2. Часть Первая, День Второй

ДЕНЬ ВТОРОЙ. ВЕЛОПРОГУЛКА и ОБХОДНОЙ ЛИСТ

Обычно на новом месте я сплю очень плохо. Но не в этот раз. Я заснул, как убитый, и начал просыпаться только тогда, когда почувствовал на своём плече чью–то руку, которая так активно меня трясла, будто моего будильщика било током. Мне даже приснилось: сижу это я на своём диване, и вдруг начинается землетрясение. Сначала я думал, что это воет трескающаяся земля, и только потом различил слова, прорывающиеся к моим ушам.
– Алексей, вставай! Линейку проспишь! – громко причитал женский голос, в котором я спросонья не смог никого узнать. После сна я всегда такой. Мне требуется несколько минут, чтобы как следует прийти в себя и начать воспринимать реальность адекватно. Сперва обрывки ещё сна путались в моей голове с реальностью: что, землетрясение научилось говорить? И хочет измерить землю линейкой, чтобы построить что–то или, напротив, разрушить? Но какой же длины должна быть линейка тогда? Линейка, которая тянется на целые километры, как римский акведук. На этой мысли я проснулся окончательно, руками отмахнувшись от потусторонних видений.
Но когда я понял, что происходит, то решил немного поиздеваться.
– Н…не нуди, дай поспать! Отстань, старушка, я во сне… – устало промямлил я и накрыл голову подушкой, как делал, ещё будучи школьником, когда мать входила в спальню ранним утром. Будильниками я в детстве не пользовался. Зачем, когда работа родителей и моя школа начинались в одно и то же время – в восемь часов? Мать просыпалась от будильника и поднимала меня и Юлю. В первую очередь сестру, потому что она хуже себя вела. Разбудить Юлиану всегда было целой эпопеей. Сперва она сонно просила минуту, потом пять, затем пятнадцать – так дело доходила и до часа. Пиналась руками и ногами, залезала с головой под одеяло. В итоге мама просто стала сдёргивать с неё одеяло – быстро и практично. За это время я уже успевал полностью проснуться, но прятать голову под подушку было весело. Как страус: не видишь, что уже утро – значит, и вставать не надо.
– Какая я тебе старушка?! – тем временем возмущалась Ольга. Женщины всегда одинаковы. Стоит только намекнуть на возраст – сразу бесятся, вне зависимости от статуса. – Ты что, бредишь?! Что за капризы, Арсеньев?! Быстро вставай, одевайся и бегом к умывальникам! Ты, кстати, вчера там не был, а свинью я тут держать не намерена! Здесь лагерь для приличных детей, а не скотный двор!
– Сама ты скотина. Кофе мне принеси, и тогда я проснусь, – пообещал я, крепко сжимая в руках подушку над головой. Хотят играть в детский сад, я это тоже умею. Обучен на примерах с Юлькой.
– Фиг тебе, а не кофе, бездельник! Цикорий выпьешь – сегодня в столовой на завтрак.
Ольга с силой дёрнула на себя подушку, и как раз в этот момент я выпустил её из рук. «Вожатая» пошатнулась и чуть не упала на спину. Один–ноль в мою пользу. Ольга положила подушку на тумбочку и принялась сверлить меня суровым взглядом, очень комично сведя брови, чем–то похоже на манеру Славяны.
Ой, напугали ежа голым задом! Некстати вспомнилось, как она вчера вечером раздевалась, повернувшись ко мне оным самым задом. Если бы не хотела, чтобы я видел, могла сперва выключить свет, а раздеваться уже потом. Интересно, почему она этого не сделала? Всю сонливость сняло, словно рукой, и я, прикрывшись одеялом, присел на кровати. Прочие вчерашние события, будто острым ножом, пронзили сердце. Лагерь… я до сих пор здесь? Это не было сном? Нет, не было. Я задержался, и задержался преизрядно. Вяловато для меня, скажу вам. Привык решать всё резче.
И да. Одно дело – вставать, когда тебе пора на работу или на занятия, и совсем другое, когда надо просыпаться в несусветную рань для какой–то придуманной ерунды. Я уже давно работал фрилансером, и подъёмы в восемь утра остались в далёком прошлом. Учитывая, что я часто засиживался над проектами допоздна, вставал я обычно засветло. Иногда даже после полудня. Да и какая кому разница, в какое время я сплю, а в какое – работаю. Главное – результат, а он был. А я сдавал заказы всегда вовремя, а часто – даже заранее, чтобы потом бездельничать с лёгкими мыслями.
Во мне пробудился праведный гнев.
– Ты сумасшедшая! Дай поспать! Оль, зачем ты меня разбудила? Какая ещё линейка?
– Такая! Ты разве не знал, что в «Совёнке» каждый день проводится линейка ровно в 9:00 (девять ноль–ноль! – отчеканила она). Уже 8:50! Я и так позволила тебе дрыхнуть больше положенного! Совсем распоясался! – она пыхтела, как кипящий чайничек.
Сидя в кровати, я растерянно посмотрел на свою поясницу, замотанную в одеяло.
– А вот тут ошибочка вышла: я никак не мог распоясаться, потому что вообще не ношу ни поясов, ни даже ремней. Кстати… – я хотел спросить у девушки ещё что–нибудь, ибо её реакция на мои вопросы меня откровенно забавляла, но она меня перебила быстрее, и сделала это тоном заправской «училки».
– А ну, быстро к умывальнику и на линейку! Я не намерена делать исключение! Все подумают, что ты – мой любимчик! И я подорву свой АВТОРИТЕТ!
Произнося слово «авторитет», она, будто подчёркивая его значимость, даже приподняла вверх указательный палец и слегка им погрозила невидимому призрачному врагу.
