Отражение образа Соловья-разбойника в романе М. А

ВЛАДИСЛАВ КОНДРАТЬЕВ

                ОТРАЖЕНИЕ ОБРАЗА СОЛОВЬЯ-РАЗБОЙНИКА
                В РОМАНЕ М. А. БУЛГАКОВА “МАСТЕР И МАРГАРИТА”

                эссе

                ;;;;;;; ;;;;

          (Данное произведение корректно, с сохранением авторских шрифтов, можно найти на сайтах: Изба-читальня, Литпричал и Libmonster.ru)

           Роман М. А. Булгакова “Мастер и Маргарита” – произведение столь многослойное, столь богатое, в том числе – и на образы, что, при желании, в нём можно найти едва ли не всё, что заблагорассудится автору исследования. Многое из того, что можно найти в примечаниях к роману, автор “Закатного романа” указал прямо в тексте произведения, что-то – обозначил намёком (или – полунамёком), более или менее прозрачным, что-то пробралось в роман, возможно, даже и без умысла Булгакова. Совершенно очевидно, что возможны и совершенно случайные ассоциации, которые могут возникнуть у читателей романа. Однако, не только начитанностью читателя и богатством его воображения можно объяснить наличие в романе Мастера множество отсылок к мировой литературе и мировому фольклору.

           Всё написанное выше относится и к теме данного комментария-исследования. Тем не менее, при всей кажущейся случайности сопоставления, всё же трудно отделаться от мысли, что это сопоставление – лишь плод досужего ума. Итак, приступим.

           Одним из кульминационных моментов романа “Мастер и Маргарита” является эпизод прощания. Он, пожалуй, требует развёрнутой цитаты:

           “Прервал молчание соскучившийся Бегемот.

           – Разрешите мне, мэтр, – заговорил он, – свистнуть перед скачкой на прощание.

           – Ты можешь испугать даму, – ответил Воланд, – и, кроме того, не забудь, что все твои сегодняшние безобразия уже закончились.

           – Ах нет, нет, мессир, – отозвалась Маргарита, сидящая в седле, как амазонка, подбоченившись и свесив до земли острый шлейф, – разрешите ему, пусть он свистнет. Меня охватила грусть перед дальней дорогой. Не правда ли, мессир, она вполне естественна, даже тогда, когда человек знает, что в конце этой дороги его ждет счастье? Пусть посмешит он нас, а то я боюсь, что это кончится слезами, и все будет испорчено перед дорогой!

            Воланд кивнул Бегемоту, тот очень оживился, соскочил с седла наземь, вложил пальцы в рот, надул щеки и свистнул. У Маргариты зазвенело в ушах. Конь ее взбросился на дыбы, в роще посыпались сухие сучья с деревьев, взлетела целая стая ворон и воробьев, столб пыли понесло к реке, и видно было, как в речном трамвае, проходившем мимо пристани, снесло у пассажиров несколько кепок в воду. Мастер вздрогнул от свиста, но не обернулся, а стал жестикулировать еще беспокойнее, поднимая руку к небу, как бы грозя городу. Бегемот горделиво огляделся”[1].

           Но этого свиста автору показалось мало. И он продолжил:

           “– Свистнуто, не спорю, – снисходительно заметил Коровьев, – действительно свистнуто, но, если говорить беспристрастно, свистнуто очень средне!

           – Я ведь не регент, – с достоинством и надувшись, ответил Бегемот и неожиданно подмигнул Маргарите.

           – А дай-кось я попробую по старой памяти, – сказал Коровьев, потер руки, подул на пальцы.

           – Но ты смотри, смотри, – послышался суровый голос Воланда с коня, – без членовредительских штук!

           – Мессир, поверьте, – отозвался Коровьев и приложил руку к сердцу, – пошутить, исключительно пошутить… – Тут он вдруг вытянулся вверх, как будто был резиновый, из пальцев правой руки устроил какую-то хитрую фигуру, завился, как винт, и затем, внезапно раскрутившись, свистнул.

           Этого свиста Маргарита не услыхала, но она его увидела в то время, как ее вместе с горячим конем бросило саженей на десять в сторону. Рядом с нею с корнем вырвало дубовое дерево, и земля покрылась трещинами до самой реки. Огромный пласт берега, вместе с пристанью и рестораном, высадило в реку. Вода в ней вскипела, взметнулась, и на противоположный берег, зеленый и низменный, выплеснуло целый речной трамвай с совершенно невредимыми пассажирами. К ногам храпящего коня Маргариты швырнуло убитую свистом Фагота галку. Мастера вспугнул этот свист. Он ухватился за голову и побежал обратно к группе дожидавшихся его спутников”[2].

           Далее, автор описывает как бы подведение Воландом итогов:

           “И тогда над горами прокатился, как трубный голос, страшный голос Воланда:

           – Пора!! – и резкий свист и хохот Бегемота”[3].

           И сам свист, и его разрушительные последствия вызывают в памяти другой свист с, так сказать, “членовредительскими штуками” от этого свиста:

                “Как у той ли то у Грязи-то у Черноей,
                Да у той ли у березы у покляпыя,
                Да у той ли речки у Смородины,
                У того креста у Леванидова
                Сидит Соловей Разбойник на сыром дубу,
                Сидит Соловей Разбойник Одихмантьев сын.
                А то свищет Соловей да по-соловьему,
                Он кричит, злодей-разбойник, по-звериному,
                И от его ли то от посвиста соловьего,
                И от его ли то от покрика звериного
                Те все травушки-муравы уплетаются,
                Все лазоревы цветочки осыпаются,
                Темны лесушки к земле все приклоняются, –
                А что есть людей – то все мертвы лежат”.

