк. Таких я не встречал, даже когда каждый день гулял по сочинским паркам, облагораживаемым специальным образом к Олимпиаде. Такое чувство, будто одинокий пень в середине поляны поставили специально для меня, перед этим помыв и почистив.
В природе таких явно не водилось, и, вероятно, было рискованно приземлять туда своё седалище. Но от длительной ходьбы мои непривычные к подобному ноги уже вовсю ныли. Удивительно, что после вчерашнего утреннего марафона сегодня я вообще мог нормально передвигаться. Сидеть на траве меня совершенно не тянуло, так что, опускаясь на пенёк, о риске я подумал в самую последнюю очередь. И только успел пожалеть, что у пенька нет удобной мягкой спинки и подлокотников, чтобы развалиться как следует, как произошло непредвиденное. Вернее даже, абсолютно невероятное, нелогичное, абсурдное, невозможное! А потому оно должно было быть вполне предвиденным!
В общем, не успел я толком сесть, как пень стал выше. Настолько выше, что мои ноги еле доставали до травы. И я даже не заметил, как он поднялся: такое ощущение, что он просто исчез и появился, но уже другой величины: намного выше, аккуратненько переместив меня безо всяких нагрузок. И только потом я понял, что он не вырос, а просто взлетел, словно ступа у Бабы–Яги, вырвавшись из земли с корнями. А треск я услышал с запозданием, словно звук отставал от изображения, как в плохо синхронизированном фильме.
Я рванулся вбок, чтобы спрыгнуть, но моё тело оказалось парализовано: не получалось пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже кончики пальцев, и те не желали меня слушаться. Можно было попробовать перевалиться спиной назад, но это было слишком рискованно. Со сломанным позвоночником я точно пропаду. В голове почему–то промелькнули слова «сонный паралич». Как будто я это уже где–то слышал: только вот припомнить, где, не мог.
– Успокойся, мой юный грешник, всё будет хорошо, – послышалось у меня над ухом, и в голове возник образ той девушки, которая пригрезилась мне ещё в автобусе. – Ты только смотри вперёд и слушай свою душу.
Пень поднимался всё выше и выше. Вот я уже «перелетел» кроны самых высоких деревьев. Дух захватывало, сердце стучало, как бешенное, норовя вот–вот выпрыгнуть из моей, ставшей внезапно слишком узкой и холодной для него, груди. Я вспомнил, как поднимался на самолёте, когда впервые с мамой и сестрой мы летели в Турцию. Это были незабываемые ощущения. Когда ты летишь второй раз – уже совсем не то. А впервые… непередаваемо, конечно. Поднимаешься над землей. Дома, дороги – всё уменьшается и постепенно превращается в макет, а потом и в плоскую картинку под твоими ногами. Чувствуешь себя птицей в небе, только устроившейся с комфортом, дарованным Цивилизацией. Хотя, птица, наверное, и так чувствует себя во время полёта вполне комфортно и привычно; как человек во время ходьбы.
В какой–то момент я сумел расслабиться, представив себя на огромном колесе обозрения в кабинке с прозрачным дном. Только здесь всё ещё круче и более захватывающе: грудь распирает приятная тревога, тело обдувает лёгкий прохладный ветерок, а перед глазами раскрываются все мыслимые и немыслимые красоты, которые уготовил для нас Создатель. Леса, поля и голубые небеса…
Вот я смотрю вниз и вижу целиком все разноцветные крыши «Совёнка». Забором лагерь окружён только с одной стороны, а со всех остальных охвачен подступающим лесным массивом, будто множеством рук или лап. Пожалуй, лес напоминал мне какого–то краба, у которого слишком много клешней – он их пытается поджимать, чтобы казаться «белым и пушистым», но никак не в силах спрятать свою хищническую звериную суть.
На юге от крайних построек лагеря растекалась большая вода: наверное, море, потому что я взлетел почти что до облаков, а границы водной глади всё ещё не вырисовывались – настолько она была широка.
И лучше бы они не вырисовывались и дальше… тот ужас, который проник в моё сердце, когда, наконец, я увидел ВСЁ, был непередаваем: поднявшись ещё выше, находясь почти между двумя облачками, я понял, что вдали передо мной простилается самая настоящая ледяная стена. Она, искрясь, поблёскивала на Солнце, как ледяные скульптуры, которые я в детстве видел в Питере. Именно такой стеной ограничивалась вода, и где эта самая стена заканчивалась, я так и не понял, даже когда «Совёнок» превратился в едва заметную точку. Слегка заворачивая вдали, стена, похожая на Великую Китайскую, выходила из недр моря–океана–горизонта и простиралась бесконечным голубым овалом до самого закруглённого неба.
Поднявшись ещё выше, я понял, что возвышалась эта стена не только над морем, но и над лесами, лугами, полями, небоскрёбами. Вырастая из природной зелени, словно гладкая, белоснежная скала, она переходила в нежно–голубой оттенок. Стена охватывала целиком и полностью весь этот мир; окружала его, словно стекло мутного аквариума, запирающего дивных морских обитателей, не давая им воли. Я не мог поднять голову наверх, чтобы посмотреть, где же заканчивается эта стена, и начинается небо.
Становилось холоднее, а вот стена постепенно делалась прозрачнее и сужалась, будто купол. Сейчас я пожалел, что не надел в сегодняшнее своё путешествие свитер. Мысль о том, что моя верхняя одежда пропала вместе с курткой и джинсами, сейчас уже абсолютно меня не интересовала. Просто становилось холодно. Пожалуй, одного свитера мне было бы мало – холод усиливался и в конце концов пробрал меня до самых костей, обратившись в мороз. И вот, наконец, я почувствовал макушкой головы, затылком и верхней частью спины лёгкое прикосновение к чему–то ультрахолодному.
Мои члены «разблокировались», и паралич спал. Так – главное, не увалиться от радости! Первым делом я осторожно наклонил голову и немного отодвинулся вперёд, чтобы не прикасаться к леденящей стенке «купола». Для этого мне пришлось немного передвинуться с риском грохнуться вниз. Когда я свесил голову и посмотрел, куда же рисковал упасть, меня пробрал безумный страх. Животный ужас. Подо мной не было ничего, кроме мягких, ватных облаков. И даже до них было уже безумно далеко. Нечто похожее я наблюдал в самолёте, но тогда я был крепко пристёгнут к креслу, защищён плотной металлической обивкой. Под моими ногами был какой–никакой, но всё же пол. Так что самолётов я не боялся. А сейчас – одно неверное движение… и… Лететь вниз я буду долго, наверное. Или нет… Но вся жизнь со всеми её падениями и взлётами точно успеет промелькнуть перед глазами.
Стараясь как можно меньше двигаться, я очень осторожно обернулся назад: там была самая настоящая стена из самого настоящего льда. В какой–то степени, я именно этого и ожидал, когда ощутил соприкосновение с чем–то пробирающе холодным. Но всё же не мог поверить до конца, пока не увидел своими глазами. И даже тогда не смог. Изо всех сил вцепившись одной рукой в пенёк под собой, я протянул вторую руку и прижал ладонь к своду над головой. Лёд! Действительно, самый настоящий лёд. Холодный, но немного тает от тепла моей руки. На ладони остаётся влага от прикосновения, а за шиворот падает несколько капель. Но не водянистых, а каких–то вязких, как будто этот лёд сплошь состоял из гигантской застывшей медузы или замороженного бесцветного киселя.
– Так вот откуда берётся дождь! – вслух сказал я и тут же получил ответ тем самым мелодичным ангельским голосом, который разговаривал со мной совсем недавно.
– Да. Именно отсюда он и получается. Солнце крепится к Небесному Своду и потихоньку его растапливает. А земля орошается влагой. Творец всё продумал… – лилось мне в уши из неведомого источника. Голос становился всё нежнее, плавнее, более певучим.
– А когда весь свод растворится? – спросил я. Даже паря в поднебесье на летающем пеньке, я оставался самим собой, со свойственным мне логическим складом ума и неуёмным любопытством.
– Тогда наступит Судный День; мы все погибнем и предстанем на Страшном Суде перед своим Создателем, – спокойно получил я ответ.
– Мда, неутешительно.
– Но случится оное не скоро, – продолжил прекрасный голос. – Потому что ночью пары воздуха остывают, становятся туманом, поднимаются всё выше и выше и в конце концов сливаются с Небесным Сводом, восполняя его потери, понесённые за день. Чтобы, когда взойдёт Солнце, снова пролиться на землю дождём.
Я опять посмотрел вниз. До сих пор сижу на пне, только он парит над облаками. Под самым небесным сводом. Причём, в прямом, а не в переносном смысле. Корни пня, будто волосы седого инопланетянина, развеваются на ветру, сбрасывая вниз маленькие кусочки земли. А где–то подо мной, скрытая от моих глаз облаками – маленькая Земля. И с одного края до другого наша планета накрыта прозрачным сферическим тазом. А совсем наверху некий механизм, который крепит к этому тазу и Солнце, и Луну, и ещё множество мелких острых деталек, вращая их по причудливым законам. Я так понял, это звёзды. Какое странное архитектурное сооружение!
«Даа… Великий Архитектор Вселенной. Кто же он? Действительно, Бог в христианском понимании? Или некая сверхсущность заглянула на огонёк и решила немного поиграть?» – почему–то подумал я, а голос угадал мои мысли.
– Архитектор, Архитектор. Мы все обязаны ему удивительной и прекрасной жизнью. Взгляни повнимательнее, всмотрись в Купол. Осознай, насколько велико его Творение, – и я принялся крутить башкой то в одну сторону, то в другую, придерживаясь за гладкий пень руками. Купол действительно потрясал своей колоссальностью. Он обхватывал целый мир! В голове не укладывается даже! Внизу был плотным и белым, а сверху казался полупрозрачным, но, может, просто постепенно становился голубоватым. Даже находясь практически вплотную, я никак не мог до конца разглядеть его цвет. То тут, то там с вершины купола свисали огромные сосульки–сталактиты, каждая из которых казалась огромным небоскрёбом, только построенным вверх тормашками Самой Природой. То, что я, поднимаясь вверх на пне, сперва принимал за следы от летящих самолётов, было снегом, окутывающим эти небесные выступы.