– У тебя он разве есть? – спокойно спросил я и сонно зевнул. Хотя дрыхнуть мне уже и не хотелось: Олька спешила, а значит, я буду тянуть время. Потом, скинув на кровать скомканное одеяло, медленно потягиваясь, я встал. Так приятно после сна слегка размять мышцы. Халат мне предоставить не удосужились, так что я, продолжая лёгкую разминку, прошёлся гоголем по домику в одних трусах, заодно осматривая стену над Ольгиной кроватью: плакат из какого–то иностранного мелодраматического фильма, рядом – какая–то фотография природы, а совсем возле окна – неплохой рисунок бабочки–махаона. И всё завешано полочками с бесконечными бумажками и тюбиками на них. Видимо, властная дева следит за своей красотой.
– Конечно! Ведь я же руковожу целым лагерем! А если его не будет, авторитета – тогда мне крышка, я не смогу больше быть вожатой, – всё еще заведённым тоном продолжила Ольга. Она явно хотела сказать что–нибудь ещё, но оборвала свою речь, словно выболтала нечто лишнее. Нечто, чего мне не положено было знать… Рабочие секреты, так сказать.
– Ну, мы посмотрим, что будет с твоим авторитетом дней эдак через пять, – угрожающе сказал я. – А насчёт линейки, – я ещё раз потянулся… – это мы подумаем. Надо рассмотреть все «за» и «против».
– Ты бы сначала оделся! Мне не очень хочется созерцать тебя в таком непотребном виде!
«Твои проблемы», – мысленно хмыкнул я.
– Послууушай… – вяло протянул я уже вслух, – не пойду я ни на какую линейку, потому что… хотя… – во мне возникла какая–то неуверенность. – Ладно, сделаю уж подарок, схожу. Но завтра ты этого не дождёшься! – я передумал, так как решил, что посмотреть какое–нибудь местное мероприятие будет довольно интересно, тем более, заснуть я бы всё равно не смог после такого треска над ухом. А если уж идти, то стоит посмотреть шоу с самого начала. Завтра– то меня всё равно здесь не будет… Мои мысли включились в работу со скоростью бешеной бензопилы, и я потянулся к спинке кровати, чтобы взять оттуда майку с джинсами, но их там не оказалось. Сделав морду кирпичом (пусть не надеется, что сумела меня подловить), я хозяйским вальяжным движением распахнул шкаф. Наверняка, эта якобы аккуратистка переложила мои вещи, пока я спал, в дальний угол. Ещё, небось, лекцию попробует прочесть и выдрессировать меня убирать перед сном одежду. Ну–ну. Хочет, чтобы вещи лежали в шкафу – пусть сама их туда и кладёт. А мне они и на спинке кровати не мешали.
К моему удивлению, на второй полке сверху, которая вчера вечером осталась пустой, аккуратно лежала пионерская форма, как у Сергея. А вот моих джинсов и майки нигде не было. Самая верхняя, куда я вчера затолкал куртку со свитером, тоже оказалась пустой.
– Таак! Олька… Дмитриевна! Ты куда спрятала мою одежду?! Что за фигня?! Тут же только распашонки с погремушкой не хватает! – я с негодованием на лице нещадно бросил на пол белую майку; такую же белую, отглаженную и, кажется, даже накрахмаленную рубашку с короткими рукавами; наконец, на бренный пол полетели синие брюки. Девушка подошла к шкафу, а я умоляющим взглядом её туда проводил. Одеваться как «пионер» меня совершенно не тянуло. Да, обычно я неприхотлив в одежде и не особо обращаю внимание на свой внешний вид. Но это не значит, что я готов одеваться, как полный придурок, как в подростковом спектакле. И уж тем более, что я согласен принять их правила игры. Натянуть на себя этот маскарадный костюм – значит, сдаться. Согласиться действовать по их указке, потерять себя! Может, я придаю этому слишком большое значение, но именно мои джинсы, майка и некоторые другие вещи оставались последней нитью, связывающей с реальным миром. Доказывающей бредовость происходящего. Весь издевательский настрой как рукой сняло – больше всего на свете мне захотелось просто получить назад своё имущество.
– ВЕРНИ МОИ ВЕЩИ! БЫЫЫСТРО!!! – заорал я так, что меня было слышно, наверное, по всему лагерю. Не вчера утром, оказавшись непонятно где; не днём, когда я блуждал по «Совёнку» и знакомился с его обитателями; именно сейчас я был действительно на грани истерики.
– Я сейчас лучше тебя в медпункт отправлю, – уверенно сказала Ольга, пока преспокойно доставала из шкафа какую–то красную тряпку, в которой я за несколько секунд с ужасом узнал нехитрый пионерский галстук. Угроза «отправить в медпункт» прозвучала зловеще. Я будто впал в ступор на несколько секунд. Юля утверждала в своём сообщении, что видела меня во сне именно в пионерском галстуке. Сегодня я уже не очень верил, что всё происходящее – её постановка. Уж больно масштабно. Да и «актёры» ни разу не сбились, и, казалось, вели себя вполне естественно для своих ролей. А вечером в столовой была целая куча народу в пионерской форме. Ради меня одного сюда согнали столько «массовки»? Пригласили таких профессионалов? Это ведь миллионы, даже если студентов брать! Да и на съёмках актеры играют не круглые сутки. К тому же, где режиссер, оператор, камеры?!
– И прекрати меня обвинять! – тем временем продолжила Ольга. – Это твоя одежда. Ты сам вчера её положил в шкаф! Уже неделю живёшь, а никак привыкнуть не можешь!