           Образ Соловья-разбойника (Соловья Разбойника) является одним из самых загадочных не только в литературе, но и в фольклоре. Убедительного объяснения этот образ не имеет. Так, Игнатий Ягич[4], основываясь, очевидно, на звуковом сходстве и видя в Соловье-разбойнике сложный образ соединения человека и птицы, выводил его из образа царя Соломона, из легенд об этом библейском царе.

            Но В. Ф. Миллер, будучи сторонником так называемой “иранской теории”, подверг критике Ягича (с чем совершенно согласен М. Фасмер: “Во всяком случае, у имени собственного Соловей нет ничего общего с Соломон, вопреки Ягичу”[5]) и “обосновал” иранскую (осетинскую) версию происхождения образа Соловья-разбойника, сближая образ Соловья-разбойника с образом птицы Симург, с богатырями Ауладом и Кергсаром, а также неким белым дивом[6].

           Другой Миллер – Орест Фёдорович – считал, что Соловей-разбойник – это некий могучий мордвин[7] из XVII в. близ Нижнего Новгорода.

           Кому не нравится финно-угорское происхождение образа персонажа русской былины, тот может разделить мнение Хайнцеля о скандинавском (в рамках одиозной норманнской “теории” происхождения Русского государства) источнике образа Соловья-разбойника и видеть в нём др.-исл. Solvi или др.-швед. Salvi[8].

           М. Г. Халанский (автор, кроме прочего, опуса “Великорусские былины Киевского цикла” [Варшава, магист. дисс., 1886]), сблизив былину об Илье Муромце с немецкими сказаниями о Тетлейфе, увидел в образе Соловья-разбойника отражение образа Сигурда[9] (Зигурда, др.-сканд. Sigur;r, от sigr – «победа», ur;r – «судьба»), иначе Зигфрида (нем. Siegfried, ср.-верх.-нем. Sivrit).

           М. М. Забылин в книге высказал мнение, что образ Соловья-разбойника – это отражение образов дохристианских жрецов Руси[10].

           Данные изыскания интересны, но думается, следовало бы обратить внимание на этимологию самого имени Соловья-разбойника.

           П. Я. Черных показывает, что о.-с. *solvьjь, где корень *solv-, по-видимому, тот же, что и в слове соловый (по В. И. Далю – солово;й), где и-е. база *sal-;o[11]. Однако (оговариваясь, что это – маловероятно), П. Я. Черных полагает, если соловьями у славян первоначально назывались дрозды (а певчий дрозд относится к одному с соловьём семейству), то название соловей, возможно, происходит от и.-е. *sel- (:*sol-) «прыгать», так как дрозды передвигаются прыжками (ср. лат. sali; «прыгаю», salt; «танцую»)[12], а само слово соловей, в таком случае, через глаголы sali; «прыгаю», salt; «танцую», родственно латинскому слову салии или Salii, то есть «плясуны», представлявшими собой жрецов, разделённых на две коллегии: палатинских салиев или Salii Palatini (так как они приносили жертвы на Палатинском холме Рима; эти салии были более древними и по преданию их коллегия была учреждена Нумой Помпилием) и Salii Collini, или Agonales, или Agonenses (по имени Квиринальского холма – Collis, или Agonius Collis; эти салии были учреждены Туллом Гостилием, они приносили жертвы близ porta Collina на Квиринале)[13].

           Довольно странно, что (даже и при оговорке П. Я. Черных, что это “маловероятно”) так никто и не высказал предположение, что Соловей-разбойник – это славянское отражение римского (через немецкое и какое-нибудь ещё посредство) влияния на славян – влияние Pax Romana, в частности, коллегии жрецов (выше приводилось мнение, что Соловей-разбойник – это языческий жрец, но почему бы ему не быть не просто языческим, а именно римским жрецом – салием), а при засилии в российской истории норманской “теории”, что Соловей-разбойник – это славянское отражение благодетельственного воздействия на славян салических франков[14].

           Но вернёмся к цветовой этимологии имени персонажа. Так, М. Фасмер отмечает, что “праслав. *solvijь, производное от *solvъ «желтовато-серый» <…>”[15]. Сюда же: “соловой «желтовато-серый», солове;ть «мутнеть»”, укр. соловi;ти «мрачнеть (о взгляде)», русск.-цслав. славоочие ;;;;;;;;; = с;роочие, сюда же соловцы; «небольшие волны с белыми гребешками»”[16].

           Если имя Соловей производно от цвета – желтовато-серого, то, в таком случае, образ Соловья-разбойника (и, возможно, Соловья Будимировича – другого былинного персонажа) можно соотнести с именем др.-инд. персонажа – Панду. Имя Панду (санскр. ударение на последнем слоге – Панду;; санскр. ;;;;;; p;;;u;)[17] традиционно переводится как “светлый”, “бледный”[18].

           Дело в том, что когда отец Панду – Вьяса (санскр. ;;;;;, vy;sa имеет значение «отделение», «сортировка», «анализ, разбор», «составитель, собиратель»[19]) – пришёл, дабы продолжить род и исполняя просьбу матери (Сатьявати), к её невестке (Амбалике), то та так испугалась грозного вида лесного отшельника, что страшно побледнела, а Вьяса пророчески заявил, что ребёнок, который должен будет родиться от этого соития, тоже будет бледным, то есть ;;;;;; p;;;u;.

           Привлечение древнеиндийского материала для интерпретации образа Соловья-разбойника, следы которого ощутимы в романе М. Булгакова “Мастер и Маргарита” может показаться, на первый взгляд, неоправданным, но Михаил Афанасьевич – не единственный (и не первый) автор, в произведении (произведениях?) которого находятся древнеиндийские реминисценции.