– А ещё ты должен знать, что в Куполе есть Дверь. И тебе надо её найти… найти, знайти, знайдти… – голос усиливался, эхом отражаясь от стенок купола. Казалось, ещё чуть–чуть, и он разорвёт мои барабанные перепонки. – И Мы верим, что Ты сможешь это сделать! Для этого мы тебя и послалиии!
Звук «И» с такой силой ворвался в мои уши, что я отцепился от пня, и, едва не упав при этом, заткнул раковины пальцами.
Треск. В моих ушах завизжало, как будто мозг пилили маленькой бензопилой. Облака тем временем сгущались, и многие сосульки, торчащие прямо передо мной, начали обволакиваться белым плотным туманом: практически таким, в который я угодил вчера. Вскоре я уже практически ничего не мог разглядеть. Кристальные красоты пропали в белоснежном киселе тумана. Пень начало заметно качать. Я вновь обернулся назад, словно искал у стены за спиной какое–то спасение и даже упёрся в хладную поверхность руками, пытаясь держаться за гладкую поверхность. «Как будто бы это поможет мне не упасть, если пень перевернётся… Хоть бы поручень появился…»
Мои мысли были прочитаны, и на своде за моей спиной моментально возникла сосулька–сталактит, да ещё и удобная, изогнутая. Я осторожно перевернулся, держась руками за верх пня. Оторвав их, жадно ухватился за сосульку. Моё лицо оказалось практически вплотную прижато к стенке свода.
И тут я удивился ещё больше. Стена всё–таки была прозрачной или стала ей сейчас. А за ней, далеко внизу, оказывается, были какие–то предметы. Я точно видел их очертания. Я попытался понять, что там, и стена, будто лупа, приблизила картинку. Она читала мои мысли… Теперь я видел окружающее, будто на листе бумаги. Это оказались не просто абстракции, а самая что ни на есть Земля, ещё одна. Такая же, как та, откуда я недавно улетел в поднебесье. Тоже зелёные поля, тоже леса, ТОЖЕ ЛАГЕРЬ «СОВЁНОК». Несмотря на то, что находился я на огромной высоте, через стенку–лупу всё просматривалось кристально чисто, как под микроскопом или в зоопарке, когда смотришь через стекло на копошащуюся по другую сторону мелкую живность. Мне показалось, что я даже нашёл наш с вожатой домик–вигвам, будто моё зрение усилилось раз в сто, и я превратился в коршуна, высматривающего добычу.
Наверное, это и есть зоопарк – только не для животных, а людей. Меня… Алисы… Ульяны… Лены… Каждый домик – как вольер.
Пень резко принялся опускаться, да с такой силой, что мой дух воистину ушёл в пятки. И, как выяснилось, это не метафора, ведь душа у человека есть, и она запросто может перемещаться по телу. И я это впервые по–настоящему ощутил, совершив таким образом важное открытие в теологии и анатомии. Снова вцепившись руками в пень, я очень надеялся, что перемещения моей души ограничатся именно телом, и она не надумает самопроизвольно покинуть его, отлетев в иные миры.
Учитывая невероятность метаморфоз, которые произошли со мной за секунду до этого, перемещение души выглядело более, чем реально.
Летел вниз я с бешеной скоростью – какие уж там американские горки! Никогда больше после сегодняшнего полёта не сяду на этот дурацкий аттракцион! Я судорожно хватался за ребристые края пня, дабы не улететь куда–нибудь в сторону. Наверное, переломал себе все знатно отросшие ногти, но что такое ногти в сравнении с жизнью? Сердце колотилось от волнения, а ладони потели. Наконец, я с глухим ударом шлёпнулся назад на полянку, откуда начал своё необыкновенное путешествие к Небесному Куполу. От резкого удара я слетел прочь с пня и приземлился ладонями о землю. Удивительно, что без боли. Я уж думал, как минимум, переломаю себе все кости. Наверное, пень успел заботливо замедлиться, а то бы я напрочь разбился.
– Лифт приехал, – рефлекторно пошутил я сам с собой. – Первый этаж. Покидая лифт, не забудьте свои вещи. Спасибо, что воспользовались услугами нашей компании Лифтопень Инкорпорэйтэд. Отсмеявшись, я встал, отдышался и почему–то вновь уселся на пень. И только потом сообразил, что не стоило бы опять подвергать себя опасности. С этой мыслью я снова вскочил на ноги и чуть опять не свалился. Ноги были абсолютно ватными, а меня самого заметно трясло. Наконец, кое–как справившись с собственным телом, я ощутил твердыню и осмотрелся.
Ко мне спешила девушка, и я с лёгкостью узнал в ней Лену. Лена шла быстрым шагом, стараясь смотреть куда–то вбок, а не вперёд, как будто боялась снова встретиться со мной взглядом. Её руки были сложены за спиной, но, когда она их оттуда достала, я увидел, что держит «пионерка» ни что иное, как все мои шарики и смартфон, аккуратно сохраняя все завязанные мной узлы в исходном состоянии. Я даже удивился, как ей удалось так умело прятать большущую охапку сзади, что я ничего не заметил. Шарик – это же не иголка! Но после моего полёта к небесам я уже был готов к любым чудесам и непоняткам. Невозможное – возможно! Вот – девиз этого места. Только возможно оно по большей части далеко не в хорошем смысле.
Пока Леночка подходила, я ещё раз осмотрел полянку, стараясь угадать, к какой части «Совёнка» она относится, и относится ли к лагерю вообще. Когда сюда бежал – я совершенно об этом не думал. Издалека виднелась крыша какого–то домика. По–видимому, крайнего, рыжего цвета. Сама поляна теперь напоминала скорее площадку: она была усеяна невысокой газонной травкой, и на ней появились три дорожки. Раньше их, кажется, не было. Пень стоял как раз на перекрёстке. Деревья, окружающие поляну, – сплошная хвоя как символ смерти и одновременно возрождения… Вместо них раньше, кажется, были дубы и березы…
– Ого, достала! Молодец! Должно быть, это было несложно – они наверняка упали где–то рядом, ведь гелий долго не живёт. – Я скрестил руки на груди и прищурился, сделав пару шагов по направлению к девушке.
Лена засеменила быстрее и опустила глаза в землю.
– Привет… я… я… – Лена быстрым движением протянула мне все утраченные вещи, вкладывая смартфон в ладошку. – И… извини… мне очень захотелось загладить свою вину.
 – Лен, а ты видела моё приземление, а? Ну, там, корабль идёт на посадку, «Космодром готов вас принять», «Байконур, у нас проблемы». Не?
– Те, у кого ты забрал эти шарики, – продолжила, не слушая, девушка, – ты можешь не возвращать их им. Если будут спрашивать, я возьму всю вину на себя. Скажу, что ты попросил меня присмотреть за шарами, а они взяли… и улетели…
Её носик дёрнулся.
– Да не надо, Лен… Тем более, это я взял шары, а я ведь ответственный человек и всегда говорю только Правду…
После этих слов девочка резко развернулась и ушла, но я успел рассмотреть, как её щёчки подёрнулись краской, а плечи вздрогнули. Такое бывает, когда человек очень волнуется и на грани плача.
Непонятно только, почему она решила отыскать мою пропажу. Кажется, Лена сильно обиделась после разговора со мной. Да и виновата она в общем–то не была. Любит помогать людям? Считает себя виноватой во всех бедах мира? Бывают и такие… Или её заставила та же загадочная девушка–дух из моего сна?
Я сжал в руках свои «драгоценности» и, ощутив холодный корпус телефона, очнулся в кровати.
***
Да, в реальности весь полёт был сном. Это если за реальность принимать мои предыдущие приключения в «Совёнке». Что ж, тем лучше, ибо откровения, которые мне пригрезились, ни в коем случае нельзя принимать серьёзно. Это всего лишь плоды моего воспалённого воображения, накачанного теориями заговора из Интернета.
Я присел в кровати и потянулся, почему–то сжимая кулак. А в нём был мой драгоценный телефон, который я немедленно засунул обратно под подушку. Разумеется, удостоверившись, что он выключен, ибо если я растрачу зарядку, то у меня не останется последнего средства для фотосъёмки.
– Интересно, как он здесь оказался. Наверное, схватил во сне, когда в этом кошмаре очутился, – припомнив шляпу из фильма про Фредди Крюгера, произнёс я нарочито громко, надеясь привлечь чьё–то внимание. Внимание той, кто меня разбудил, если в этой версии реальности меня тоже разбудили. По сюжету разбудившей должна быть Ольга. Но я ещё не окончательно отошёл от своего сна и ожидал услышать ангельский голосок девушки, сопровождавшей меня в полёте.
Но нет. Отклика не последовало. На этот раз я очень чётко осознавал, что нахожусь в реальности. Я пересчитал пальцы на правой руке, а через пару секунд сделал это повторно, сменив фокус. Такая процедура называется «проверка реальности» – по опыту я знал, что если сплю, то всё время буду получать разные результаты. Во сне ведь сила концентрации слабеет, и мелкие детали быстро забываются и оттого трансформируются.
Выходит, все события этого утра мне приснились? Я не ходил в клубы, не брал шары у Алисы и из библиотеки, не ссорился с Женей и Леной. Да и действительно, зачем надувать гелием шары для праздника заранее? Они же все сдуются! Полный бред.
Судя по всему, сейчас было раннее утро, и до линейки ещё далеко. В домик вошла Ольга. Внимания она на меня не обратила и, не оборачиваясь, подошла к окну. Вожатая с хлопком его открыла и далеко высунулась, то ли следя за мимо проходящими редкими ранними пионерами, то ли, решив подышать свежим воздухом, спокойно созерцала окрестности из своей «резиденции». За пару дней она произвела на меня впечатление некоей «домоседки», ходящей на работу (в данном случае, на линейки и завтраки–обеды–ужины) по тягостному принуждению. В промежутках между этими невероятно важными делами Ольга читала. То на своей кровати в домике, то на шезлонге рядом с нашим вигвамом.
– Алексей, ты так рано! – улыбнулась вожатая. – Вчера я добудиться тебя не могла, а тут ни свет ни заря. С петухами решил вставать? Это правильно. Хороший пионер не должен быть засоней! Вот когда я была в твоём возрасте, то всегда в школу приходила первой, так что школу открывали вместе с моим приходом! Одевайся, умывайся, чисть зубы и на линейку!