– ЧЕГООО?! – моя челюсть отвисла, как тогда, при встрече с Двачевской. – СКОООЛЬКО?! – глаза стали шире, чем в японском аниме. ДА КАК Я УМУДРИЛСЯ ПРОДРЫХНУТЬ ЦЕЛУЮ НЕДЕЛЮ! НА НОВОМ– ТО МЕСТЕ, ГДЕ МНЕ И ТАК СЛОЖНО ЗАСЫПАЕТСЯ!
– Неделю, – Ольга спокойно пожала плечами. – И хватит корчить из себя драматического актёра. Получается у тебя плоховато. И это твои вещи. Давай, одевайся и марш к умывальникам. Надеюсь, провожать за ручку тебя не нужно?
– Я?! Мои?! Вовсе нет. Я приехал в джинсах и майке. Аа! Мои сапоги! – я пошарил рукой под кроватью и облегчённо вздохнул – они лежали на месте. Самый главный элемент экипировки спасён, и на том спасибо!
– Ага, конечно. А ещё в свитере и зимней куртке. Скажи ещё, что вчера по зимнему городу гулял. Неплохая шутка, Алексей, но у нас и так мало времени.
Я хотел вытащить сапоги из–под кровати и продемонстрировать их Ольге в качестве аргумента за зиму, но одёрнул себя. «Не надо, тогда она и их спрячет». И продолжит капать мне на мозги, что я живу тут уже неделю, хожу в красном галстуке и встаю каждое утро по струнке на линейку. И на дворе 1980–ый год, кругом СССР да колхозы. «И Ленин такой молодой, и юный октябрь впереди!» – некстати вспомнились слова из услышанной мною когда–то советской песни. Эдак и правда можно сойти с ума. Нет, пусть сапоги останутся там, где лежат. Потом, когда Оля уйдёт, перепрячу их. Я не сошёл с ума, и они, моя обувь – доказательство этому. Всё–таки я угодил в какой–то эксперимент над психикой? Но причём здесь тогда Юлиана? В ясновидческие способности сестры я точно не верил, а значит, она знала всё заранее…
 – Одевайся и марш к умывальникам! – прервала поток моих размышлений Ольга. – И зубной порошок захвати!
 Вожатая дала мне коробочку с, по всей видимости, зубным порошком. Я автоматически сжал столь важный предмет гигиены в ладони, ведь чистить зубы надо для собственного здоровья, а не отказываться от этого назло кому– то.
«Потом обязательно разыщу, куда они дели мои вещи. Далеко унести всё равно бы не смогли. И, если здесь есть мусорка, то, скорее всего, выкинули туда. Не брезгливый, покопаюсь. А если они испачкали мои вещи или сломали смартфон, ещё и счёт им выпишу административный! Так просто свести меня с ума у них точно не выйдет – не на того нарвались!»
– Ладно–ладно, – я хотел успеть на линейку, чтобы посмотреть это новое для меня мероприятие целиком, от начала до конца, поэтому быстренько нацепил на себя носки и брюки. Другой одежды всё равно не предвиделось, а шокировать окружающих появлением в неглиже не очень хотелось. После брюк я привычно потянулся к рубашке.
– Сперва майку, на неё рубашку, – сухо поправила меня Ольга. – Так правильно. Так делают хорошие пионеры, а не как Алиса.
«Чёрт с ней, не буду сейчас спорить, а то действительно опоздаю», – решил я и молча натянул майку под низ. На линейке я собирался появиться ровно один раз, а если она начнётся через пять минут – на споры времени уже не останется.
Ольга, словно находясь в режиме постоянной боевой готовности, подала мне галстук, как только я застегнул последнюю пуговицу рубашки. Почему–то в эти мгновения я ещё не до конца вспомнил обо всех финансовых ценностях, лежавших в карманах верхней одежды.
И очень зря, потому что иначе бы никогда не согласился… и…
Если бы я тогда выбросил эту тряпку в окно или разорвал в клочья, то, скорее всего, уже вечером попивал бы пивко в каком–нибудь сочинском баре, забыв «Совёнок», как страшный сон. Однако сейчас идея в коем–то веке поносить настоящий пионерский галстук, которого я в своей жизни вживую ни разу не видел, показалась мне довольно прикольной. Мои родители пионерами были, но, к сожалению, такие вещественные атрибуты не сохранили. А иногда хотелось почувствовать себя человеком прошлого – хотя бы и столь недалёкого.
Совершенно не представляя, каким образом нацепить на себя эту фигню, я накинул галстук на шею и принялся завязывать, словно шнурки на ботинках. Или же как петлю для повешения… Из глубин памяти всплыла шутка, прочитанная на каком–то сайте с анекдотами: «Как получишь галстук – затяни его. Станешь с нашим знаменем цвета одного». В попытках добиться правильного узла я ходил кругами по комнате и, проходя мимо шкафа, на левой двери которого изнутри крепилось небольшое зеркало, чуть не потерял дар речи: с Той стороны на меня смотрел подросток. Точнее, это был я, но не в том возрасте, в котором покинул Крестьянскую улицу! Если верить отражению, на вид мне было где–то 17–18 лет: времена окончания школы – начала института. Мысли в моей голове никак не хотели складываться в общую картину, но при всей фантастичности ситуации я нашёл в себе силы сделать вид, будто ничего необычного не происходит.
…И лишь погладил кончиками пальцев по чищенному металлическому ободу зеркального овала. Зеркальный овал покачнулся из стороны в сторону. Зеркало не было прибито – оно вертелось на маленькой верёвочке, и если бы я как следует дёрнул, то наверняка бы свалил и разбил.
– Прибить надо, – отрешённо–механически сказал я. – Тебя.
