горбушкa тёмной ржи

Я был только тем, чего ты касалась ладонью ...

И. Бродский

Я был всего лишь тем, к чему она
притрагивалась, телесериалы
на время отложив, пока страна
сама себя со старых карт стирала.
Она стирала мужнины носки,
канал Культура изредка включая.
Мы были безответственно близки,
как чёрный хлеб с боярской чашкой чая.
Я был ещё и тем, что было ей
довольно любопытно, то есть - внове.
Как хлеб, который стал слегка белей,
хотя и был ржаным в своей основе.
Страна катилась к чёрту, время шло
на убыль. До искусства ли? Куда там.
Она твердила - это тяжело
сегодня быть поэтом и солдатом.
Но если в хлеб добавишь отрубей,
то выжить легче. Кто ты мне, скажи-ка?
От стирки руки стали чуть грубей,
в лице не отыскать былого шика,
изысканность манер уже не та...
Зато теперь и дети есть, и внуки.
Страна воскресла, делом занята,
на выбор хлеб, искусство и наука.
Чего же я касалась, милый мой,
кем был, кем стал, твои слова в цене ли?
А он - мне чаю хочется зимой,
но пальцы навсегда оцепенели -
не взять, не удержать уже в руках
ту чашку кузнецовского фарфора.
Ворота, двор, внутри всё тот же страх -
темно, собак прикормленная свора.
Скажи, чего касалась, хоть соври,
прикинься отстранённой, незнакомой.
Пока замок, болеющий в двери,
затихнет, поражённый меланомой.
И тем прощальным тихим - не держи,
которое запомнил наизусть я,
чтоб высохнуть горбушкой тёмной ржи,
оставленной в далёком захолустье.