Я встал с кровати и подошёл к венику, притаившемуся в уголке у двери. А затем начал подметать пол, потому что во время любого конфликта мне было приятнее параллельно заниматься каким–нибудь делом. В том, что конфликт назревает, я не сомневался, несмотря на улыбку Оли. Она слишком любила командовать, в том числе мной. А я этого позволять ей не собирался. Да и вообще, удивить врага никогда не помешает. Может быть, именно Ольгу я к своим врагам, пожалуй, не относил. Больно много чести для неё. Зато врагом был сам лагерь «Совёнок». И позволять ему изучить меня я совершенно не собирался.
– Оу, решил прибраться? – с удивлением следила за мной Ольга. – Молодец. Чистота – залог здоровья! Порядок – прежде всего!
– Хватит разговаривать со мной, как воспитательница в детском садике! Я же не говорю тебе, например: Оля, а ты сегодня позавтракала? А калоши надела от дождичка? Чем пилить с утра взрослого человека, лучше бы вон почитала у себя на шезлонге. Не боись, не сгоню! Кстати… а куда я дел книгу «Золотой телёнок»? Её надо бы возвратить…
– Уже. Ты её бросил на землю (нельзя так обращаться с книгами)! Я ещё вчера вечером отнесла в библиотеку. Всё ведь дочитал?
– Да.
– Быстро, однако. А ещё никогда не забывай про галстук и обязательно его надевай. Вчера вечером ты вернулся без него на шее.
– Ага, конечно. Я и ушёл без него, – я рассмеялся. Кажется, предсказанная мною ссора всё–таки состоится. – Я и крестик–то не каждый день надеваю, а уж какой–то галстук. Нет, не хочу. Он мне мешается. Да и завязывать проблематично. Обойдусь, пожалуй, без внешней атрибутики. Плохого от этого всё равно ничего не случится. Или, может, небо упадёт на землю? Что–то я в этом очень сомневаюсь! Хотя, может быть, Небесный Свод налетит на земную ось...
Вожатая не успела ответить. Внезапный порыв ветра хлопнул створкой окна по лбу повернувшейся ко мне девушки, и она, как ошпаренная, отскочила вглубь спальни. Ветер с невероятной силой откинул створки назад, а затем захлопнул. «Он что, меняет направление?» А силища какая! Он их не просто закрыл, а я бы даже сказал, треснул стёклами со всей дури по раме. «А есть ли у ветра дурь? Язычники в такое верили…»
Мне бы не быть дураком и подпереть окно чем–нибудь, но я раскрыл рот, наблюдая за разбушевавшейся бурей, в то время как явление повторилось снова, и на этот раз куда как сильнее. С разрушительной мощью.
Разумеется, окно моментально разлетелось на множество осколков, часть из которых со свистом пронеслась по комнате. Хорошо, что моя реакция включилась раньше, хоть и несколько запоздало. Я не был ни МЧСником, ни военным, ни полицейским, но в экстремальных ситуациях реагировал чётко (мда, это ещё не раз мне поможет!).
Ответил на вызов стихии я очень вовремя: с силой толкнул Ольгу в угол, а сам вжался в стену рядом, тяжело дыша. Буквально за долю секунды до того, как окно вновь столкнулось с рамой. Ещё бы чуть–чуть, и мы могли получить серьёзные ранения, потому что осколки пулей пролетали в том числе и на уровне наших шей и других уязвимых участков тела и осыпались грудой посреди цветного коврика, где я стоял раньше. Мне вспомнился недавний случай со стримером, который настолько бурно комментировал свою партию в Доту, что махнул рукой по зеркалу. Оно разбилось, и один из осколков, отлетев, повредил парню сонную артерию. Смерть наступила почти мгновенно. Такая жалкая кончина… Такое глупое завершение игры…
Я забыл обо всём, что творится в комнате, и погрузился в воспоминания об этом ютубере, на стриме которого мне посчастливилось побывать как раз в тот ужасный момент. Стрим удалили, но я успел сохранить его себе на комп. Немного подредактировав трансляцию для пущего эффекта, я выложил её на YouTube и благодаря этому заработал пятьсот тысяч, потому что видос быстро стал мегапопулярным, а монетизация на моем канале уже стояла. Да и цензура в то время работала не так активно, и удалялось подобное не сразу…
Не, ну а что? Человеку ведь всё равно уже не поможешь – так хоть заработаю чуть–чуть.
Иногда я выкладывал в сеть свои соображения касательно игр: в основном, резкую критику.
Но Ольга не дала вспомнить мои былые «чудеса». Я почувствовал, что вожатая заключила меня в объятия и довольно коротко, но страстно поцеловала в губы. «Что же не так в этом поцелуе?» У меня было в жизни несколько непостоянных девушек, но целовались они по–другому… и я говорю вовсе не о чувствах! Обыкновенно поцелуй более расслабленный, человечный, менее чёткий… здесь же я ощущал идеальное исполнение: губы Ольги легли ровно на мои, тут же засос… знаете, будто с насосом поцеловался. Во рту тоже никакого вкуса, кроме свежести от, по–видимому, недавно почищенных мятным порошком зубов. Я закрыл глаза и пытался вдуматься в ощущения, втянуться в процесс, но ничего. Пустота! Ощущений не было вовсе. При том, что Оля – девушка привлекательная, не буду спорить. Но у меня даже не возникло желания обнять её в ответ. Равно как и никакого другого желания, естественного в подобной ситуации.
Через пару секунд Оля, наконец, разжала свои объятия и, покраснев, неуверенно одёрнула юбку, задравшуюся от порыва ветра. На её лбу вскочила приличная красная шишка от удара рамы. Она снова отвернулась к окну и принялась непроизвольно загибать пальцы. «Хрен её знает… ущерб что ли считает?»
– Эмм… Спасибо, Алексей, – проговорила она, стоя ко мне задом. – На линейку сегодня можешь не приходить. Разрешаю, – смущённо произнесла девушка, но за поцелуй извиняться не стала. А на линейку я и так не собирался, и её позволение для меня ровным счётом ничего не значило. При этом… мне было на удивление приятно. Ведь это было не просто разрешение, а искренняя благодарность. Как и поцелуй. Пожалуй, осознав её мотив, теперь я ответил бы на порыв Ольги с большей охотой. Мне понравилось чувствовать себя героем? Неужели я становлюсь более сентиментальным? Ну нет, не дождётесь.
– Да, кстати, сегодня у нас по планам карточный турнир! – уже более спокойно продолжила Ольга, выглядывая в окно. Ветер стих, будто его и не было вовсе. – Сыроежкин разработал целую стратегию, и мы должны её опробовать. К тому же это будет хорошая разминка для ума.
– Карты я люблю. Это дурак, покер или вист? – я поставил веник на место и улыбнулся.
– Сам ты дурак! Что за хокер? Какой ещё лист? Таких игр не существует! Напридумывали себе блатняка, и давай совращать с истинного пути честных пионеров. Ну уж нет, на деньги играть я вам не позволю уж точно! Да и откуда они у вас возьмутся… Саму игру тоже придумал Сергей, и она не похожа на обычные карточные игры. Это – логическая забава, почти как шахматы. Сама проверяла.
– Чего? Кого совращать? Это же классические карточные игры! Неужели ты правда никогда не слышала о Дураке?
– И не просто слышала, а ещё и видела. Точнее, вижу. Каждый день, когда на тебя смотрю! И не только на тебя… Надоели вы мне все… Иди уже…
– Правильно, – согласился я. – Ведь азартные игры в детских лагерях запрещены… хотя откуда здесь дети?
Она молчала, а после скрестила руки на груди. Я повторил жест за Олей.
Дальнейшее развитие темы карточных игр было бы излишним. Ольга явно не была не только профессиональным шулером, но и вообще человеком, разбирающимся в игральных картах.
«Наверное, даже мастей не знает…» – сделал я шуточное предположение, но потом мне доведётся воочию убедиться, что это чистая правда.
– Здесь есть какие–нибудь деревни или посёлки? – вспоминая свои вчерашние мытарства с туманом, я наконец–то мысленно пришёл в порядок и настроился на деловой лад.
– Конечно, есть. На другом берегу залива небольшое село. Ты мог его видеть, если прогуливался по пристани. Там ещё железнодорожная станция, поезда ходят…
– А ледяной стены там случаем нет? – вырвалось у меня изо рта воспоминание сегодняшнего сна. Вожатая аж рот открыла от удивления. Но быстро нашла, что ответить.
– Опять ты со своими шуточками?
– Да не шучу я… я правда всё видел. Знаешь, наша Земля на самом деле плоская, – рот вожатой так и не закрылся, а розовый язычок высунулся вперёд. Она подняла указательный палец вверх и вытаращила глазёнки.
– Никуда не ходи, слышишь?! Ты перегрелся! Тебе к Виолетте надо! И как по–твоему по ледяной стене будут ходить поезда?
– Э... С трудом, наверное? А по заливу катера ходят? Или, скажем, паром? – от нахлынувших надежд на скорое избавление у меня мигом поднялось настроение. Когда ты в вынужденном заключении, нельзя пренебрегать никакой возможностью выбраться назад, забраться в свою тёплую ласковую квартирку. Такую родную и в то же время до боли далёкую… – Оль, я бы хотел сестру навестить. Она живёт в Питере и уже наверняка без меня соскучилась. Всё время приглашает, а у меня никак времени не находится… Работа, знаешь ли. Так что скорый поезд бы не помешал…
– Сестру? Сестру – это, конечно, хорошо! Это – просто замечательно! Вот после смены договоришься с родителями и съездишь. Ты тут всего на неделю, и то родители с трудом с директором договорились. Мест–то, как видишь, нет, – девушка махнула рукой в сторону моей койки. – Но зачем ты Ленинград называешь так вульгарно – Питер?! – Ольга скривила губы. – Это дореволюционные пережитки, Арсеньев! Или ты из этих? Из диссидентов или каких других хулиганов антисоветских?
– Ты белены объелась, Олень? Санкт–Петербург – город на Неве.
– Как ты меня назвал?! – девушка поставила руки в боки и надвинулась на меня. В тоне её голоса мне почувствовалось нечто знакомое. Где–то я слышал подобное. Точно, именно так возмущается Алиса, когда её называют «Дваче»! Неужели и авторитетной вожатой не чужды столь детские обиды?