«Распять на зеркале».
– Эй! Ты чего творишь?! Не в себе сегодня? Точно к врачу не хочешь? И хватит мучить галстук. Дай помогу, – Ольга протянула руки к моей шее и умело за несколько секунд завязала галстук так, как надо. «Удавка затянулась».
– Спасибо. Сразу видно, что это твоя профессия! Лет пять на это училась, наверное. Ну, я пойду! – прихватив отложенный во время одевания зубной порошок, я опрометью покинул домик вожатой, даже и не пытаясь трезво осмыслить чудесное превращение. На улице я подбежал к первому попавшемуся незнакомому пионеру и, разузнав, где находятся умывальники, поспешил по указанному пути. Дорога проходила между домиками, а потом вильнула на опушку леса, и передо мной предстала «умывательная площадка».
На месте я обнаружил ряд небольших каменных ванночек в форме столбиков, с одного края каждой из которых крепились простые механические краны. Я подошёл к ближайшему и включил воду, повернув расхлябанный старый вентиль. К величайшему сожалению, вода была только холодной, несмотря на красный цвет крана. Причём не просто прохладной, а почти ледяной, как будто специально для моржей. Вот обманщики! Хотя с другой стороны, откуда бы им взять бойлер?
Рядом примостилось несколько душевых кабинок, напоминающих раздевалки на пляже. Стенки и дверца доходили только до уровня коленей и крепились к четырём вколоченным в бетонный поддон балкам. Над каждой из кабинок со стороны напротив дверцы гордо возвышались железные душевые насадки. Ржавыми они не были, но тоже выглядели старыми и расшатанными. Одна заметно косилась в правую сторону. Мыться целиком в таких условиях было бы натуральным безумием. Сейчас, ранним утром, было ещё довольно прохладно, хотя лезть в ледяную воду я не стал бы и под палящим Солнцем. Тем более, у меня не было полотенца, и купаться слишком часто я не любил, а последний раз делал это позавчера перед тем, как засесть за финальную стадию проекта. Да и народу здесь ходило очень много, а светить своими нагими телесами было бы как минимум неприлично, особенно учитывая, что девушек здесь намного больше, чем пацанов. Скажут ещё, извращенец какой. Эксгибиционист, во! Так что ограничусь умыванием и чисткой зубов, как в обычные дни.
Не успел я как следует изучить «помывочный прибор» советского образца, как мимо пробежала Славя в облегающем чёрном спортивном костюме и кроссовках. Казалось, идёт он ей гораздо больше, чем обычная школьно–пионерская одежда. Да и двигаться в таком облачении, очевидно, удобнее. Но как с советской действительностью 80–ого сочетаются кроссовки? Вот и первый прокол, господа режиссёры. Стоит приглядеться к окружающей действительности повнимательнее, и найдутся косяки ещё. Я – буду не я, если не сумею разобраться в этом сумасшедшем доме под названием «Совёнок». Исполнившись уверенности, что у меня всё получится, я лучезарно улыбнулся.
Должно быть, Славя восприняла мою улыбку на свой счёт.
– Эй, Алексей! – блондинка остановилась, сделала несколько глубоких вдохов и, напустив на лицо показную строгость, предупредила. – Линейка через пять минут! Поторопись, а то Ольга Дмитриевна ругаться будет!
Я пропустил столь «ценную» информацию мимо ушей и лишь озадаченно посмотрел на Славю, а запыхавшаяся девушка побежала в сторону домиков. По всей видимости, переодеваться по–деловому. Я довёл глазами её до жилища и хорошенько запомнил домик снаружи. Люблю запоминать мелочи. Потом может помочь.
– А где тут туалеты, кстати? – я только сейчас со всей тяжестью почувствовал, что не опорожнял мочевой пузырь с позавчерашнего дня. Чудесное попадание сюда настолько меня огорошило, что желание как следует не проявилось до этого часа.
Вообще, когда я попадаю в новые места, то естественные потребности уходят на второй план, уступая первенство ощущениям непривычного пространства. Но прошло двое суток, а природу уж точно не переиграешь!
«Ладно. Кажись, сортиров нема. В таком случае воспользуюсь старым дедовским методом. Кусты рядом…» Я реализовал свой позыв и вернулся к умывальням.
Наскоро умывшись, я захотел почистить зубы, но оказалось, что забыл у Ольги не только полотенце (все приносили этот важный девайс с собой и потом уносили обратно в домики), но и зубную щётку, поэтому просто набрал зубного порошка в рот и яростно его разжевал, ощущая стойкий вкус мела. Я прополоскал и охладил рот (зубы при этом неприятно свело) и, сунув коробку с порошком в карман, побежал на площадь, где ровными рядами стояли пионеры и, по всей видимости, ждали вожатую. Площадь я узнавал издалека по «Генде». Самое примечательное место, видное отовсюду – никакой возни с его поисками точно не возникнет даже у дурака.
К моему удивлению, Славяна уже оделась по форме и стояла вместе со всеми.
– Славяна, ты почему это такая шустрая? Флэш в родне затесался? Надо же и добежать, и переодеться, и назад прийти – как тебе всё так быстро удаётся? – спросил я у девушки, вольно подходя и похлопывая её по плечу.
– Эээ…
Почему–то, несмотря на то, что пионеров в лагере ходило достаточно много (по моим скромным наблюдениям, во всяком случае больше сотни), на линейку собрался какой–то жалкий десяток. Или это только один отряд (кажется, это так называлось в пионерлагерях)…
– Других торопит, а сама опаздывает! – громко сказал я и решил сделать то, что должен порядочный пионер в столь вопиющей ситуации: привести вожатую сам. Это же прямое нарушение дисциплины, а нарушение дисциплины надо пресекать немедленно!
