О-Бэби-лоу-уу...
Этот во многом автобиографичный рассказ "Музыканты" был написан моим братом, писателем и переводчиком, когда он был ещё студентом истфилфака Казанского университета, в начале 70-х прошлого века. По-моему, он аутентично передаёт увлечения молодёжи и атмосферу тех лет, возвращая нас "Ваck in the USSR"… Я нашла рукопись рассказа в семейном архиве в виде машинописных, пожелтевших от времени листочков, с пометками автора. Впервые был опубликован в журнале "Идель".
Рашид Ахунов*
МУЗЫКАНТЫ
Рассказ
"О – Бэби-лоу-уу" - большой Гришкин рот раскрылся шире круглой дыры в гитаре, которая болталась где-то у колен этого молодого человека и из которой он методично извлекал волнующие душу звуки. Подъездная акустика оживлённо реагировала на сочный голос нашего басиста. Не замедлили себя ждать и первые поклонники его таланта. Сердитая старушенция, опасливо выдвинув из-за двери слезливый глаз и трагически закатив оный, прошептала: "О Боже мой! эти битласы меня в гроб загонят, - чем и засвидетельствовала свои глубокие познания в музыкальной жизни наших дней. Но затем более окрепшим голосом она воззвала: "Вася! Василий!" Вскоре из проёма, задевая его головой и плечами, вышел детина с лыжей в руке. "А ну, бросай струменты!", - посоветовал нам Василий, играя лыжей. Мы согласились и вслед за Гришкой покинули этот негостеприимный подъезд, мечтая, что когда-нибудь и мы научимся также быстро бегать, как он...
Таковы были наши первые скромные успехи в музыке, этой благороднейшей области деятельности человека. В те добрые времена нашими почитателями были лишь пьяненькие мужики, иногда от избытка чувств рыдавшие мутными слезами, да дворовые мальчишки.
А однажды мы увеселяли и более почтенную публику. После одного из подъездных концертов нас забрали в БКД, то есть "боевую комсомольскую дружину" или по-простонародному "Бей кого догонишь". В этой организации мы битый час разлагали "боевых комсомольцев" чужестранными песнями, после чего никаких капиталовложений в нашу кассу не последовало. Впрочем, кое-что нам эти добрые души всё же выдали. Ну а нашим привычным задницам, продубевшим, как кирзовый сапог, особого вреда это не принесло.
Я, который состоял в это время при ансамбле козлом отпущения, попробовал было возмутиться, но мне грустно сказали: "Дам в ухо - клоуна родишь" - и я моментально испарился вслед за товарищами по призванию, которые за время этого короткого диалога ушли довольно далеко.
В конце концов эта деловая беготня нам здорово надоела и ансамбль решил найти подходящее место для дальнейшего развития молодых талантов. И вот как-то раз Сашка, наш ритмач, с радостным гиком обежал всех нас и громко сказал, что управление, где работала его мама, приобретает гитары и прочее. А посему там нужны люди, которые будут играть на этих вещах, и, по мнению его и его мамы, наша группа вполне подходила для этой цели. Мы моментально согласились и с этого времени наш ансамбль вступил в новую эру своего существования.
Расскажу немного о тех, кто покинул наш дружный коллектив. Гриша, наш бывший басист, в наследство от которого "самая солидная", по его словам, гитара, досталась мне, был незаурядным молодым человеком. О его густые курчавые волосы обломала зубы не одна расчёска, причем он ужасно гордился этим и всегда имел на всякий случай в кармане гребень, на котором сиротливо, как постовые, торчали пара зубьев. Надо сказать, он был страшно волосат, но несмотря на это, а может быть, именно поэтому его обожали девушки.
Необъятный рот его закрывался только в исключительных случаях, живые тёмные глаза "горели неистовым пламенем", и вообще в его богатырском облике облике было что-то демоническое. А ещё он был здоров пожрать и поспать, и думается, что с сиими достоинствами ему весело живется там, куда он уехал учиться из родимого города.
Наш солист Петенька был детинушкой двухметрового роста, с короткими торчащими волосами и несколько большим, чем полагается, количеством зубов во рту. Зубы у него росли почему-то и над основной партией, и когда мы спрашивали у него: "Петька! А ты сам знаешь, сколько у тебя зубов?", - он беззлобно отвечал" А смотря в каком ряду считать!».
Человеком он был скромным и добродушным, но для самоуспокоения любил повторять перефразированную пословицу: "Не имей сто друзей - а имей наглую рожу", коей, впрочем, у него никогда не было. Сейчас Петя выполняет почётный долг и обязанность - служит в рядах нашей славной Советской армии и пишет, что уже сколотил там маленькую бит-бригаду человек на двенадцать. Дай-то бог тебе здоровья, друг и товарищ наш!
