Град не-обреченный. Утро

Утро.
Облако-туба, окрашенное кондовым солнцем,
застит, неловко парадируя небесный перст,
резкие линии из стеклокубов и плит бетона,
обнажая, как с плеча платок, ровный срез
неба, не тронутого загаром дикого востока,
и неба, свалявшегося в пороховых бочках.
Порыв ветра, списанный Кубре, только
прерывает агонию ало-терпкого бока,
и лес Фонтенбло - лес потухших фонарных столбов,
те женщины в ажурных чулках - чьи-то жёны,
вместо тысячи слов - надпись на знаке: "Стоп",
после оставлено многоточие. Перроны
терпят удары полиуретана, покуда двери
с продырявленным за лета дерматином
скрипят на ржавых петлях, расширяя щели -
в них мученик, распятый на кизиле,
мучит директиву авторучкой, во фрамугу
залетают птичьи скерцо, детский лепет,
отправленный с дресвяника во двор, глухо
замирает за углом, будто пережёванный кассетой.
Я целую ЕЁ в губы, ухватив за плечо,
наши губы - ложбины, горячо, и вовне
потолочная известь обрушивается на плафон,
холодный свет густой линией ощупывает ламель,
действие прерывает шкварчение масла
на сковороде, гудят сточные трубы и, брюзжа,
соседка стирает бельё(стало опасно
видеть её и здороваться - не выносит душа) -
низкий штиль, - шум скрещенных, как шпаги
дуэлянтов, голых соцветий - тихое бормотание,
на выцветшем заборе, переложив в «фурагу»
семена, некто в штатском хрипло гоготнёт,
дум великих полный, мимо стаей пробегут -
тень за тенью - лица в профиль, грифель
химического карандаша обломится на строчной бу...
...да поставит ряд упитанных и хромоногих чисел:
25.04.24, рядом помарка: «Скоро». Может быть,
Этьену фатум сунул в руки неотёсанный
гранит, чтобы Мастер продолжил "Petro primo" бы
как-нибудь иначе, ведь власть имущим вреден фаворит,
даже если он императрица, и кустарей они
не переносят, признание гения - высший потенциал
для государевых амбиций, всех нас упаси
от кнута и жамки царского ярма, о, народная тропа!
Конец дневниковой записи. Поцелуи, слёзы,
послания и намёки, поэмы и частицы - глубоко
спрятались в сини и перемешаны с запахом пыли,
дыма, духов и дезодорантов, доставших до облаков
на треснутом горизонте, где грезились миру
Чкаловские крылья, и Гагаринские турбины,
изрыгая из зоба рёв одичалой самки,
с теперешним децибелом неровня, что скифы
перед артиллерией двенадцатого года. Главка
наша закончится на: "Мысль - это ключ ко всем
сокровищницам...", Оноре де Бальзак, XIX век,
т.е. на истине, т.к. финал далече, а мораль же-де
обязывает, засим я кланяюсь и закрываю веки.