Я посмеялся в душе над собственными измышлениями и побежал в домик, куда и вломился на полном ходу. Возле кровати стояла Ольга, совершенно голая. На ней не было даже нижнего белья. Девушка переодевалась и в данный момент застёгивала на своей пышной груди лифчик, заблаговременно завесив окно. Волей–неволей я осмотрел её с ног до головы и ещё раз отметил, что природа не обделила «начальницу» формами.
– Алексей, тебя не учили стучаться?! – гневно воскликнула вожатая и повернулась ко мне передом, чем полностью раскрыла свой внешний вид со всеми своими женскими прелестями ниже пояса, невольно заставив меня отвернуться к стенке.
Но я не спасовал и достойно ответил!
– А я, между прочим, к себе в комнату вхожу, так что стучаться – это лишнее. Пусть уходит ТА, кому это надо. Я зубной порошок назад принёс, не ходить же с ним целый день! – я демонстративно водрузил коробочку на тумбочку, всё же не поворачиваясь лицом к Ольге.
– А вообще, я по делу. Тебя на линейке ждут. Опаздывать нехорошо! – поспешил дать симметричный ответ я и под бурный возглас «ВЫЙДИ ВОН!» медленно вышел за дверь и принялся ждать с обратной стороны, переступая со ступеньки на ступеньку и обратно. В конце концов, чего я там не видел! Внутри продолжились какие–то возмущённые стенания и копошения, но я не вслушивался. Через пару минут Ольга покинула свою «келью». Одета она была в белую рубашку и синеватую юбку с коричневым ремнём с блестящей жёлтой бляшкой. На распущенных каштановых волосах девушки примостилась панамка, а на ногах – классические туфли. Довершал «ансамбль» галстук и комсомольский значок на груди. «Надо будет стыбзить его на память», – решил я. – «Буду к заказчикам так ходить – пусть узрят мои странности».
– А ты быстро. Для девушки, – попытался сделать я комплимент, на что вожатая никак не ответила, а я добил её «контрольным выстрелом». – А линейка уже давно началась. Пионеры ждут своего вождя, а ты заставляешь их ждать. Это неэтично. Особенно для такой взрослой тян, как ты.
– Для кого – для кого? Я твоего языка не понимаю! Пошли…
– Конечно, не понимаешь. Ты же не полиглот, в отличие от меня, – похвастался я. – Ни одного кандзи не прочитаешь поди!
Разумеется, на самом деле я был против линеек, пионерских галстуков и пионерии в целом, потому что это насилие над личностью. Я воспринимал происходящее исключительно как историческую реконструкцию или игру, но сейчас представился удобный случай для поддразнивания, и я его не упустил.
– Десять минут – это совсем не опоздание, – деликатно пояснила поуспокоившаяся девушка. На всякий случай я запомнил её слова, чтобы в случае чего использовать их против автора, и ехидно добавил:
– Не опаздывают только короли. Хорошо ж Вы с империализмом боритесь, Ваше Величество. И запомните: кто рано встает, тому партия даёт.
– Что партия даёт?
– Чего–нибудь да даёт!
На протяжении всего пути вожатая пыталась о чём–то недовольно верещать, словно надоедливая автомобильная сигнализация под окном моей квартиры. Информации в её речи было настолько мало, что я не запомнил ни слова, погрузившись в созерцание красот вокруг.
– Да ты ничего не слышишь! – возмутилась моя спутница, а я лёгким кивком головы подтвердил её страшное предположение. На этом увлекательная беседа завершилась по обоюдному согласию.
Гравийная тропка сменилась на асфальтированную дорогу, и мы гордо вышли на площадь. Я не стал становиться в общий строй, вместо чего гордо вытянулся на площади перед пионерами, заняв таким образом место подле Ольги. Почему нет –  если уж живу с ней в одной комнате, то и постоять рядом имею право.
– Арсеньев, быстро в строй! – скомандовала Ольга, но, к сожалению для девушки, приказ до адресата не дошёл, и я продолжал стоять на месте, как вкопанный, стараясь смотреть в глаза Генды, освещённые ранним солнечным лучом. Ах, бедный Олькин авторитет! Мы ещё восплачем на его безвременной могилке через пару дней. Я же ей обещал, а настоящий пионЭр должен своё слово держать, разве нет?
Но до чего же здесь красиво и торжественно…
Пионеры тем временем выстроились в ровную линию под статуей. Но за время моего отсутствия их количество особо не увеличилось. Линейка проводится только для избранных? Или у каждого отряда проводится своя линейка? Ольга же решила не продолжать свои попытки сравнять меня с серой массой, а, будто так и было задумано, спокойно обратилась к присутствующим:
– Дорогие товарищи! Каждый из вас – пионер, и должен нести это гордое звание. Пионер – всем ребятам пример! Совёнок – необыкновенное место, где отдых сочетается с общественно полезным трудом, а прежде всего, мы не имеем права порочить честь нашего основателя, товарища Генды, видного революционера, защитника трудового народа и героя для всего прогрессивного человечества! Он…
При этих словах я весь обратился в слух. Но вожатая меня разочаровала.
– Да что и говорить – Великая Личность! – восторженно добавила она, никак не пролив свет на конкретную биографию Генды.