           Рассмотрим в данной связи произведение А. С. Пушкина “Руслан и Людмила”. Поэма А. С. Пушкина заслуживает большего к себе внимания, чем просто гениальное произведение гениального Поэта.

           Так, давно замечено, что поэма “Руслан и Людмила” содержит в себе архетип, воспроизведённый не только в ней, но и в “Рамаяне” (;;;;;; R;m;ya;a “путешествие Рамы”) Вальмики (;;;;;;;; v;lm;ki). “Рамаяна” Вальмики состоит из 24 000 стихов, которые распределены на семь книг (1. Бала-канда [;;;;;;;; B;la-k;;;;;], или книга о детстве Рамы. 2. Айодхья-канда [;;;;;;;;;;;; Ayodhy;-k;;;;;], или книга о царском дворе в Айодхье. 3. Аранья-канда [;;;;;;;;;; ;ra;ya-k;;;;;], или книга о жизни Рамы в лесной пустыне. 4. Кишкиндха-канда [;;;;;;;;;;;;;; Ki;kindh;-k;;;;;], иликнига о союзе Рамы с обезьяньим царём в Кишкиндхе. 5. Сундара-канда [;;;;;;;;;;; Sundara-k;;;;;], или «Прекрасная книга» об острове Ланка – царстве демона Раваны, похитителя супруги Рамы – Ситы. 6. Юддха-канда [;;;;;;;;;; Yuddha-k;;;;;], или книга о битве обезьяньего войска Рамы с войском демонов Раваны. 7. Уттара-канда [;;;;;;;;;; Uttara-k;;;;;], или “Заключительная книга”) и 500 песен.

           Есть ещё поэма Рамачаритаманас(а) (хинди ;;;;;;;;;;; R;macaritam;nas), то есть “Море деяний Рамы”, принадлежащая перу Тулсидаса (Госвами Тулсидас, или Тулси Дас) и написанная примерно в 1575 г.

           Кроме полного варианта “Рамаяны” Вальмики имеется ещё и как бы конспект (по выражению акад. Б. Л. Смирнова) этой поэмы, содержащийся в “Махабхарате”. Акад. Б. Л. Смирнов писал: “...Поражает полное совпадение схемы «Повести о Раме» со схемой «Руслана и Людмилы» Пушкина (колдун похищает жену, муж отыскивает колдуна, сражается с ним и возвращает жену). Представляло бы большой литературоведческий интерес выяснить, какими путями дошла до Пушкина эта схема”[20].

           Вопрос поставлен, но на него нет ответа, потому что А. С. Пушкин не бывал в Индии, не знал ни санскрита, чтобы прочесть “Рамаяну” Вальмики (или “Махабхарату” Вьясы, где есть и краткая “Рамаяна”), ни хинди, чтобы прочесть “Рамачаритаманасу” Госвами Тулсидаса, а эти произведения в начале XIX века не были переведены ни на русский, ни на французский (языки, которые знал А. С. Пушкин), чтобы Александр Сергеевич мог прочесть поэму и присвоить себееё схему.

           Можно, поэтому, согласиться с Э. Н. Темкиным и В. Г. Эрманом, отметившим, что “даже само построение сюжета «Рамаяны» следует известной схеме волшебной сказки (указывают, в частности, на близкое сходство сюжетной схемы этой древней поэмы с пушкинским сказочным эпосом «Руслан и Людмила»). Мотив же похищения, лежащий в основе сюжета, восходит в свою очередь <…> к мифу”[21], а “указанное сходство сюжета «Рамаяны» с «Русланом и Людмилой» объясняется, разумеется, не заимствованием, но общим источником – древним мифом, который лежит в основе сюжета <…>”[22].

           Ещё Кристиан Лассен полагал, что “Рамаяна” не моложе “Махабхараты”[23]. К такому же выводу пришёл и Г. Г. Якоби[24]. Они полагали, что уже 2 500 лет тому назад “Рамаяна” вполне могла существовать.

           С осторожностью мы можем предположить, что ядро поэмы могло сложится ещё и до прихода индоариев в Южную Азию, когда они обитали рядом с языковыми предками славян, составляя с ними по сути дела один языковой континуум, то есть индоарии могли принести в Индию общее со славянами поэтическое наследие. Следовательно, в среде русского народа ещё и в XIX веке бытовали сказания, общие со сказаниями ариев Индии, которые А. С. Пушкин почерпнул во время своего пребывания в русской деревне.

           И как здесь не привести утверждение, отмеченное Б. Л. Смирновым: “Для инструментовки санскритского языка особую роль играет гласная «а», встречающаяся настолько часто, что в письме она пропускается, как сама собой разумеющаяся, тогда как другие гласные и долгое «а», как реже встречающиеся, должны обозначаться на письме. Эта черта приближает инструментовку санскрита к русскому языку, где тоже главенствует «а». Шуточная фраза: «Ну, Ваня, реши, широка ли у дубравы наша речка» вполне укладывается в размер шлоки с цезурой после восьмого слога, полуцезурами после 4-го и 12-го слогов и ямбическим женским окончанием. Она звучит по-санскритски, так как состоит из набора лишь слегка изменённых санскритских слов: ну, вана, риши, ширас, кали, думбара, наша, рич, ка.”[25].
И недаром отмечалось, что “Рамаяна”, пусть бы и в виде “конспекта”, является частью поэмы “Махабхарата”.