– Олень…ка, – поправился я, не желая скандала, и даже выдавил из себя улыбку. А после продолжил, дабы окончательно всё замять. – Петербург – город Святого Петра, названный так Императором Петром Великим! Он его строил, и мы не в праве менять волю создателя! – мне почему–то захотелось надеть свою цепочку с крестиком, оставленную позавчера вечером на полочке да перекреститься. Но… Разумеется, ничего я там не нашёл (что, впрочем, вполне соответствует законам лагеря), а вместо этого забрал с кровати Олину панамку и демонстративным движением натянул до ушей. Хай пионеры гордятся моим трофеем!
– Арсеньев, тебя чему в школе учат? Во–первых, последний царь Николай Кровавый переименовал город в Петроград. Просто взял и переименовал. И никого не спросил. Во–вторых, Санкт–Петербург построен народом и на народных костях. Так почему же трудовому народу не изменить название города Трёх Революций? Это и правильно, и справедливо. И название ему дали в честь самого человечного человека – человека, чья смерть глубокой скорбью отразилась в сердцах всего трудового народа и всего прогрессивного человечества … Ну а в–третьих, отдай панаму! А насчёт переправы через залив: может, тебе ещё пароход предоставить? Или собственную яхту? – Ольга насмешливо улыбнулась и пошла проводить линейку, всё–таки ухитрившись перед дверью сорвать с меня свой головной убор. На самом деле я и не претендовал на него, а просто прикалывался. Так что особо воевать за него не собирался. Вот ещё, в женской панаме по лагерю разгуливать!
Неплохо бы перед завтраком побродить по пристани и понаблюдать за противоположным берегом. Может быть, удастся достать лодку или что–нибудь ещё, пригодное для небольшой морской прогулки. Пускай это будет хоть плот! Сейчас я был готов добираться даже вплавь, руками! В старших классах отец заставил меня ходить в бассейн, мотивируя это тем, что каждый уважающий себя мужчина должен уметь плавать. «Мало ли», – говорит. – «Будет тонуть какая–нибудь дама – а ты раз, и спасёшь! И жену себе приобретёшь таким макаром! Да и форму подтянуть не помешает, а то всё за компьютером да за компьютером…» Так, к слову о форме… Пионерской форме. Форму я надел, ибо больше всё равно носить нечего. Но галстук, как и во сне, сунул в карман. Надевать его слишком муторно да и не нужно.
В шкафу я также нашёл красную пионерскую пилотку: очень хорошо, иначе в Краснодарском крае немудрено и тепловой удар схватить. Смотрится по–идиотски, конечно. Ну да и хрен с ним. Не на собеседование иду, и даже не на свидание.
«Надеюсь, там не так и далеко», – самоутешался я, выходя на песчаный пляж, перемешанный с травой. Здесь было разбросано множество камней, но каждый из них гладкий и какой–то причудливой формы, словно на подбор. Будто я не на дикой природе, а в музей камней пришёл. Кажется, мне уже недавно приходило в голову сравнение «Совёнка» и музея. Когда? Ах да, во сне.
Да–да, на другом берегу действительно виднелись какие–то серые, белые и красные постройки. Наверное, и правда село. А может, даже маленький городок… Или хотя бы посёлок городского типа. Впрочем, в любой деревне должна быть транспортная станция, иначе как жителям–то добираться до того же райцентра и дальше? А если кому в Москву надо к родственникам?
Над парочкой домов курился лёгкий дым. Странно, ведь сейчас лето, и топить не нужно. Может, предприятие? Но в маленьких посёлках предприятий не водится. Но в Сочи сейчас почти зима! Если я не потерял счёт времени, приобретя взамен провалы в памяти. А верить в это не хотелось. Интересно, а какое время года Там? Ежели в России январь, то где в это время лето? Согласно географии, в южном полушарии. На той стороне, за экватором. Получается, я в Австралии или Новой Зеландии? А может, в Антарктиде? И мне опять вспомнился сон с пнём. Согласно теории плоскоземельщиков, ледяная стена находится ведь именно в Антарктиде. Точнее, вместо Антарктиды.
Беглый осмотр показал отсутствие в пределах видимости лодок и прочих плавательных средств, в то время как прозвучавший горн подсказывал, что пришло время завтрака.
На завтрак я и направился. Ведь пристань всегда может подождать: это же не экзамен – не убежит. А плавать с бурлящим животом – только тошноту разводить. Повторять свои вчерашние подвиги (весь день ходить голодным) меня совершенно не тянуло. Если ещё раз соберусь сбегать – запасусь едой заранее.
На завтраке я сел рядом с Шуриком и Электроником. Очки были на Шурике, как и положено. Во сне ведь иногда факты искажаются. Тем не менее, они были именно такими, какими я их запомнил. Это наводило на определённые мысли, которые я решил тут же и проверить:
– Привет. Вы случаем никаких дирижаблей не конструируете? – спросил я, надеясь получить отрицательный ответ. Хотелось ещё раз убедиться, что увиденное было просто сном. Глупым сном, сляпанным моим уставшим и офигевшим вконец мозгом из обрывков эмоций и впечатлений.
– Конструируем! – обрадованно воскликнул Серёжа. – А откуда ты узнал?
– Мы хотим снять лагерь с высоты птичьего полёта, – добавил Александр.
Я нервно улыбнулся и чуть не схватился руками за голову, но вовремя сдержался. А то ещё психом сочтут, а зачем мне такая репутация? Но это был, конечно, финиш. Оказывается, сон–то вещий. Что ж, после прогулки по пристани наведаюсь к юным кибернетикам и узнаю всё подробнее… А ещё надо посмотреть, не появилось ли на моём смартфоне каких–то новых записей. Сон–то он сон, но мало ли…
ЗАПИСЬ СО СМАРТФОНА
Да! Там была новая запись, датированная этой ночью! Почему–то 24–ое августа 2019–ого. Ладно, наверняка какой–то сбой!
Итак, сначала то место перед библиотекой, где происходил запуск: вот серое здание, вот пристройка, вот трава под ногами. Вот последнее колыхание телефона в моих руках, и вот он уже поднимается ввысь, а внизу я бурно спорю с Женей. Собственно, как оно и было во сне.
Всё выше, выше, и выше. Впрочем, я это уже всё видел, когда летал на пеньке, поэтому рассказывать особо нечего. Запись на смартфоне один в один повторяла мой сон. Я ещё раз посмотрел на утопающий в зелени «Совёнок» сверху, на пёстрые крыши и разбросанный причудливо лес. Всё это вместе смотрелось на удивление гармонично, славно на картине талантливого художника, или, даже скорее, гениального дизайнера уровней. Только вот я точно был не на своем месте. Потому окружающие красоты скорее казались мне нелепой насмешкой.
Когда лагерь превратился в маленькую точку, никакого моря и тем более ледяной стены не обнаружилось. Камера просто улетала в облака, и объектив вскоре запотел в белесом тумане, не в силах показывать изображение дальше. Собственно, облака ведь это и есть туман, только наверху. А к экстремальным условиям камера смартфона не приспособлена.
Больше смотреть было нечего до самого конца. Я включил быструю перемотку, и всё закончилось на трясучем бесшумном толчке.
Жалко, что ребята ушли раньше, чем я начал это смотреть. В любом случае, надо будет всё им показать, ведь они мечтают снять «Совёнок» с высоты птичьего полёта, а их мечта уже сбылась! Хотя, может, они, как и Ольга, увидят на экране что–то своё.
***
И вот я снова гуляю по пристани. И меня кто–то хватает сзади за воротник и легонько тянет. Я оборачиваюсь и узнаю Сыроежкина. «Наверное, за мной велено присматривать».
– Привет! Ольга Дмитриевна велела мне за тобой присматривать. Она боится, что ты потеряешься или забудешь об очередном завтраке, обеде или ужине. Я называю этот процесс – приём органической пищи! Типа как у роботов, понимаешь?
«В точку!»
– Мне не интересны роботы, и что ты там принимаешь, мне тоже неинтересно, – мои слова огорчили Электроника, и он печально вздохнул. Я закрыл глаза, а когда вновь открыл, никого рядом не было. А пузо ощутило снова голод… Странно, я ведь совсем недавно…
***
Я снова закрыл глаза. Перед внутренним взором проносился сон. Ледяная стена, которая куполом окружает весь мир… Я совершенно забыл, завтракал или нет. По–моему, нет. Что ж, голод надо было утолять… Справлять свою каждодневную обязанность…
Я быстрым шагом направился в сторону столовой, где уже собралась толпа пионеров во главе с Ольгой. Но не потому, что им не терпелось набить свои рты и желудки, а потому что все окна были перебиты, и это привлекло общее внимание. Я тут же вспомнил случай с Олей у нас в домике. М–да, порыв ветра оказался сильнее, чем мне тогда показалось. Хотя непосредственно никакого дуновения, перемещения воздушных масс я тогда и не ощутил. Как будто по окну лупил невидимый призрак, а осколки летали силой гравитации или стараниями человека–невидимки. Странно…
– Кто это сделал?! – грозно спрашивала вожатая, но я понимал, что люди здесь, скорее всего, ни при чём.
– Винить в этом злодеянии надо природу – Великого Архитектора, который нами правит, – пробубнил я, но никто толком ничего не разобрал из моих слов, и я решил сказать более приземлённо. – Никто не виноват! Налетела буря. Очень странно для нашего климата, но факт есть факт, аномалии бывают, – твёрдо произнёс я, желая побыстрее прекратить эти голословные обвинения против несчастных ребятишек. Хотя они сами виноваты, если позволяют собой помыкать.
– Интересная буря, – высказалась Славяна, стоявшая рядом с Ольгой, – по поведению на хулигана смахивает. А в нашей средней полосе и правда такого не бывает…
– Средней полосе? – переспросил я.
– Ну да, – подтвердила Славя и поправила косичку.
«Точно! Ведь поля зелёные… и южных деревьев я здесь не видел. На Краснодарский край похоже не очень… На моей родине растительность совсем другая: более пышная и экзотическая! А здесь… берёзки, дубы, ели, сосны, но ни одного бука или пирамидального тополя…» Моё раннее предположение подтвердилось.