Да, «Совёнок» действительно никак нельзя было назвать обыкновенным местом. Хотя бы потому, что взрослых людей вырядили в пионеров, а они покорно соглашаются слушаться какую–то, кхм, Олю. То ли гипноз, то ли угрозы, то ли какое нейролингвистическое программирование. Мистика прямо. «А, может, они тут тоже недобровольно?» – впервые задумался я. – «Может, их тоже похитили и упорно промывали мозги, пока они не поверили, будто всё так и было? Да ещё эти непонятки с возрастом… Не у всех же такая железная и непробиваемая психика, как у меня. Будто в фильм ужасов попал, и вот–вот начнётся кошмар! Хотя по сути он начался ещё вчера… Только резни и смертоубийств не хватает – впрочем, времени у нас ещё достаточно, чтобы упущенное– то наверстать!» Предположения меня не радовали, и хотелось думать о чём–то более приятном. Ещё этот Генда. Кто он вообще такой? Я решил не стоять на месте, как дурак, и вставить в общую пафосно–воспитательную речь свои «пять копеек».
– Скажите, товарищи, кто такой Генда?! – мой голос на удивление раздался довольно громко и уверенно и легко перебил Ольгу. Наступила глубокая тишина. С низкорослого дерева сорвался листочек, сделал в воздухе траекторию в виде «восьмёрки» и плавно опустился к моим ногам. Я его поднял и, покрутив в руках, спрятал в карман. Какой же он наливисто–зелёный! Всё, что угодно, лишь бы больше не видеть эту линейку и эту гордую девку!!
Ольга недоумевающе окинула меня взглядом и, казалось, задумалась о чём–то сокровенном. Спустя где–то полминуты тревожного ожидания вожатая под гробовое молчание и переглядывание отряда выдала:
– КАК?! Ты не знаешь товарища Генду?! Прогуливал уроки истории, да? А по тебе видно, что ничего путного из себя не представляешь! Двоечник!
– Дело в том, что история – не совсем мой профиль. О таком малозначительном персонаже мог и позабыть. В каком веке он жил и работал?
От злости девушка побледнела.
– Я с таким невеждой и разговаривать не желаю! – вожатая заправила за ухо прядь тёмных волос и продолжила рассказывать подопечным о порядочности и образцовости, а мне внимания больше не уделила.
– Да ты и сама не знаешь, кто это, так ведь? – пробормотал я. – Ежели я такой тупой и необразованный, то просвещай меня! Просветишь – и завтра одолжение сделаю – тоже на линейку вовремя приду.
«Так я же завтра собираюсь быть уже дома! А, пофиг – всё равно уже сказал!»
Ответной реакции не последовало, Оля продолжила заниматься своими подопечными.
Пионеры же в течение всей линейки бросали на меня незаметные изумлённые взгляды. Мне казалось, что они должны быть недовольными и презрительными, ведь я ломаю привычный для них порядок вещей, но, на удивление, глаза ребят светились чем–то вроде просветления. Даже Славя, которую я вчера посчитал отличницей, косилась на меня скорее недоумённо. А глаза Алисы и вовсе пылали восторгом. Может, и они все тоже понятия не имели, кто такой этот Генда… Но боялись спросить и притворялись? Что же, в конце концов, здесь происходит?
Когда линейка закончилась, возле лавочек ко мне подошла Алиса. Она подозрительно сверкнула глазами и толкнула меня в плечо – на этот раз полегче, чем при первой встрече.
– Поздравляю. Даже я бы так не смогла! – мой проницательный взгляд приметил, что девушка слегка покраснела.
– Ну я же разумный человек. У меня дела. Не буду же я на поводу у Ольки скакать. Мне домой надо, – я пожал плечами, потому что не видел ничего особо героического в своём поведении. Оно для меня было самым обыкновенным.
– А повёл ты себя, как безбашенный школьник, – Алиса заговорщически подмигнула мне и быстрым шагом удалилась.
«Наверное, я нарушил их вековой порядок…» – показалось мне. Хмм, почему вековой? Я здесь всего лишь один день, а как сказала Ольга, смена в «Совёнке» длится неделю (или две, уж не помню). Несмотря ни на что, в моей голове крутились мысли о вечности и непреложности. Опять интуиция? Или мне просто приятно ощущение собственной важности в глазах той же Алисы, поэтому я переоцениваю их порядки? «Безбашенный школьник» она произнесла с таким видом и таким тоном, будто хотела сказать: «Герой».
К этой минуте у меня уже возник план действий: для начала спросить у нескольких пионеров о местонахождении «Совёнка», и, если они не смогут ответить ничего путного, попытаться выбраться отсюда пешком и дойти до ближайшей остановки обычного сельского автобуса. Она должна быть на той же дороге, куда меня привезли вчера. Этот очевидный вывод я сделал из одного очень простого факта: дорога к «Совенку» не была тупиком –  она вела в два конца. Значит, по обе стороны от лагеря есть населённые пункты. А между ними обязана быть какая–никакая, но транспортная связь. Да и Оля упоминала райцентр, в который она ездила утром. А раз она успела сгонять туда и обратно, да и в самом райцентре наверняка что–то делала, он расположен не особо далеко. Надо только дождаться хоть какого–нибудь автобуса и доехать до любого города. Мне казалось, что я смогу пройти даже сотню километров, как ходоки к Ленину, лишь бы больше не видеть это пристанище чокнутых! Перед этим неплохо было бы найти мои вещи. Путешествовать без денег и в этом идиотском наряде – не самая радужная перспектива. Но, на крайняк сойдёт и так. Уж как–нибудь сумею уломать водителя довести меня бесплатно. А там можно уже просто обратиться в ту же полицию: пусть пробьют меня по базе данных, выпишут временное удостоверение. С ним можно пойти в банк (должен же в райцентре быть банк) и восстановить карточку. А с картой и деньгами добраться до дома можно из любой точки России. А если не Россия, то найти посольство. Но, в целом, задача получается пусть и сложной, но решаемой. В общем, дело техники.