           Следует упомянуть, хотя бы кратко, вот какое обстоятельство: “Рама, царь мифической Солнечной династии, представляет поколение более раннее, чем отпрыски Лунной династии, герои «Махабхараты»”[26]. И поэма А. С. Пушкина, имеющая черты сходства с “Рамаяной”, описывает события, более ранние, чем в “Слове о полку Игореве”. Но “«Рамаяна», созданная позднее героического эпоса «Махабхараты», ближе к архаике мифа”[27]. И “Руслан и Людмила” – произведение более позднее, чем “Слово о полку Игореве”.

           И если архаика “Руслана и Людмилы” близка архаике “Рамаяны”, то архетип, содержащийся в “Махабхарате” (;;;;;;; mah;bh;rata) Вьясы (;;;;; Vy;sa), можно найти именно в “Слове о полку Игореве”.

           И в “Слове о полку Игореве”, и в “Махабхарате” описывается некая грандиозная битва. Сторонами её являются: в “Слове о полку Игореве” – куряне князя Игоря и половцы, в “Махабхарате” – кауравы и пандавы.

           Первое, что сразу бросается в глаза – это сходство названий инициаторов битвы: куряне и кауравы. На первый взгляд, это – всего лишь случайное совпадение. Но не будем спешить с выводами.

           Известно, что куряне – это жители Курского княжества, названного по имени города Курска, где др.-рус. Курьскъ происходит от названия реки Кур. Кауравы (;;;; kaurava или ;;;;;; kauraveya) означает– потомки Куру (;;;; kuru). Схожесть данных имён может показаться простым совпадением, так как трудно заподозрить, что название др.-русск. города, возникшего, по официальной версии, в 1095 г. (первое упоминание уже существующего города Курска в Лаврентьевской летописи и считается годом основания Курска), от которого произведено название куряне, может быть родственным имени родоначальника рода кауравов – Куру (;;;;kuru).

           Однако продолжим. Курянам князя Игоря противостояли половцы. Кауравам – пандавы. Пандавы (;;;;;; p;;;ava) означает потомки Панду (;;;;;; p;;;;). Этнонимполовцы, как принято считать, связан этимологически с др.-русск. половъ, что означает светло-жёлтый, блёклый[28]. Пандавы (;;;;;; p;;;ava), то есть потомки Панду, – слово, производное от имени Панду (;;;;;; p;;;;), которое означает бледно-жёлтый, белый, бледный[29]. То есть – куряне, как и кауравы (;;;; kaurava или ;;;;;; kauraveya), сражались с бледно-жёлтыми, то есть половцами и пандавами (;;;;;; p;;;ava) соответственно.

           Как в случае с походом князя Игоря, где инициаторами битвы были куряне, так и на Курукшетре инициаторами битвы были кауравы (;;;; kaurava или ;;;;;; kauraveya).

           Кауравы и Пандавы были двоюродными братьями. Так, кауравы были сыновьями царя Дхритараштры (санскр. ;;;;;;;;;;, dhritar;;;ra, то есть могущественный царь – слепой царь из рода Куру, сын Вьясы и царицы Амбики, санскр. ;;;;;;; Ambik;) и Гандхари (санскр. ;;;;;;;; g;ndh;r;). Ср.: ;;;;;; gаndh;rа как название народа[30] и ;;;;;;; g;ndh;rа как название страны и народа на сев.-зап. Индии[31], при ;;;;;;;; gаndh;rvа название разряда добрых полубогов – небесных певцов и музыкантов[32]. Кстати, как здесь не вспомнить из “Руслана и Людмилы” слова про

                Там царь Кащей над златом чахнет;
                Там русский дух... там Русью пахнет!

           Дело в том, что царица Амбика (санскр. ;;;;;;;Ambik;) – жена Вьясы и мать Дхритараштры – была внучкой царя по имени… Кащи; (санскр. ;;;; k;;i; [на хинди ;;;;, то есть k;;; – это название города Кащи;/Варанаси/Бенареса, названного в честь царя Кащи;, ;;;; k;;i;]), то есть, по сути, внучкой царя Кащея.

           Пандавы были сыновьями Панду, которого родила Амбалика (санскр. ;;;;;;;; Ambalik;), сестра Амбы и Амбики, от Вьясы. Вьяса, таким образом, был отцом Панду (от него происходят пандавы) и Дхритараштры (от него – кауравы). Матери Панду и Дхритараштры были родными сёстрами и внучками царя Кащи; (от его сына Кащьи).

           С Игорем Святославовичем (02 апреля 1151 г. – первая половина 1201 г.)[33], князем Новгород-Северским (1180 г. – 1198 г.) и Черниговским (1198 г. – 1201 г.)[34] дело обстоит несколько сложнее. Отцом князя Игоря был князь Святослав Ольгович. Он был женат дважды. Первой женой князя была Анна. Так как некий половецкий династ по имени Аепа Гиргенев выдал свою дочь за сына князя Олега Святославовича, то предполагается, что это и был именно Святослав Ольгович. Предполагается, что именно эта самая Аеповна и получила имя Анна при крещении. Брак дочери Аепы Гиргинева относится к 1107 или 1108 году. В этом случае могло быть, что Анна Аеповна и была матерью Игоря Святославовича.

           Правда, если это так, то приходится признать: если Аеповну и отдали за Святослава Ольговича в возрасте, скажем, 15-ти лет, то в 1151 году, когда родился наш князь Игорь, ей могло быть уже, примерно, 59 лет (а то и больше). Поэтому большинство исследователей придерживаются точки зрения, что матерью князя Игоря была вторая жена Святослава Ольговича – новгородка, на которой Святослав женился в 1136 г.[35], а 02 апреля 1151 г. у них родился сын “и нарекоша имя ему в святом крещеньи Георгий, а мирьский Игорь”[36].
В. Н. Татищев полагал, что женой Святослава Ольговича и матерью князя Игоря была дочь новгородского посадника Петрилы, но есть версия, что это была Екатерина, дочь боярина новгородского[37].