Я не понимал, почему стихия прошла столь незаметно и оставила по себе лишь выбитые окна, а, например, цветники и кусты сохранила неповреждёнными, как будто природа специально уничтожала лишь человеческие постройки. По дороге нигде не валялось ни одной оторванной веточки. Надо будет проверить другие здания. Любопытно, там то же самое, или затронут лишь мой домик и столовая?
– Товарищи! Где ещё выбило стёкла? – задал я вопрос в толпу, и ответ со всех сторон меня вполне удовлетворил. Хотя и поставил в очередной тупик.
– Нигде… только тут… только столовая… – наперебой галдели пионеры.
– Это не повод не завтракать! – воскликнула Ольга, и мы пошли за столики. На этот раз мне пришлось принимать трапезу рядом с Алисой. Точнее, напротив рыжевласки. Двачевская не спешила первой начинать разговор, но смотрела на меня с явным интересом. Наверное, как и во сне, ей понравилось, что у меня нет галстука. Сейчас, правда, сама она была одета, как и прочие пионеры. Белоснежная рубашка аккуратно заправлена в юбку, а на шее – красное знамя. Наверное, Ольга встретила её по дороге и успела устроить втык, а Дваче послушно сдалась, как и всегда…
– Мы с тобой раньше не встречались? – осторожно осведомился я у Алисы. Рассматривая девушку поближе, никак не мог отогнать от себя странное чувство, что общаюсь со старой знакомой. Будто смутное воспоминание из прошлого… из какого–то очень далёкого детства.
Разумеется, в мой основной круг общения не входили подростки, потому что я никогда не был ни вожатым, ни педагогом, ни тем более педофилом. И вообще, последние годы разговаривал только с родственниками по телефону и с Интернет–знакомыми, в число которых входили преимущественно программисты, творческие деятели и инженеры по защите информации. Однако о Двачевской складывалось устойчивое ощущение, что она далеко не ребёнок и даже не юная девчушка. И вполне могла входить в этот узкий круг. Её слова, сама манера речи и даже движения… Я будто уже видел их. Этот наклон головы, эту ехидную полуулыбку, этот коварный и в то же время озорной блеск в глазах. Такие люди мне всегда нравились… Казалось, если я немного напрягусь, я даже сумею предсказать, что именно она сделает дальше, как бывает только с очень близкими родственниками. Может, нечто внутреннее подсказывало мне, что на собеседницу стоит обратить особое внимание?
– Конечно же, нет! – отрезала Алиса. – Ты не в моём вкусе. Я с полоумными не общаюсь.
Девочка говорила довольно уверенно, и я отступил. А Двачевская взяла и ни к селу ни к городу добавила:
– Сегодня опять попытаешься? – и принялась сверлить меня хитрым взглядом.
– Чего попытаюсь? – я скривил недоумённую гримасу и почему–то посмотрел на повариху. Женщина старательно мыла посуду при помощи какой–то красной старой губки. А вот у меня дома есть посудомоечная машина, и на такую рутину я отвлекаться не привык.
– Ты знаешь. Вчера вот на велосипеде пробовал. А сегодня? На подводной лодке? Или космическую ракету снарядишь? И как там Великий Архитектор? Тебе удалось с Ним подружиться? О Небесный Свод не ударился?
– В–великий Ар–Архи… – я мотнул головой. – Свод?..
Её слова поразили меня, как гром среди ясного неба. Вчера Славя, сегодня Алиса: они явно что–то знали, но не хотели откровенничать. И они явно за мной следили. Надо бы их как–нибудь расшевелить, иначе я никогда не пойму, что здесь происходит на самом деле. Фиг бы с ним, с взаимопониманием и шурами–мурами, но ведь надо выбираться, а для этого, я считаю, не худо бы узнать природу ловушки! Ведь она должна содержать в себе ключ к открытию. Девушка во сне говорила про Дверь. Значит, выход есть, и я его обязательно найду, не будь я человеком своего века!
– Я пробовал уехать отсюда, потому что хочу домой, а меня удерживают не пойми где! – мой голос звучал настолько громко, что его было слышно по всей столовой. Но меня это не волновало. Я даже стукнул кулаком по столу. – Знаешь, эти эксперименты… Эксперименты надо мной меня не особо устраивают! Или я похож на подопытного кролика? Скажи, Лисьен, похож ли я на кролика?! На маленького трусливого кролика, которого сажают в банку и колют ядами!
– Спокойствие. Только спокойствие. Ты обязательно отсюда выберешься, – голосом, которым психиатры говорят с неизлечимо больными сумасшедшими, пыталась меня утешать Алиса, доедая свой овощной салат.
В один момент мне показалось, что сейчас последует даже Ответ на Главный Вопрос.
– Через 4 дня приедет автобус, и мы поедем в Райцентр, а там тебя заберут родители. Или кто там у тебя есть из семьи…
– Ты уверена? – я пытался держать себя в руках и выглядеть хотя бы внешне здоровым сознательным человеком, но получалось, если честно, довольно трудно. Изнутри меня всего трясло.
– Конечно! Не вечно же нас здесь держать? У них и еды не хватит, – девушка отшутилась в ответ, закончила свою трапезу и встала из–за стола, с шумом задвигая железный стул. Она было собралась задрать свою рубашку и опять повязать под грудью, но заметила невдалеке Ольгу и, скорчив недовольную рожу, аккуратно заправила верх обратно в юбку. После чего абсолютно серьёзным тоном добавила, будто промежду прочим. – Ты случайно не желаешь посмотреть… послушать, как я играю? Ну, на гитаре.
– Да! – подбежала Мику, срываясь из–за соседнего стола. Девушка ухватилась за собственный зелёный хвостик волос и маняще им покрутила. – Приходи–приходи. Сыграем тебе что–нибудь вместе. Вместе, понимаешь? – после чего она рассмеялась и кинулась к выходу вслед за Алисой. Мой ответ девушкам явно не требовался, но я всё же крикнул им вслед:
– Можно и вместе. Почему бы и нет? Только сделаю одно дело, – я не стал рассказывать пионеркам о своих планах смотаться отсюда на лодке (или на чём найду) через водные массивы, чтобы окончательно не прослыть шизофреником с манией преследования. Ведь тогда местные могли прекратить со мной любое общение, и я потерял бы последний канал связи с каким–либо разумом, а в Интернет здесь не залезешь. Сегодня они на удивление распрощались со своей вчерашней забывчивостью. Стоит вести себя поосторожнее. Хотя… разве общение с ними несёт хоть какой–нибудь смысл? Смогут ли они сказать хоть что–то лишнее? Не запланированное Архитектором. Они же, как зомби! Но лучше сохранить возможность общения… хотя бы просто, чтобы не сойти с ума.
Нервно, дрожащими руками прикрыв дверь столовки и дойдя до пристани, я решил подробнее изучить эти владения Посейдона с берега: если честно, мне здесь не понравилось. Из двух видов пляжей: дикого и окультуренного, я всегда отдавал предпочтение первому. И людей гораздо меньше, и мусора, да и сам вид длинной песчаной полосы, уставленной шезлонгами и устланной полотенцами, вгонял меня в тоску. В дикой природе таится что–то неуловимо сказочное – именно там найдётся место чуду, как мне всегда казалось. Наверное, именно поэтому в моём сне я оказался на лесной поляне, а не, скажем, на площади под памятником или спортивной площадке. А когда всё мистическое закончилось, поляна превратилась в газон с дорожками. Будто намёк, что больше ничего интересного и необычного ждать не следует.
На пристани всё оказалось окультуренным: два мостка для ловли рыбы; массивное здание причала, куда надо заходить по доске, свешенной на железных подставках на длинный металлический мост с тоненькими перильцами. Из достопримечательностей можно выделить лишь длинный шпиль на крыше этого самого здания, неизвестно для чего предназначенный, а также красный флаг над одним из карнизов на толстой самодельной палке. Вестимо, для красоты. К фундаменту здания, которое одной стороной уходило в залив, было привязано несколько грубых чёрных спасательных кругов, раскачивающихся на воде.
«Так, надо разыскать лодку! Хотя бы одну. Здесь их явно должно быть много. Иначе зачем строить целую пристань? Сейчас подойдём поближе, разберёмся и отправимся в дальнее странствие…»
Дойдя до внушительного здания причала, я несказанно обрадовался: между длинным деревянным составным мостом и металлическим подступом стояло около десятка новеньких лодок, носиками напоминавших ракеты. Первым делом я проверил вёсла – всё на месте, и можно отчаливать.
«Почему я не увидел эти серебристые корыта сразу? Маленький мостик для прохода в здание узрел, а слона и не заметил…»
– Иногда текстуры появляются в играх не сразу, – оправдался я сам перед собой. А вот вопросом, зачем в пионерлагере лодки и вообще причал – не задался, и очень зря.
Осторожно ступая на довольно хлипкий составной мостик, я понял, что до этого поступал весьма нелогично: вместо того, чтобы сразу пойти к зданию, ходил по берегу и высматривал лодку на дороге до причала, хотя лодок там в принципе быть не должно. Ещё бы на лугу посмотрел… Будто какая–то неведомая сила отупляет меня: Остров Дураков – вспомнил я. Что там делали? Превращали людей в баранов. А здесь в кого? В пионеров… «Ну, это почти одно и то же. И даже хуже – человек ведь, в отличие от барана, всё понимает до самого конца. Конца… Сволочи, из многих миллиардов человек они на свои опыты взяли меня! Ну или несколько десятков… Ладно. В таком случае, не на того нарвались!»
Честно говоря, я никогда до этого не плавал в маленьких лодках, несмотря на то, что раннее детство провёл в деревне, стоящей на реке. Жителей там было столь мало, что их можно было пересчитать по пальцам одной руки. И это на нашей, жилой стороне, а на той, заречной, все давным–давно уехали, оставив навсегда домишки, так что в водных прогулках моё село не нуждалось, а рыба ловилась хорошо и с берега. Может быть, из–за этого, а может по наследственной природе (я не раз в детстве слышал рассказ, как дед чуть не утонул, когда рыбачил на лодке когда–то в молодости) я всегда считал, что плавать таким образом очень сложно и опасно: равновесие потеряешь, грохнешься в воду. Ещё и лодкой сверху накроет… Это, наверное, больно… И задыхаешься, сразу задыхаешься, путь наверх к воздуху закрывает лодка, тащит на дно получше камня на шее. И ещё попробуй поднырни под её край, чтобы выбраться.