На дороге показалась вожатая. Она пыталась что–то кричать мне вслед, но её внимание, к моей неописуемой радости, отвлекли несколько ребят, которым, должно быть, срочно требовались «бесценные» указания руководства. Я не стал терять время попусту и спустя пару минут находился уже возле «своего» домика. Оказалось, сбоку к нему подвешен шезлонг, а к задней стене прислонено несколько лопат и граблей, а прямо возле них стоит… велосипед, прислонённый к стене слева от окна. Он был совсем простенький, советский, но даже такое транспортное средство гораздо лучше, чем пеший ход. Главное, чтобы крепким был. Заодно, покатаюсь.
«А вчера–то я его и не заметил!»
Когда руководительница окончательно разделалась с вопросами, она почти бегом поспешила ко мне. Одновременно с её подходом я вспомнил о балансе своей карточки – почти полмиллиона! Прежде всего, я практичный человек и забочусь о своих материальных ценностях, поэтому такого рода потеря меня изрядно расстроила. Велосипед от меня никуда не убежит, а вот денежки могут. Маловероятно, конечно. Но если они тут – такие гипнотизёры, вдруг выманили у меня пин–код, пока я спал? А потом заставили об этом забыть. Или планируют это сделать, когда я поверю в реальность происходящего. Полмиллиона – достойный куш. Ради такой аферы можно и похищение организовать. Хотя… кто мог знать, что у меня сломался ноут, и я взял карту с собой? О своих планах купить компьютер я точно никому не сообщал, а в центр мог поехать и по любой другой причине. Ладно, нет смысла разводить теории – надо действовать. Вчера вечером карточка была на месте, а сейчас только раннее утро. Вряд ли в этой дыре есть круглосуточные банкоматы. Снять не успеют. Надеюсь… Быстрее в город!
Глядя на приближающуюся ко мне Ольгу, я почти физически чувствовал, как меня накрывает волна гнева.
– Эй! – позвал я вожатую. Девушка даже не успела открыть рот, чтобы первой высказать мне претензию за некорректное обращение, – в моей куртке лежали ключи и деньги! Это уже не смешно! Когда я выберусь отсюда, то обращусь в полицию по факту кражи! Будешь жить в тюремной камере. Хотя… разницу между тюрьмой и своим домиком почувствуешь вряд ли. Не хочешь? Тогда ты должна всё вернуть прямо сейчас! И, так и быть, я закрою на это глаза. Что это за лагерь, где процветает воровство?
Ольга совершенно равнодушно отреагировала на мои страшные обвинения и, в свою очередь, сдержанно сделала мне замечание:
– Ты как вёл себя на линейке? Хочешь, чтобы я рассказала родителям о твоём непорядочном поведении?! Я могу и милицию вызвать!
– Полицию!
– Нет, милицию! – Ольга надвинулась на меня ближе и зловеще сверкнула глазами.
– Полицию, Олень…ка! И я обязательно это сделаю! Мало того, что похищаете людей, занимаетесь грабежом, так ещё и дурака из меня делаете! Ты должна отвечать за де… за подростков своих!
– Конечно. И я отвечаю за них, – не усомнилась в своих обязанностях Ольга. – То есть за вас.
– Тогда почему воруешь? Или позволяешь воровать, то есть сообщничаешь! – я хотел было заорать, но решил, что ледяной, спокойный тон голоса будет звучать более угрожающим. – За это тоже срока предусмотрены.
– Никто ничего у тебя не крал, – тоже холодно и даже как–то слишком равнодушно ответила вожатая и ленивым шагом зашла в домик. Она не испугалась. Даже на секунду в её глазах не промелькнул страх или муки совести. Видимо, девушка ничего не знает о карточке, и давить на неё бесполезно. Я решил не обострять ситуацию ещё больше (тем более, это всё равно было невозможно – как следует скандалить Олька не умела). Что ж, карту придётся восстановить, как я сразу и планировал. Морока, возня с бланками в банке, ну да ладно. В силу гипноза я всё же не особо верил. Так что пин они скорее всего ещё не знают. А раскопать, кто в итоге стоит за моим похищением, и зачем им это понадобилось, с наскока явно не выйдет. Лучше убраться отсюда подобру–поздорову, пока ситуация складывается в мою пользу, и велосипед тоже не спрятали. Потом, в райцентре, уже разберусь, что у них тут за «лагерь». Наверняка, местные о нём знают. А может, и разыскивают с собаками!
Я взял велосипед за руль и быстро потащил его за собой с твёрдым намерением выйти на дорогу и ехать… ехать отсюда подальше, чтобы уж точно не возвращаться! До ближайшей остановки, станции или даже международного аэропорта с посольством!
Сейчас я понимаю, что вёл себя тогда далеко не как самый умный человек в мире. Да даже и в стране… В пути, возможно, придётся провести несколько дней, и, во–первых, его не стоило даже начинать до завтрака с пустым желудком, а во–вторых, надо было собрать сумочку с едой и захватить парочку бутылок воды, чтобы не чувствовать себя жаждущим. И чтобы горло не пересыхало. Тем более, велосипед. А велосипед – это нагрузка. Это спорт. А значит, организму потребуется усиленное питание и влага. Конечно, транспортное средство стоило для начала припрятать, благо всяких кустов и деревьев на территории хоть отбавляй, и хорошенько собраться в дорогу. Но тогда мной руководило только одно желание – вырваться на свободу! Спастись из этого проклятого Богом места! И все проблемы, и лишения, ожидающие на пути, казались мне сущими мелочами по сравнению с каждой лишней минутой, тупо проведённой в лагере.