           Трудно будет теперь установить, когда именно родилась идея объявить Игоря двоюродным братом половецких предводителей. С определённостью можно сказать, что в СССР об этом с максимальной настойчивостью писал отнюдь не профессиональный историк, а инженер-геолог, поступивший в 1959 г. в Литературный институт им. А. М. Горького в Москве, но уже в 1961 г. из института отчисленный, О. Сулейменов, любительские (псевдолингвистические) исследования которого[38] были критически (отрицательно) встречены такими исследователями, как акад. Д. С. Лихачёв[39], акад. О. В. Творогов[40] и даже тюркологами: Л. А. Дмитриевым[41] и Н. А. Баскаковым[42]. Оставив в стороне националистический аспект интерпретаций “Слова” Сулейменовым, а также продолжателями его дела (среди которых профессионалов не замечено), отметим, что не только “Слово о полку Игореве” подвергалось насильственной тюркизации, но и “Махабхарата” (то есть и в этом аспекте у двух поэм есть схожие черты), именно об этом и пишут Э. Н. Темкин и В. Г. Эрман: “«Великую битву потомков Бхараты», давшую название памятнику (так обычно переводят Mah;bh;rata/yuddha), следует, очевидно, рассматривать как обобщение целой эпохи в ранней истории Индии, эпохи межплеменных войн, предшествующих созданию крупных государств на западе Гангской долины. Высказывалось предположение, что в основе сюжета эпоса лежит конфликт между куру и панчалами, в котором союзниками последних выступили иноплеменные [выделено нами. – В. К.] пришельцы с Севера, представители какой-то неарийской (возможно, монголоидной [выделено нами. – В. К.]) народности Гималаев; они могли послужить прототипами образов Пандавов в «Махабхарате»”[43].

           В пользу монголоидности пандавов высказывался тезис о том, что само имя их говорит о том, что “имя их отца Р;;;u [;;;;;; p;;;;.– В. К.] в тексте толкуется как «бледный», букв. «жёлтый» <…> наконец изначально героический эпос мог сложиться именно на основе преданий о борьбе с иноземными врагами”[44]. И далее: “<…> Кауравами (потомками Куру) в эпосе именуются только враги Пандавов, но не они сами, что ставит под сомнение принадлежность их к этому племени”[45]. То есть: бледно-жёлтое значение имени пандавов, по мнению исследователей, говорит об их монголоидности, а вот бледно-жёлтое значение имени половцев – уже от масти их (бледно-жёлтых) коней.

           Впрочем, мнений относительно того, почему половцы именовались половцами, очень много: А. А. Куник(нем. Ernst-Eduard Kunick) первым предложил этимологию половец – половый=бледно-жёлтый[46]; Пономарёв-Гордлевский и А. И. Соболевский исходили из значения слова половый как голубой[47], эту же этимологию поддержал и В. А. Гордлевский, полагавший, со ссылкой на А. Пономарёва, этноним половцы – русской калькой тюркского слова голубой, то есть к;к[48]; С. А. Плетнёва тоже полагает, что половцы – это русская калька тюркского, но не от слова к;к в значении голубой, а от слова шары в этнониме шары-кипчаки, что значит жёлтый[49]; Е. Ч. Скржинская предложила этимологию половцы – это полъ, половина[50]; есть мнениие, что половцы – от слова лов, то есть охота[51]; половцы – живущие в поле, то есть степняки[52]; А. Щекатов полагал, что “название Половцев дали им Россияне, как некоторые полагают от «полей», по которым они кочевали, или от «полона», чинимого ими у Россиян”[53]; Н. П. Лихачёв и вовсе считал все существующие версии происхождения названия половцы неубедительными и писал: “Навсегда ли останется тайной убедительная этимология названия «половцы»? Не безнадёжно ли это?”[54].

           При многочисленности трактовок этнонима половцы, исследователи так и не договорились: бледно-жёлтыми были сами половцы (бледно-жёлтый цвет – цвет волос, а не кожи[55]), или их кони. Кроме того, этноним шары (сары, сиры) так же допускает множество возможностей для произвольных толкований, например, из: санкр. ;; ;аr; тростник, камыш (из которого делают стрелы)[56] (то есть этноним означает камышовые люди, тростниковые люди); из санскр. ;; ;аr; стрела[57],;;; ;аru – то же[58]; из санскр. ;; ;аrа жидкость, вода; кислая сметана[59]; из санскр. ;;; ;;r; пёстрый, фигура (например, в шахматах)[60]; ;;;; ;;;ri шахматная фигура, игральная кость; стрела[61];;;; ;;rа мужественный, отважный; герой; воин; имя царя из династии ядавов, деда Кришны[62] (данную этимологию можно подкрепить тем, что в Индии известена страна, расположенная около реки Ямуны, совр. Джамна, народ по имени этой страны, названные, очевидно, по имени царя –;;;;;; ;;rа-sena[63]; впрочем, этноним;;;;;; ;;rа-sena можно связать и с этнонимом сарацины)…

           Но вернёмся к нашим курянам и половцам. Получается, что изначально князь курян Игорь и предводители половцев были неродственными друг другу, но впоследствии сложилось мнение, что Игорь и предводители половцев – двоюродные братья. Впрочем, хотя Игорь и не был сыном половчанки, но он, как отмечается, был половчанки внуком (жены Олега Святославича[64]). Куру (Кауравы) и Пандавы были двоюродными братьями, но сложилось мнение, что они не просто не родственники, но вовсе иноплемнники. Но и в том, и в другом случае предводителями войск были двоюродные (троюродные?) братья: истинные или мнимые.