В это время мы по магнитофону (у Сашки был Айдас-9М, Гришка имел "Яузу", а Петя являлся счастливым обладателем "Филипс"а), подбирали вещи из концертов различных бит-групп Запада - корифеев мирового масштаба - "Бич Бойс", "Отшельников Германа" и, конечно же, Битлов. Мы просто млели от "Yesterday", "She is love you", "Ledy-Madonna" и "Help". Это наше увлечение поистине было какой-то особой, если можно так сказать, заразной эпидемией, и она захлестнула значительную часть молодёжи. Эти юнцы отличались лохматостью, раздёрганностью и вечным бормотаньем одного из множества западных шлягеров. На этой почве возникали целые группы неких бизнесменов, то есть ребят, имеющих несколько пластинок-дисков с бит-музыкой. Желающих переписать было огромное количество, а когда оные страждущие приближались к заветной цели, на их пути возникал юный цербер: "Шесть рваных",- неумолимо провозглашал начинающий делец,- "а за "Ваck in the USSR" - червонец..." Однако преклонение перед битом одерживало верх и любитель музыки моментально раскошеливался. Сами диски шли по 80-100 рублей, если не считать монет, что отводились для посредника...
Бит-группы неумолимо росли как грибы, - "были бы инструменты – игроки найдутся", - говаривали тогда. Наиболее популярные из них удостаивались пламенного внимания. А как-то раз мы, пришедши на вечер, где играла такая группа, видели нечто потрясающее. Молодая, симпатичная девушка с томными глазами долго смотрела на басиста группы, кстати, очень экзотичного типа с длинными белыми кудрями, а затем, в трансе, подойдя к нему, стала мерно лупить его по голове огромным цветком. Надо сказать, зрелище было как в кино, а потому Сашка сказал то, что тут и следовало сказать. "Хи-хи"... - сказал он. Но мы были спокойны и серьёзны как никогда. «Что только они с нашим братом не вытворяют», - объяснил Гриша. «Эмансипация», - блеснул под потолком знаниями наш детинушка Петя. «Душа их – потёмки», - заключил я, на чём этот содержательный разговор и прекратился. Не стоит делать вывода, что мы немножко придурковаты. Дело в том, что иногда таким способом мы вводили в состояние крайнего недоумения Сашку, который не имел ни малейшего чувства юмора и тем не менее ржал по любому пустяшному поводу чрезвычайно долго и нудно.
Кстати, Сашка – это белобрысый и обычно грустный парень. Он любит петь, сокращать слова и невпопад смеяться. Одно из его любимых выражений звучит так: «Пойдём на рпт – вп по бт пв!». Что на человеческом языке значит «Пойдём на репетицию – выпьем по бутылке пива!». Ещё у нас есть Семён, Мишка и я. Семён – ударник, парень с могучим, горбатым и мускулистым носом. У него и фигура соответствующая, и особенно руки. Миша – наш солист и конферансье, а также органист, - очень эрудированный товарищ, студент 4-го курса. Любит всё делать с разбегу: петь, есть, вешать пальто. Впечатляющая картина – Миша, сдающий пальто (из вельвета) на вешалку. Он снимает свой вельвет у барьера, отходит на приличное расстояние и тут же бежит обратно. Подбежав, бережно отдаёт пальто и бережно берёт номерок. А я самый молодой, самый маленький и пока самый – ха-ха! – «талантливый» из всех.
Итак, у нас была охота, лохмы и лужёные глотки, но, увы и ах, не было места. Поэтому можно понять нашу радость, когда стало ясно, что нам предоставляется возможность испытать свои способности на деле.
Магазин находился на Баумана – то есть на центральной улице солнечной Казани. Причём транспорт наш – довоенный, но чрезвычайно огромный и скрипучий грузовик – не совсем вписывался в радостный пейзаж – ну, нам было всё равно. Мы были счастливы даже на этой каталажке… Тормозить она начала километра за два от магазина и всё же метров на двадцать проехала его. Мы сползли с самосвала и влетели в магазин. Сперва нам вынесли саксофон и ударную установку – мы моментально закинули всё это на наш лимузин и, оставив Семёна сторожить, бросились за гитарами. Нам вынесли гитару. «Му-у-зима», - сказали мы. «Пять-аш-бэ»! – сказал эрудит Миша. – Сольная!». Потом вынесли ещё одну. «Му-у-зима»! – сказали мы. «Рекорд»! – сказал эрудит Миша. – Рит-моо-вая!». А потом – потом нам вынесли контрабас, и даже эрудит Миша не смог сказать ничего. И моментально скис и полез обратно на лимузин, а остальная погрузка проходила уже без него. Ещё нам купили молодёжный инструмент «Юность», который весил как Илья Муромец в пожилые годы, бубен и губную гармошку.