Я вдохнул поглубже и перекрестился, опасливо опуская ногу в неказистую посудину. Мой транспорт накренился, и не оставалось ничего другого, кроме как резко запрыгнуть на середину, собственным весом восстановив шаткий баланс. «Ты – человек, ты сильный и смелый! Своими руками судьбу свою делай!» Сам Бог велел перебарывать страхи. Подбадривая себя подобным образом, я недоверчиво осматривал доставшуюся мне посудину. Воды на дне нет, дырок тоже, вроде, нет. Вёсла – вот они, на дне лодки. Можно плыть, всё готово.
Но с этим выводом явно поторопился. Крепкая цепь не давала лодке оторваться от берега. А на цепи висел замок… Большой и несколько проржавевший. Но не настолько, чтобы сломаться от моего рывка. Боже мой, а о главном я и не позаботился! Куда же привязана цепь? Точно, к деревянному мостку. Точнее, к одной из его поросших зеленью ножек, вкопанных в ил на дне.
– Пара ударов топора, и всё будет, – я неуверенно вылез из лодки и, обойдя здание причала, приметил на стене именно то, что было нужно: небольшой красный топорик, висевший лезвием вниз на покачивающейся верёвке. Такое по любому должно быть в подобных местах. Я не прогадал! Всё–таки есть практическая польза от скопившегося в моей голове груза просмотренных фильмов и картинок, в том числе триллеров. Позволяет быстро и верно сориентироваться в незнакомом месте или ситуации. Кстати, и в игре жанра «квест» такое часто бывает – есть проблема? Найди на карте предмет, который её решит. Правда, если я всё–таки в компьютерной игре (или в некоей симуляции, построенной по её принципу), то я бы предпочёл шутер. Берешь автомат, а ещё лучше миниган, и решаешь все проблемы. Быстро, эффективно, решительно и кроваво. С другой стороны, мне бы мог выпасть и зомби–ужас. Вот это было бы действительно печально. А хуже всего – бродилки по старым домам с привидениями… брр!
Осторожно сняв топорик с шаткого крепления, я с самыми радужными мыслями вновь пошёл к лодкам и залез в одну из них. Может быть, даже не в ту, что в первый раз. Мужик (вернее, парень в пионерской форме и идиотской красной пилотке) с топором наперевес, идущий по берегу, да ещё и напевающий песенку явно выглядел странно… даже немного зловеще. Как бы и впрямь не угодить в зомби–хоррор (а–то игра ещё и подстроится…). Так что я поспешил скрыться с глаз долой и убрать неподходящие мысли.
Подтянув лодку за цепь поближе к нужной опоре мостка, я размахнулся, и… Раздался слабый удар. Лодка слегка накренилась. Стараясь ногами удержать равновесие, я размахнулся посильнее. Ещё удар. Затем по воздуху разнёсся громкий треск. Лодка чуть не перевернулась, но я был к этому готов и всё же сумел удержать её на плаву, балансируя всем телом. А ловко подрубленный с одной стороны мосток слегка накренился, погружаясь брёвнышками в воду с весёлым бульканьем. Я дёрнул за цепь и, наконец, освободил лодку из плена деревянной ножки. Свобода!
И тут мне вспомнилось о еде, которую я сам себе обещал прихватить при новой попытке побега, и о сапогах, которые я припрятал под кровать.
«Их, наверное, стоило бы захватить с собой. Ладно, промочу кеды. Хрен с ними, в общем! Новые достанем! Так, стоп! А вещи? Мобильник со мной, в брюках… карточки и так нет… ладно… потом напишу заявление в банк, как хотел раньше, и всё восстановят. А без еды переживу: деревня, вроде, недалеко, да и транспорт, вероятнее всего, ходит».
– Могли бы просто ниточкой привязать с таким же успехом! – усмехнулся вслух я, удерживая в руках цепь с обломком деревяшки, и снимая с неё кольцо.
Цепь была втянута на борт, деревяшка полетела под мосток, а топор уверенным размашистым ударом выброшен на обросший мелкой зелёной травой берег. Я неловко опустил концы вёсел в воду. Благо, я заблаговременно закрепил их нужным образом в пазах ещё перед тем, как ломать мосток. Ну, надеюсь, что нужным образом. Не проверишь – не узнаешь.
– Ещё чуть–чуть, и я покину это проклятое место! Меня не пугают ни волны, ни ветер, плыву я к единственной квартире на свете… – я снова запел от предвкушения победы над «Совёнком» и теми странностями, которые я испытал за последние несколько дней.
Вначале я пытался раскачать лодку в сторону «открытого моря» при помощи собственного туловища. Но вспомнив, что для управления предусмотрены более совершенные инструменты, я сделал довольно сильный гребок левым веслом. «Ухх, трудно!» – не знал, что работать вёслами столь тяжело. Это тебе не компьютерной мышкой водить! Ну зато мозгов не надо – тож на тож выходит.
Приходилось учиться новому делу, но я не унывал и продолжал попытки. «Медведя в цирке учат!» – утешал себя я и с каждой секундой совершал всё более усердные и уверенные движения, отдаляя себя от блестящей стены причала и реющего над ней флага. Вода вскоре поддалась моим потугам, мостки остались позади, и я взял курс прямо на домики на другой стороне… чего? Моря? Залива? Пролива? Так и не узнал… Я зачерпнул воду и лизнул. Хмм… вроде, пресная. Значит, озеро. Тем лучше – не придётся плыть очень далеко. Но почему тогда я не вижу всех берегов? Оно такое большое? Ольга называла этот водоём заливом, но показаниям вожатой, которая при первой встрече нагло соврала о том, что общалась с моими родителями, я перестал доверять с того же дня. Зомби и то умнее, чем местные с их промытыми мозгами. Они хоть знают, что мозгов им не достаёт и пытаются отхватить чужие при помощи пищеварительной системы.
Может, стоило кого–нибудь взять с собой? Например, Ольгу. Или Алису. Или Электроника. Дурацкое прозвище! Точно, надо было взять Ольгу и Серёгу. Дал бы им по веслу, а сам бы уселся за невидимый штурвал. Направлять и указывать. Я здесь старше всех и должен быть капитаном. Я бы командовал, и, иногда, украдкой, окатывал бы Ольгу водой. Она бы смешно визжала своё «Арсеньев!», а я бы строго приказывал: «Греби, не отвлекайся». В общем, «над озером скрипят уключины, и раздаётся женский визг...» Откуда это? Кажется, Маяковский.
Хотя и Алису тоже можно было бы прихватить, просто за компанию. Что ни говори, а девушка вызывала во мне симпатию. Да и это странное ощущение, что мы были знакомы раньше…
От шутливых мыслей меня отвлёк гул. Он был довольно тихим, но при этом не похожим ни на один из слышимых мной ранее звуков «Совёнка». Обернувшись назад на уже далёкий причал, я поначалу подумал, что это обитатели лагеря проводят какие–то игрища в воде, но там никого не было.
Я усилил гребки, чтобы поскорее доплыть до того берега и рассмотреть его воочию. А ещё лучше – произвести тактильный осмотр подошвами кедов. Это будет вернее.
Но, как я уже говорил, чтобы грести – много мозгов не требуется. Поэтому параллельно я вертел головой и усердно искал глазами источник шума. Наконец, впереди я увидел поезд, напоминающий вереницу муравьёв. Поезд мчался по той стороне озера… Рельс и станции пока видно не было. Но поезд – это путь к цивилизации в любом случае, на него билет купить можно!
– Да! Вот она, большая жизнь! Вот он, мой родной большой мир! Туда, туда! – я с утроенной силой налёг на вёсла и со всей возможной скоростью двинулся вперёд. – «Эх, сейчас бы на соревнования по гребле на байдарке! Уж я бы им всем дал жару, уж я бы медальку–то завоевал! Вот что значит – жажда свободы!»
Лодка приподнималась на волнах и вновь опускалась. С каждым разом она почему–то поднималась всё выше и выше… Откуда вообще в столь маленьком заливе волны? Это же не океан, в конце концов! А хотя… кто его знает? Здесь такое Зазеркалье, что чуть зевнёшь, и вообще в дремучем лесу окажешься! Причём, подвешенным к дереву вверх ногами, аки Буратино.
Я не на шутку встревожился. Мне и на стоячей воде было тяжеловато управлять этой посудиной, не говоря о более экстремальных условиях. Кажется, ветер разыгрался не на шутку, и вёсла перестали слушаться моих усилий.
Очередная волна чуть не перевернула мою лодку, заставив меня пригнуться и впредь наблюдать за тем берегом и поездом на нём вполглаза. Ещё несколько гребков, и брызги окатили меня с ног до головы, как будто надо мной занесли огромную водяную дубину и готовились прибить, но в последний момент промахнулись, и удар пришёлся совсем рядом с лодкой, чуть–чуть наливая в салон. Вёсла чуть не вырвались из рук. Благо, они крепко сидели в уключинах. Лодку вело из стороны в сторону, руки вспотели, намокли от брызг, и удерживать управление становилось адски тяжко! Ещё немножко, и я легко бы отправился в свободное плаванье.
Будучи не очень опытным мореплавателем (имея в этом ответственном и сложном деле лишь десятиминутный опыт – пять в подростковом возрасте и пять сейчас), я принял самое мудрое и верное решение: втянуть вёсла в лодку, чтобы они не долбанули меня по башке, вырвавшись из рук на очередной волне, самому также залечь на дно лодки и дождаться окончания внезапного шторма. Некстати вспомнился вчерашний туман. Опять погода пытается вернуть меня обратно, сопротивляется! Но, как и вчера, я не сдавался и следовал своим Путём.