           “Слово о полку Игореве” было сочинено в среде курян, но “исследованиями” Сулейменова и его последователями стало приписываться, так сказать, либо поэту из половцев, либо двуязычному поэту (половцу?), сочинившему большую (значительную) часть “Слова” по-половецки. “Махабхарата” написана от лица победителей – Пандавов, но и эта поэма подверглась переинтерпретации, так как “центральные книги «Махабхараты», посвящённые описанию самой битвы, носят имена полководцев стана Кауравов («Книга о Бхишме», «Книга о Дроне» и т. д.) и само это описание вкладывается в уста барда Кауравов – Санджаи, что дало основание предположить, что древняя поэма, ограничившаяся, подобно «Илиаде», описанием битвы, воспевала именно подвиги героев куру [а “Слове” – курян. – В. К.] и только потом перешла к певцам династии победителей, которые переработали её в духе, благоприятном для предков их патронов”[65].

           Итак, действительно ли главные герои двух эпосов являлись двоюродными братьями, или это (как в случае с князем Игорем) – только произвольные интерпретации, но черты несомненного сходства двух поэм налицо.

           Эмоциональной вершиной “Слова о полку Игореве” является плач Ярославны[66]. Эмоциональной вершиной “Махабхараты” является “Плач женщин на поле Куру”. Описание битвы на поле Куру заканчивается “«Плачем женщин на поле Куру», представляющим собой один из замечательнейших памятников древнеиндийской поэзии; самая выразительная его часть – «Жалоба Гандхари», матери погибших героев, которая проклинает братоубийственную войну и того, кто произносит”[67] религиозную проповедь в “Бхагаватгите”.

           Рассматривая “Плач Ярославны”, мы не можем не упомянуть про намерение Ярославны полететь на Дунай (за живой водой[68]) птицей, названной в “Слове” зегзицей. В “Задонщине” и в “«Слове» Даниила Заточника” эта птица называется как зогзица в значении кукушка [69]. Современные русские диалекты знают слова зёгзица, зогза, также обозначающие кукушку[70]. Л. А. Булаховский, на основании этих данных, реконструирует общеслав. форму слова *zeg(ъ)za[71]. Взятый сам по себе, этот факт – уподобление Ярославны кукушке-зегзице – интересен, но совсем иначе выглядит, если мы обратимся к данным и.-а. языков древнего периода. Так, птица кукушка в санскр. имеет название ;;;;; kokila (;;;;;[72]). Однако слово kokila кукушка имеет и другую форму: ;;; koka (;;;[73]). Но вот слово ;;; koka, как оказывается, имеет и другое, нежели кукушка, значение, и это значение – волк.

           Получается, что Ярославна – это кукушка (зегзица), то есть по-санскр. ;;; koka, а князь Игорь, называемый волком – тоже ;;; koka. Слово волк в “Слове” упоминается девять раз и только раз – применительно к животному; в остальных случаях – как сравнительный оборот речи, или в составе сравнительных оборотов[74]. Принято считать, что из этих оборотов наиболее сложной для истолкования оказалась фраза князе Игоре, который “въвръжеся на бръзъ комонь и скочи съ него босымъ влъкомъ”[75].

           Прежде всего, сложность возникла при понимании выражения босый волк (“босымъ влъкомъ”). Так, слово босый одно из первых слов в “Слове о полку Игореве”, подвергшемся тюркизации. М. Фасмер отмечал, что по мнению Гордлевского это калька с тюркского boz kurt или boz b;r;.[76]

           Однако, никакого тюркизма здесь, разумеется, нет. В данном случае нужно иметь в виду, что волк (причём едва ли не у всех народов) считается животным, способным к оборотничеству, недаром человек-оборотень всегда представлялся в виде человека-волка (волка-оборотня). Нужно вспомнить происхождение славянского слова бес, ст.-слав.бhсъ (б;съ), из о.-слав. *b;sъ из и.-е. *boid-s- (через форму *b;ds-s-), родственного о.-слав. *b;da, с которым его объединяет общая исходная глагольно-именная основа и.-е. *bhei;dh-: *bhoi;dh-[77]. Ср. выражение бедовый в значении отнюдь не несчастный, а именно бесовый (cр. укр. бiсова душа). Далее, мы ещё имеем др.-русск. босъ в значении ‘бес’ (сюда же словенск. диал. bos ‘бес’), а это доказывает, что слово босъ – это перестроение из б;съ по мотивам табу[78].
Босый волк (босый влъкъ), применительно к князю Игорю, следует считать чисто славянским оборотом со значением бесовский (отчаянный, бедовый) волк. При этом волк, если сравнить с и.-а. словом ;;; koka волк, соотносимый со словом ;;; koka кукушка, то есть кукушка (зегзица), Ярославна.

