Шторм стих. Мистраль ж ещё был в силе

Шторм стих. Мистраль ж ещё был в силе.
Но море снова стало лазурно-голубым
И в Альпы словно, двигались что, превратилось -
С их чередою голых гор и мрачных в ряд долин.
На тех горах белела снегом пена.
Вверх-вниз, вверх-вниз - так сперонара лёгкая летела.
Хоть скорость у неё ужасная была,
Но чутко слушаясь она движенья чёткие руля:
Лишь только вал воды, что нависал над нею,
Грозился лодку погладить собой,
Движеньем лёгким сперонары рулевой
Нас уводил от смерти неизбежной.
Чрез миг чуть ослабевания, но в силе всё ж гора
Воды под днищем клокотала у нея.
*
Ещё мгновенье - эта же волна на плечи
Свои могучие взвалила лодку и
Тут ж возносила оную на гребень,
Неимоверной что был высоты -
С него далёко виделись долины, пики...
Гора внезапно оседала, и под днищем
Вздыхала жалобно, как будто бы, она...
Отвесно падала до самого до дна
Ущелья меж валов тут ж сперонара.
И вновь валы готовы были поглотить её,
Но подчинял себе их волю рулевой,
И на спине своей нас до небес они вздымали...
Великолепнее не видел зрелищ я
До сей поры, что значит никогда.

—-

«Я никогда не видел более великолепного зрелища.
Шторм постепенно утих, хотя мистраль по-прежнему давал о себе знать. Море снова стало лазурно-голубым и являло собой картину движущихся Альп с их мрачными долинами и голыми горами, увенчанными белоснежными шапками пены. Наша легкая как перышко сперонара, гонимая ветром, мчалась по водной поверхности, то взмывая вверх, то летя вниз, то снова поднимаясь, то опять падая с ужасающей скоростью и в то же время крайне осмысленно. Дело в том, что старый Нунцио продолжал стоять у руля, и, как только позади нас вздымалась та или иная плавучая гора, а затем низвергалась, готовая нас поглотить, он легким движением отводил сперонару в сторону, и мы ощущали, как гора, ненадолго ослабев, клокотала под нами, а затем взваливала нас на свои могучие плечи и возносила на свой самый высокий гребень, так что мы снова могли видеть на два;три льё вокруг все эти пики и долины. Внезапно гора
оседала, жалобно вздыхая под корпусом нашего судна, и мы снова падали, низвергнутые стихией почти отвесно, а затем оказывались на дне ущелья, откуда не было видно ничего, кроме новых валов, которые готовились нас поглотить, но, напротив, словно повинуясь воле старого рулевого, вновь взваливали сперонару на свою трепещущую спину и возносили нас к небесам.»

Александр Дюма, «Сперонара».