Распластавшись на дне лодки, я периодически приподнимал голову, чтобы хоть немножко понимать, что происходит вокруг, и не вынесет ли меня случайно к заветной цели. Но нет, лодку заметно развернуло, и несло куда–то в сторону, а поезда и деревня оказались вне зоны видимости. Шторм и не думал утихать. Ко всему прочему, он, кажется, усиливался. Вода плескала на меня со всех сторон, ветер беспорядочно трепал волосы и даже уши, прижимая их к голове. Казалось, ему не хватало совсем немного силы, чтобы перевернуть лодку и «ссадить» меня в самую пучину чёрного омута. Наверняка, здесь таких навалом…
А ещё кто знает, что за гады обитают в этих водах? Не хватало только встречи с каким–нибудь доисторическим длинношеим монстром, этаким милашкой Лиоплевродоном, который сожрёт меня в один присест. Судя по огромным насекомым, здесь и в море всякая тварь вполне могла водиться.
– Вот и пришёл мой конец, – сказал я вслух, и мои предположения подтвердила очередная громадная волна. Она с лёгкостью подняла над водой меня вместе с лодкой, затем опрокинула всю конструкцию, и я полетел вниз головой прямо в тёмно–синюю воду. Перед глазами промелькнула родная деревня, улыбка сестры–близняшки, университет, село на другом берегу залива, поезд, автобус, лагерь «Совёнок».
Немедленно рвануться вбок! Лишь бы лодкой не шибануло сверху! На секунду мне показалось сквозь пелену брызг, что я нахожусь почти рядом с берегом, где толпа пионеров с ужасом в глазах взирает на мою катастрофу.
Меня накрыло волной – вода попала в нос, рот и уши. Я попытался выплюнуть её, но кругом была тоже лишь вода, и я только захлебнулся ещё сильнее. Судорожно отталкиваясь от водных массивов руками и ногами, я пытался выплыть на поверхность. Если я немедленно не отдышусь – то просто задохнусь. Но мои метания ни к чему не приводили. В итоге я получил сильный удар по голове чем–то небольшим, но очень твёрдым – по–видимому, веслом, и перед моими глазами всё поплыло, словно от тяжкого душащего наркоза. Окружающее пространство потемнело. В последние секунды перед окончательной потерей сознания я был вполне готов к смерти, и на удивление трезво полагал, что мой путь в этом мире закончен. И скоро наступит иная жизнь, которая будет лучше этой, потому что Господь не пошлёт в ад второй раз. Вот она – та самая Дверь, о которой говорила девушка во сне. Но, как оказалось в дальнейшем, всё произошло намного прозаичнее, чем мне рисовало порождённое страхом воображение.
***
Чудесное спасение. Записано Арсеньевым со слов Славяны Ясеневой

По поводу заданных мне вопросов могу показать следующее.
Ольга Дмитриевна мне доверяет. Настолько, что даже сделала своей помощницей. Помощницей вожатой! Этим статусом я очень горжусь и стараюсь ему соответствовать. Нелегко отдыхать и одновременно работать, но доверие сложно заслужить и так легко потерять. Поэтому подводить нельзя ни в коем случае. Даже если очень хочется.
В мои основные обязанности входит присмотр за пионерами, чтобы они ничего не натворили и не пострадали по собственной глупости. Особенное внимание я должна уделять пляжу и пристани, потому что бесконтрольное купание может привести к беде. Так говорит Ольга Дмитриевна, и я ей верю. Потому что Ольга Дмитриевна всегда права и не может ошибаться. Не все пионеры умеют хорошо плавать, понимаете? И не соблюдают распорядок, и купаются не только в положенные дни. Даже сама иногда нарушаю. В такую солнечную погоду так и тянет в воду. А ещё я часто купаюсь, чтобы следить за остальными… Совмещаю приятное с полезным.
Сегодня я, как обычно, прогуливалась после завтрака с Леной и обсуждала с ней планы на день. Мы пытались разработать тактику для победы в вечерней карточной игре Электроника, хотя даже не знали, что она из себя представляет. Но в одной его игре мы уже участвовали, вот и пытались по аналогии догадаться, что он смог придумать на этот раз.
Увлечённые общением, мы решили пройти до пристани. Общего купания сегодня в программе не было, но помочить ножки вполне себе разрешалось. Главное, не заходить в воду дальше, чем по пояс. А заодно посмотрим, всё ли в порядке, не купается ли кто–то ещё. А то вдруг буря налетит! Правила не зря придуманы: им надо следовать и ради порядка, и ради безопасности.
Мы подошли к воде и услышали странные звуки со стороны причала. Будто лесоруб валил какое–то дерево. Своё детство я провела в селе при хозяйстве и прекрасно знала, что такое хруст древесины – различала его очень хорошо. Но ведь вырубка здесь запрещена! Лес принадлежит лагерю, а значит, нам, счастливым пионерам советской страны и самой счастливой стране! Да и на причале не растёт ничего, кроме кустарника! Но кому может потребоваться рубить кусты, и зачем? Да и, судя по звуку, речь шла вовсе не о тонких ветках. Рубили полено или, как минимум, доски. Кто–то решил развести на берегу костёр? Но это строго запрещено правилами и самой Ольгой Дмитриевной!
Лена тоже услышала странный звук, и мы обе, не сговариваясь, ускорили шаг. Надо же было узнать, кто решился нарушить правила и распоряжения. Дойдя до лодочной станции, я заметила Алексея в красной пилотке на голове. Мальчик стоял в одной из лодок с топором наперевес. Он всегда казался мне немного странным, да и приехал посереди смены. Ольга Дмитриевна обмолвилась, что его родители с трудом уговорили директора лагеря взять дополнительного пионера. Сейчас же я испугалась, что Алекс, как он себя называет, окончательно лишился рассудка. Поэтому я не понеслась сразу к нему, о чём теперь искренне жалею, а решила выждать и посмотреть, зачем ему топор, и что он задумал. Дёрнув Лену за рукав, я приложила палец к губам, и мы обе спряталась за кустами. Тем временем Алексей «отрубил» лодку от причала и кое–как отплыл от пристани. Сразу видно, городской. Его движения были столь неловкими, что вызвали во мне невольный смех, в чём я теперь также искренне раскаиваюсь. Зато мне стало понятно, зачем ему топор. Я была поражена, наблюдая столь возмутительное нарушение распорядка дня, техники безопасности, устава пионерской организации и мудрых распоряжений самой Ольги Дмитриевны.
Я переглянулась с Леной и опрометью бросилась в лагерь. Надо было срочно созвать остальных пионеров, Виолетту Церновну и Ольгу Дмитриевну, чтобы они догнали мальчика и вернули его на берег, а потом приняли соответствующие воспитательные меры для его же блага. Ведь плавать на лодке он явно не умеет, и большой вопрос, умеет ли плавать вообще. А нет, лезет в воду! Я совершенно уверена, что с нашим товарищем Алексеем просто необходимо провести большую воспитательно–просветительскую работу, потому что он ни во что не ставит дисциплину, самоконтроль и мудрые распоряжения самой Ольги Дмитриевны. Например, запереть бы в домике, раз он сам не может сдерживать свои пагубные идеи. Я была практически уверена, что Алексей, к тому же, пьян. На трезвую голову до такого не додумаешься! И это было уже совсем вопиющее нарушение всех мыслимых и немыслимых правил, уставов и распоряжений. Мне не хотелось бы говорить плохо об окружающих меня пионерах, но я уверена, что Алексею алкогольные напитки предложила Алиса. Я не знаю, как, но ей всегда удаётся доставать спиртное и курительное!
Про Алису мне многие говорили, что она любит выпить. При этом сама я её пьяной никогда не видела. Но привыкла доверять словам товарищей. Разве стали бы они говорить такое, не имея достаточных оснований?! Признаю, что в случае с Алисой я, возможно, не проявила достаточной принципиальности и настойчивости, и не разобралась с ситуацией по–товарищески, тактично, но твердо направляя её на путь исправления и здорового образа жизни.
– Ольга Дмитриевна! – через минуту я барабанила одной рукой в самую главную дверь «Совёнка» кулачками, второй приглаживая юбку. Бегать в форме, знаете ли, очень неудобно и даже не совсем прилично. Вожатая вышла почти сразу и внимательно на меня посмотрела. По моему виду было наверняка заметно, что я была очень взволнована, а Ольга Дмитриевна отличается большой внимательностью, чуткостью и неравнодушием.
– Что–то случилось, Славя? – Ольга Дмитриевна тут же тоже взволновалась, потому что по пустякам я её никогда не беспокоила.
– Алекс–ей угнал лодку на пристани и у–уплывает на ней! – моя фраза, наверное, прозвучала глупо, но факт оставался фактом, и я просто о нём рассказывала, как и должна поступать хорошая, настоящая пионерка.
Реакция Ольги Дмитриевны была моментальной. Нажав на незаметную кнопку у входа в домик, она немедленно дала тревожную сирену по всему лагерю, и пионеры, оторвавшись от своих дел, даже самых важных, общественно–полезных, дружно высыпали на площадь перед нашим товарищем Гендой на внеплановую линейку.
Виолетта Церновна так и не пришла. Видимо, её не смогли найти…
«Разумеется, если человек гибнет – первое, что надо делать – это созвать линейку», – не согласится со мной впоследствии Алексей. Но, чтобы спасти человека, нужны другие люди. И линейка – самый простой и отработанный способ быстро собрать их в одном месте. Поэтому поведение Ольги Дмитриевны я нахожу единственно правильным и верным. Впрочем, как и всегда.
– Товарищи! Наш новый товарищ Алексей в беде, и мы обязаны его спасти. Как настоящие пионеры, – вожатая не стала описывать ситуацию и, махнув рукой в сторону пристани, почти бегом направилась туда. А мы её понимаем без слов.
Именно я первой прибыла на место происшествия, как бы прочитав мысли Ольги Дмитриевны. Посмотрев на воду, я не сразу заметила Алексея. Но более внимательная Лена указала в нужную сторону. Лодка с нашим бунтарём успела отойти от берега на значительное расстояние, став едва заметной. И как только он умудрился так быстро грести? Неумёха ведь. Но, может, течение помогло. Так далеко я никогда не заплывала, и не знаю, есть ли оно там. Но всё это было ещё полбеды. Куда хуже: поднялся сильный ветер и волны. Я видела шторм только на картинах Айвазовского и по телевизору, поэтому зрелище произвело на меня сильное впечатление.
Мне всегда казалось, что во время шторма должно быть пасмурно. Во всяком случае, облачно. Здесь же не было никаких признаков бушующей стихии: чистое ясное голубое небо и светящее в полную силу Солнце. «Прямо волшебство», – подумала я. – «Сказочный уголок».