           Стоит сказать о следующем факте. Ярославна, которая находится в Путивле, хочет лететь вдоль Дуная: “Полечю, рече, зегзицею по Дунаеви”[79]. При этом князь Игорь, идёт на половцев к Дону[80]. Имена рек: Дон (Донец), Дунай, Днепр, Днестр, – давно принято считать однокоренными. А в “Махабхарате” война между Пандавами и Кауравами имеет мифологическую подоплёку, так как по плану богов на поле Куру (Курукшетре) должны быть истреблены воплотившиеся в Кауравах демоны данавы. Данавы ;;;; (d;nava) – это класс асур (дети мудреца Кашьяпы, санскр. ;;;;; ka;yapa черепаха и богини Дану danu ;;;), при том, что;;;; (d;;nu) – это не только класс демонов, но и слово со значением капля, роса.[81]

           Получается, что куряне князь Игорь и Ярославна многократно используют образы Дона и Дуная, а соотносимые с ними кауравы – это Данавы ;;;; (d;nava), то есть воплощения сыновей богини Дану;;;;(d;;nu).

           Достойным быть отмечено, что и в названиях произведений существует определённый параллелизм, который невозможно не заметить. Так, древнерусское произведение называется “Слово о полку Игореве.” Полное название “Махабхараты” – “Сказание о великой битве потомков Бхараты”, или “Великая битва потомков Бхараты”(санкр. ;;;;;;;;;;;; mah;bh;rata yuddha).

           Таким образом, мы можем видеть, что мотив свиста Бегемота, а потом и Коровьева, в “Мастере и Маргарите” перекликается с образом фольклорного (былинного) персонажа – Соловья-разбойника, имя которого соотносится с именем персонажа из древнеиндийского эпоса – Панду (;;;;;; p;;;u;), что значит «светлый, бледный» «жёлтый (светло-жёлтый)», то есть «соловый», а сам Бегемот, таким образом, через свист и свистящего Соловья-разбойника – с образом самого Панду (;;;;;; p;;;u;).