У нас начались репетиции. Молодёжный инструмент, у которого кроме своего обнаружились ещё несколько кодовых названий: органола, ионика и «протчие», оказался здорово горластой штукой, терции на Петиной гитаре ревели, как белые медведи, Сашка тоже не плошал, но контрабас показал себя форменным безобразником. Хулиганил, гад, как говорится, напропалую. Во-первых, меня не было слышно (впрочем, видно меня из-за него тоже не было), во-вторых, мы с ним явно состояли в разных весовых категориях, и из нашего поединка он неизменно выходил победителем. Эта контра валила меня с ног. «Рашид опять весь убитый лежит!» - радостно вопил Сашка, и нас поднимали с пола. А через десять минут всё повторялось сначала. Надо сказать, снаружи это был солидный, блестящий и представительный тип, но внутри – внутри он оказался гнилой и хилый. Время от времени в нём что-то квакало, и тогда самая толстая и самая длинная струна срывалась и разматывалась почти до конца, а колки у паразита приходилось вертеть плоскогубцами. Однажды я взял самые большие кусачки и откусил у контры чуть ли не полструны. После этого он вроде немного успокоился. Но когда у него вдруг начала разматываться другая струна, я не выдержал. Я уронил его на пол, громко крикнул: «Хватит издеваться! Не старые времена!» и плюнул прямо на него. Тогда у него сорвалась та струна, которую я откусил, и вдарила мне по коленке. Если вы думаете, что мне было смешно, таки вы ошибаетесь. Мне не было смешно. Я безмятежно поднял его и уронил по новой. И тут проклятая контра треснула от злости, и мы начали искать бас-гитару. В то время найти её в магазине было беспримерным подвигом, но мы свершили это. Переплатив втридорога, мы приобрели новенькую полуакустическую «Музиму», и я сказал контре: «Видал, гроб? Сгниёшь теперь заживо, не вспомним, не вернём!».
Теперь у нас было всё, и мы начали искать «халтуру». Вскоре таковая и нашлась в одном достаточно высоком учреждении. Мы сходили туда заранее, посмотрели афишу, где было написано «Играет эстрадный ансамбль», к чему эрудит наш моментально добавил «Цена 60 р.», посмеялись и ушли. На следующий день вечером мы в первый раз в жизни выступали перед публикой. Был обычный вечер, и мы играли на танцах. В зале собрались почти исключительно пожилые люди, и мы, видимо, не совсем понимали друг друга. «Мэри, Мэри!», - уныло вопили мы, тряся патлами, а они столь же уныло топтались, безуспешно пытаясь подладиться под наш лихорадочный ритм. Короче, вместо 60 р нам дали всего 40 и отказали в машине, которая должна была отвести аппаратуру обратно. А завхоз у нас был зверь-человек, и мы попёрли пешком со всем барахлом на плечах.
По пути эрудит Миша поскользнулся и упал на молодёжный инструмент, который в ответ тоже упал на него. «Больно, наверно?» - сочувствовали мы. «Пока я не очень страдаю. Лишь бы так продолжалось и дальше», сказал один француз, падая с колокольни», - процитировал из-под молодёжного инструмента Мериме эрудит. Он встал, с разбегу поднял ионику, и мы пошли дальше.
Это было единственное светлое воспоминание о нашем первом выступлении. После этого мы опробовали ещё несколько «халтур», и и с каждой из них всё больше убеждались, что не все с восторгом относятся к темам наших кумиров. Частенько нам говорили: «Послушайте, ребята, сыграйте что-нибудь родное, человеческое!».
Впрочем, нам самим уже приелись истеричные ритмы а ля «Animal’s», к тому же наступил праздник Октября, и от нас требовалось дать небольшой концерт в родном управлении. Мы с пылом взялись за подготовку. Репертуар у нас состоял в основном из зарубежных мелодий, поэтому попотеть нам пришлось основательно. Ни к одной «халтуре» мы так тщательно не готовились. Репетиции проводились чуть ли не ежедневно. Но когда наступил желанный день, мы встретили его во всеоружии.
Зал постепенно наполнялся народом, а с нас вдруг слетели все наши самоуверенность и нахальство. Даже эрудит Миша краснел и бледнел, а мы и вовсе ходили как в воду опущенные. Наконец занавес открылся, и мы начали петь.
«Тёмная ночь, только пули свистят по степи»… Пели мы тихо, всё у нас получалось душевно и мягко, и даже ревущая Петина гитара в тот вечер звучала необычайно грустно и взволнованно, тревожно переливался орган и, будто ветер в проводах, шелестели гитары. Мы видели, как погружались в мелодию люди в зале, старая женщина мяла в больших натруженных руках белый платок, незаметно промокнув глаза… Никогда, ни на одном вечере не было у нас такого ощущения, что мы доставили радость людям, и никогда мы не были так счастливы…
«Эй! Музыканты! - окликнули нас из кабины стоявшего рядом с управлением маленького уютного автобуса, когда мы вышли на улицу. – Заползайте сюда!». «Петька! А за тобой Василий Иваныч лошадь пришлёт!», - заржал эрудит Мишка. И мы дружно полезли в автобус…
* Рашид Ахунов (1953-2016), писатель, драматург, переводчик.
Свидетельство о публикации №120091302636