Наверное, бывает и такое. Я абсолютно уверена, что наши советские учёные под мудрым руководством нашей партии, её ленинского Центрального Комитета и лично дорогого Леонида Ильича Брежнева рано или поздно откроют все тайны Вселенной, но я могу сообщить лишь то, чему сама была свидетелем.
К тому времени на берегу уже успело собраться много людей. Все, кого вожатая и приглашала, кроме медсестры, а также увязавшиеся за нами любопытствующие. Впереди, как и следовало ожидать, стояли мы с Ольгой Дмитриевной, которая прибежала следом за мной. Подобраться совсем близко к воде не представлялось возможным, потому что накатывающие волны запросто могли смыть нас всех. Они и так игрались с крупными камнями, будто с детскими мячиками. Разумеется, все планы догнать Алексея сразу забылись, ведь лезть в бушующую водную пучину было бы очень безответственно. Здесь мог бы помочь лишь спасательный катер, но таковых в нашей акватории не водилось. А спасатель, который, как говорила Ольга Дмитриевна, обычно наблюдал за берегом, в прошлую смену сломал ногу и сейчас лежал в больнице в райцентре. В силу неизвестных мне причин, на смену нашему спасателю никого не прислали.
Что же было делать? В такой ситуации человек в принципе бессилен … даже если тонет его мать или лучший друг. И пускай это не море, но факт оставался фактом – пучина бушевала так, что могла бы «дать прикурить» любому океану! Вы уж простите за мои жаргонные выражения, но более точного слова я подобрать не смогла. Как помочь Алёше, не знала, но считала своим долгом сделать в этой ситуации хоть что–то полезное. Например, приглядеть за остальными пионерами, чтобы они тоже не пострадали.
В основном, пионеры вели себя взволнованно: они явно боялись за жизнь новенького. Кроме Ульянки и ещё каких–то ребятишек: эти архаровцы взбудоражено бегали по берегу, порой подбегая к самой воде и с визгом отпрыгивая от подступающих гигантских, в человеческий рост, волн. Игнорируя резкие замечания Ольги Дмитриевны, к тому же едва слышные из–за шума воды, ребята ловко отбегали от волн и продолжали свои опасные игры. Дети, что с них можно взять? Но попробовать пробудить в них сознательность мы обязаны.
– Ваш товарищ тонет, а вы резвитесь?! Как не стыдно?! – заорала я так, чтобы перекричать «музыку залива», но внимания на меня не обратили. Ульянка выловила какую–то большую ракушку с каким–то членистоногим и кому–то её воодушевлённо показывала. Возможно, опять пугала свою любимую жертву Лену.
Раз слова не помогли, я решила, что пора действовать. Схватив за шиворот одного из шалунов, я резко оттащила его от воды и громко пригрозила: «Кто не отойдёт немедленно – до конца смены будет наказан и заперт в домике». Ольга Дмитриевна согласно кивнула, подтверждая мои слова. Угроза подействовала, и игрища у воды прекратились.
А шторм тем временем всё усиливался; лодка Алексея подскакивала на волнах, словно игрушка, и её бросало в разные стороны. При этом с заливом творилось нечто непонятное: вода будто собиралась к центру, а с краёв озеро становилось мельче, как будто все водные ресурсы сдвигались внутрь, поднимая Алексея всё выше и выше высоченным водяным столбом. «Как воронка, только наоборот…» И эта огромная волна–столб постепенно двигалась в нашу сторону. Мне вспомнился роман «Солярис», где океан был разумным и создавал на воде сложные геометрические фигуры, играясь с глупыми людьми в иллюзии, понятные лишь ему одному…
Ольга Дмитриевна зычным голосом приказала всем младшим, которые хоть и успокоились, но не разошлись, вернуться на площадь и ждать остальных там. На этот раз её послушались сразу. Может, потому что стало потише, или всех напугал страшный столб.
Проводив взглядом малышню и убедившись, что все остальные стоят на безопасном от воды расстоянии, я вновь переключила своё внимание на озеро. Обычный морской шторм уже давно разорвал бы лодку на куски или утянул ко дну, погребя под водной гладью. Сейчас же казалось, будто стихия ведёт себя аккуратно, словно осознавая, что играется с живым существом. Это, конечно, невероятно. Но и штормов в озёрах не бывает. Должно быть, на наших глазах происходит какой–то, не изученный ранее наукой, природный катаклизм. И наблюдать за ним со стороны было бы очень интересно и познавательно, если бы на кону не стояла человеческая жизнь.
Лодка и огромная волна были уже почти у нашего берега. И тут, подняв беглеца на гребне, вода довольно ловко для природной случайности разлучила транспортное средство с единственным пассажиром и отбросила лодку в сторону прямо под большую раскидистую иву. Алексей же полетел вниз головой в залив (благо, там было довольно глубоко, и о дно не расшибёшься), но волна снова поглотила его. Она окутала пионера со всех сторон и невероятно быстро понесла к берегу вперёд ногами, будто опасаясь, что он успеет захлебнуться. Ему даже голову приподняло, чтобы жидкость не налилась в горло! У меня зрение хорошее – я всё видела!
От шторма остался только единственный гребень, несущий Алексея. Который и выбросил его на берег. Хотя «выбросил» – по–моему, слишком жёсткое слово. Скорее, его осторожно выплеснуло. Буря тут же практически закончилась; вода вновь распределилась равномерно, а по поверхности гуляли лишь мелкие безобидные барашки да рябь. Всё вернулось на круги своя.
Я, как и многие другие ребята, подбежала к мальчику и убедилась, что он без сознания. Возможно, всё же ударился о лодку. Да и воды наверняка наглотался. Шурик с Электроником под чётким и уверенным руководством Ольги Дмитриевны оказали ему первую помощь, заставив выплюнуть воду, и обтёрли пионера полотенцем. Дышал он, судя по всему, нормально, хотя в себя пока так и не пришёл. Тогда ребята, следуя указаниям вожатой, перенесли его в домик Ольги Дмитриевны, где он жил, и, раздев до трусов, положили на кровать. Я последовала за ними на случай, если потребуется какая–нибудь помощь. Вожатая отменила все мероприятия, планировавшиеся на сегодня. Разумеется, кроме приёма пищи. Отправив Шурика и Электроника за Виолеттой Церновной, она уселась за стол и открыла книгу – вероятно, «Медицинский справочник» или «Краткий курс спасателя на водах», но читать так и не начала, расстроившись. Не смогла, и я её прекрасно понимаю. Поминутно вздыхая, вожатая ожидала пробуждения своего вынужденного соседа (вот незадача – жить с таким!) и, должно быть, решала, что с ним делать дальше. Я примостилась рядом. И почему некоторые люди не могут вести себя как положено, а лишь доставляют окружающим кучу неприятностей?
Наконец, пришла медсестра Виолетта. Послушав дыхание и измерив пульс нашего больного, она сделала вывод, что он практически не нахлебался, а потерял сознание вероятнее всего от сильного удара головой о воду. А вот алкоголем у него изо рта не пахло. Это проверили в первую очередь ещё на пляже! Моральный облик прежде всего! В любой ситуации!
Искусственное дыхание было решено не делать, ведь острой необходимости в этом Виолетта не видела, а без надобности лучше не браться за подобные вещи. Человек – существо хрупкое, можно ненароком и покалечить. Одно дело – тренироваться на учебных манекенах, и совсем другое – спасать реальную жизнь.
***
– Ну зачем ты заставил меня всё это вспоминать, Арсеньев? – вопрошала меня Славя, заканчивая надиктовывать свой рассказ, пока я непривычно медленно водил ручкой по бумаге, – да ещё и в такой форме, будто я рассказываю всё кому–то постороннему?
Пока блондинка методично пересказывала произошедшее, я быстрым и неаккуратным почерком переносил всё в тетрадку, заботливо предоставленную Ольгой. (Боже, сколь давно у меня не было необходимости писать от руки! По возвращению надо будет обязательно на «тотальный диктант» сходить – хоть каллиграфию чутка поправлю!)
А, проснувшись после обморока, я первым делом изъявил желание узнать, что со мной случилось. Ольга, поняв и приняв моё желание, но взяв с меня клятвенное обещание не покидать домик, сходила и позвала самого главного свидетеля – Славяну, которая и поведала обо всём вышеизложенном под запись.
– Когда ты представляешь, что даёшь показания, а не просто трепешься с пионером, у тебя более складно выходит. И можно лучше понять стиль твоего мышления. Я, моя дорогая девочка, человек науки. Со мной происходят невероятные с точки зрения здравого смысла события, и я должен. Нет, я просто обязан всё фиксировать! Потом вот возьму и кандидатскую диссертацию напишу! Будешь ещё у меня в универе учиться на эколога какого–нибудь, зачёты выпрашивать!
– Не надо разговаривать со мной снисходительно… не забывай, в каком нелепом положении находишься ты сам! Всё–таки больной здесь только один, и именно из–за тебя весь лагерь до сих пор стоит на ушах, а я просто помогаю пострадавшему товарищу. Из жалости к другу.
– Ну и хорошо. Ну и пошла вон! Я всё равно уже всё записал, – я захлопнул тетрадь, надеясь услышать громкий звук от захлопывающейся за возмущённой Славей дверью. После её ухода я собирался спрятать тетрадь в своём «тайнике»: под кроватью вместе с сапогами. Тетрадь была тонкой и бумажной: можно будет свернуть её в рулончик, подвязать ленточкой и сунуть в один из них для пущей сохранности.
Сапоги до сих пор там хранились – я незаметно это проверил, специально уронив и подняв ручку, а значит, и с тетрадью вряд ли что–то случится. Но девушка уходить не спешила: она сидела на кровати и глазела на меня со снисходительной улыбкой, а потом даже по голове погладила. Будто неразумного нашкодившего котёнка.
Мне пришлось тихонько зарычать.
– Не рычи. Ты не рысь, – улыбнулась она и покачала белокурой головой.
– Я не рррысь. Я лев, – в свою очередь серьёзно ответил я.
В результате Славяна, усмехнувшись, спокойно вышла, а я, спрятав тетрадку, как и хотел, вновь устроился поудобнее на ложе и провалился в глубокий сон…