           Краснодар
           18.08.2020 г., 19.08.2020 г., 14.09.2020 г.
_____________________
[1] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита // Булгаков М. А. Собрание сочинений в 10 томах. М.,1995 – 2000. Т. 9. Мастер и Маргарита. М., 1999. С. 504. [2] Там же. С. 504 – 505. [3] Там же. С. 505. [4] Игнатий (Ватрослав) Викентьевич Ягич (хорв. Vatroslav Jagi;, 6 июля 1838 – 5 августа 1923 гг.) – филолог-славист, фольклорист, лингвист, историк, палеограф и археограф; академик Петербургской Академии наук (1880 г.). [5] Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. М., 2004. Т. 3. С. 712. [6] См.: Миллер В. Ф. Осетинские этюды. Ч. 1 – 3. М., 1881 – 1887. [7] См.: Миллер О. Ф. Илья Муромец и богатырство киевское. СПб., 1870; см. также: Фасмер М. Цит. раб. Т. 3. С. 712. [8] См.: Фасмер М. Цит. раб. Т. 3. С. 711 – 712. [9] См.: Халанский [Михаил Георгиевич] // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (ЭСБЕ): в 86 тт. (82 тт. и 4 доп.). СПб., 1890 – 1907. Т. XXXVII (1903): Хаким – Ходоров. С. 2. [10] Забылин М. М. Русский народ: его обычаи, обряды, предания, суеверия, поэзия. В 4-х ч. М., 1880. [11] См.: Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. В 2 т. М., 2002. Т. 2. С. 186. [12] См.: Там же. Т. 2. С. 187. [13] См.: Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей (РСКД). М., 1885. С. 1179 – 1180; см. также: Обнорский Н. П. Салии, жрецы // ЭСБЕ. Т. XXVIIIa (1900): Саварни — Сахарон. С. 131 – 132. [14] Салические, то есть западные, франки (лат. Francs saliens) – отделившиеся от рипуарских (рипуарские – от лат. ripa «берег реки») франков, король которых, Хлодвиг I, убил короля рипуарских – Сигиберта Хромого – и, убив и своих родственников, стал королём всех франков, при котором был записан свод норм обычного права, то есть варварская правда салических франков – Салическая правда (лат. Lex Salica; Pactus legis Salicae – название первоначальной редакции). [15] Фасмер М. Цит. раб. Т. 3. С.712. [16] Фасмер М. Цит. раб. Т. 3. С.712. [17] См.: Кочергина В. А. Санскритско-русский словарь. М., 2005. С. 387 – 388. [18] См.: Смиронов Б. Л. Толковый словарь // Бхагавадгита. Книга о Бхишме (отдел «Бхагавадгита», кн. VI, гл. 13 – 24). Сер. «Философские тексты Махабхараты». СПб., 1994. С. 591. [19] Кочергина В. А. Санскритско-русский словарь. С. 629. [20] Смирнов Б. Л. Сказания о Раме // Махабхарата. Выпуск III. Горец. Эпизоды из книги III, V. Ашхабад, 1957. [21] Темкин Э. Н., Эрман В. Г. Предисловие // Древняя Индия: Три великих сказания. В 2-х тт. Т.1: Сказание о Раме. СПб., 1995. C. 21. [22] Там же. С. 22. [23]См.: Lassen Christian. Indische Altertumskunde II: Geschichte des Buddha bis auf die Ballabhi und j;ngere Gupta-Dynastie. Bonn, 1873. Р. 503. [24]См.: Jacobi Hermann Georg. Das R;m;yana, Geschichte und Inhalt. Bonn, 1893. [25] Cм.: Смирнов Б. Л. О некоторых особенностях поэтической формы индийского эпоса и языка переведённых переводов // Махабхарата. Выпуск III. Горец. Эпизоды из книги III, V. [26] Темкин Э. Н., Эрман В. Г. Предисловие // Древняя Индия... С. 18. [27] Там же. [28] См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. М., 2004. Т. 3. С. 313. [29] См.: Кочергина В. А. Санскритско-русский словарь. М., 2005. С. 922. [30] См.: Там же. С. 189. [31] См.: Там же. С. 192. [32] См.: Там же. С. 189. [33] Игорь родился 02 апреля 1151 г., умер 29 декабря 1202 г. – См.: Прохоров Г. М., Творогов О. В. Игорь Святославич // Энциклопедия «Слова о полку Игореве»: В 5 томах. Рос. акад. наук. Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом). СПб., 1995. Т. 2. Г – И. [34] Черниговское княжение Игоря стоит под большим вопросом, так как в Любецком синодике среди черниговских князей князь Игорь Сятославич не значится. – См.: Прохоров Г. М., Творогов О. В. Игорь Святославич. [35] См.: Прохоров Г. М., Творогов О. В. Игорь Святославич. [36] Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). М., 1962. Т. 2 (переизд.). С. 422. [37] См.: Алексеев С. В. Игорь Святославич. М. 2014. С. 100 – 103. [38] См.: Сулейменов О. АЗ и Я. Книга благонамеренного читателя. Алма-Ата, 1975. [39] См.: Лихачёв Д. С. Гипотезы или фантазии в истолковании тёмных мест “Слова о полку Игореве” // Звезда. 1976. № 6. С. 203 – 210; Он же. Догадки и фантазии в истолковании текста «Слова о полку Игореве»: (Заблуждения О. Сулейменова) // Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени. Л., 1978. С. 310 – 328. [40] См.: Дмитриев Л. А., Творогов О. В. «Слово о полку Игореве» в интерпретации О.Сулейменова // Русская литература. 1976. № 1. С. 257. [41] См.: Там же. [42] См.: Баскаков Н. А. Ещё о тюркизмах «Слова о полку Игореве» // (Баскаков Н. А. «Слово о полку Игореве». Памятники литературы и искусства XV – XVIIвеков. М. 1978. С. 59 – 68. Прим. 8. [43] Темкин Э. Н., Эрман В. Г. Предисловие // Древняя Индия… С. 13. [44] Там же. [45] Там же. [46] Прим. С. 387 // Дорн Б. Каспий. О походах древних русских в Табаристан // Записки имп. Акад. наук. Т. 26. Кн. 1. СПб., 1875; см. также: Расовский Д. А. Половцы // Seminarium Kondakovianum. Т. VII. Praha, 1935. С. 253. [47] См.: Фасмер М. Цит. раб. Т. 3. С. 313. [48] См.: Половцы // Словарь-справочник «Слова о полку Игореве»: В 6 выпусках / Сост. В. Л. Виноградова. М.; Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1965 – 1984. Вып. 4. О – П. 1973. С. 141 – 144. [49] См.: Плетнёва С. А. Половцы. М., 1990. [50] См.: Скржинская Е. Ч. Половцы. Опыт исторического истолкования этникона // Византийский временник. № 46. 1987; см. также: Она же. То же // Русь, Италия и Византия в Средневековье. СПб., 2000. С. 36 – 90. [51] См. Скржинская Е. Ч. Половцы… // Русь, Италия и Византия… С. 62, 43, 67. [52] См.: Там же. [53] См.: Там же. [54] См.: Там же. С. 68. [55] См.: Плетнёва С. А. Цит. раб. [56] Cм.: Кочергина В. А. Цит. раб. С. 637. [57] См.: Там же. [58] См.: Там же. С. 638. [59] См.: Там же. С. 637. [60] См.: Там же. С. 642. [61] См.: Там же. [62] См.: Там же. 652. [63] Cм.: Там же. [64] См.: Творогов О. В. Волк // Энциклопедия «Слова о полку Игореве. Т. 1. А – В. [65] См.: Темкин Э. Н., Эрман В. Г. Предисловие // Древняя Индия… С. 13. [66] Cм.: Соколова Л. В. Плач Ярославны // Энциклопедия «Слова о полку Игореве. Т. 4. Г – Слово. [67] Темкин Э. Н., Эрман В. Г. Предисловие // Древняя Индия… С. 15. [68] См.: .: Соколова Л. В. Плач Ярославны. [69] См.: Там же. [70] См.: Там же. [71] Булаховский Л. А. К лексике «Слова о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1958. Т. 14. С. 33 – 36; Он же. Лінгвістичні уваги про міфологічні назви «Слова о полку Ігорев;» // Наукові зап. Ін-ту мовознавства АН УРСР. Київ, 1959. Т. 15. С. 21 – 32; Переизд. работ по «Слову» см.: Булаховский Л. А. Избр. труды: В 5 т. Киев, 1978. Т. 3. С. 441 – 527. [72] Cм.: Кочергина В. А. Санскритско-русский словарь. М., 2005. С. 174. [73] См.: Там же. [74] См.: Творогов О. В. Волк. [75] Слово о полку Игореве. С. 41. [76] См.: Фасмер М. Цит. раб. Т.1. С. 199. [77] См.: Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд (ЭССЯ). M., 1975. Вып. 2. С. 88 – 89. [78] См.: Там же. С. 90; Ср.: Трубачёв О. Н. Этимологический словарь славянских языков Г. А. Ильинского // Вопросы языкознания (ВЯ). 1957. №6. С. 93 – 94. [79] Слово о полку Игореве. С. 37 – 38. [80] См.: Творогов О. В. Дон // Энциклопедия «Слова о полку Игореве». Т. 2. Г – И; Он же. Донец // Там же. [81] См.: Кочергина В. А. Цит. раб. С. 265.

© 15.09.2020 Владислав Кондратьев
Свидетельство о публикации: izba-2020-2898108
© Copyright: Владислав Олегович Кондратьев, 2020
Свидетельство о публикации №220091500975