По дороге к воротам мне удалось выцепить нескольких ребят лет 10–13–ти (всё–таки есть тут и нормальные по возрасту пионеры). Каждому из них я задавал однообразный вопрос: «В какой стороне находится райцентр?», на что получал довольно разнообразные, но ни на йоту не проливающие свет на ситуацию, ответы:
– Сам приехал, и не знаешь?
– Ты на солнышке перегрелся что ли?
– Откуда я знаю? У Ольги Дмитриевны спроси! Она знает лучше.
– Иди маме позвони – она расскажет!
– Только малыши не знают, где живут и отдыхают, – сказал какой–то толстенький парень в белой кепке и с оттопыренными ушами. Мне остро захотелось его чем–нибудь треснуть, но я сдержался, потому что он, по–видимому, не был ни в чём виноват. Это бы стало лишь необоснованной агрессией, да ещё и по отношению к маленькому ребёнку. Одно дело – Ольга, а детей я бить не привык. Даже особо наглых. Пусть их воспитанием родители занимаются. Ну или Олька –  она ведь так гордится тем, что вожатая.
Наконец, я достиг первой цели своего путешествия. Железные, обвитые плющом ворота, и две статуи по краям. «Жаль, я их уже не сфоткаю», – пронеслась в голове непрошенная мысль. – «Да и значок у Ольги утянуть не успел на память».
– Так! – вслух оборвал я непрошенные мысли. – Это у меня уже стокгольмский синдром начинается. Эдак ещё проникнусь симпатией к своим похитителям. Вот ведь не хватало! Прочь из этого места, и немедленно!
Я решительно распахнул ворота. К моему удивлению, заперты они не были. Весь путь до выхода я гнал от себя образ большого амбарного замка, который преградит мне путь. Даже успел продумать ещё пару возможных путей побега: поискать дырку в заборе, или, на самый крайний случай, удрать по реке. Плавать я не любил, но умел. Да и кто, прожив столько времени в Сочи, не умеет плавать? Но оказалось, похитители не озаботились запереть на ключик свою золотую клетку. Неужели никто не пробовал сбегать? Или тут есть какой–то другой подвох? Может, соблазнение?
«Какой–то коррекционный лагерь для детей и юнцов с отрицательными особенностями умственного развития…» – бормотал я про себя, выкатывая на идеальную дорогу велосипед и яростно закрывая ворота. Смазаны они были хорошо и захлопнулись без малейшего скрипа. Если бы я нашёл цепь с замком, то обязательно бы её сюда повесил: с внешней стороны, естественно, чтобы запечатать навсегда это дурацкое место.
А вот и дорога. Да, такой дороге позавидует даже Германия! И кто её вообще строил в столь неподходящем месте? Вот что значит – неэффективное расходование бюджетных средств. Это у нас в стране любят, особенно здесь, в Краснодарском крае. Хотя, если это лето, то растительность на юге России должна быть другой! А здесь, по всей видимости, средняя полоса – по травам да деревьям видно.
По пути к воротам я не встретил никого из вчерашних знакомых. Ну и хрен бы с ними! Зато избавлю себя от непонятных расспросов. Всё равно ничего путного у этих дебилов (или несчастных одурманенных людей) не допросишься!
Раздался зовущий гудок. Я так понял, что нас хотят видеть на завтраке. Сирена слышалась даже отсюда. Особенного голода я не ощущал, потому что с детства не привык есть рано утром, а кофе здесь всё равно не давали, я в этом уверен. Да и велика беда – пропустить завтрак? Можно бы было, конечно, ещё после линейки попросить Ольгу, чтобы она достала мне бодрящий напиток (или хотя бы цикорий), но мне не очень хотелось лишний раз с ней разговаривать. Объясняться со Славей, у которой имелись ключи от столовой, я тем более не собирался. Вот ещё честь! Чем быстрее я отсюда уеду – тем лучше. Когда я не появлюсь на завтраке, меня могут начать искать. И рано или поздно поймут, куда я подевался. Не верю, что в лагере нет ни одной машины. Наверняка, где–то в стороне подъезд для автотранспорта. Не таскают же они вручную еду для такой оравы народу отсюда до склада.
Я уселся на велик и быстро покатил прочь от «Совёнка». Сторону, откуда приехал автобус, я не запомнил, поэтому отправился наугад. В любом случае, дорога должна куда–то привести! Даже если она кольцевая, ответвления по любому будут. А если где появится тропинка вбок, я обязательно на неё сверну: может, к деревне какой выеду – хотя бы попаду в более адекватную обстановку. И потенциальную погоню собью со следа. А там кто её знает…
Погода довольно быстро испортилась. Находясь в лагере, я не мог даже представить, чтобы здешнее ясное небо могли затянуть серые тучи. Настолько постоянной казалась совёнковская безоблачность! Хотя я здесь и провёл только один день, идеальность погоды сомнений не вызывала. «Она просто обязана была быть такой же прекрасной, как дорога под ногами», – подсказывало мне подсознание.
Однако факт оставался фактом: интуиция подвела. Или небо было безоблачным только над «Совёнком», что – полный бред. Или погода здесь так же переменчива и капризна, как и в любой другой точке земного шара. Что более похоже на правду. Во время линейки на небосводе не было ни облачка. Тем не менее, сейчас с того края неба, откуда недавно взошло Солнце (восток, соответственно), довольно быстро налетали серые тучи. Вскоре они уже заслонили наше дневное светило, и принялся накрапывать мелкий холодный дождь.
– Самое время! – воскликнул я, уже отъехав от лагеря на порядочное расстояние. Во всяком случае, так говорили мне мои ощущения. Дорога при этом уже не казалась тянущейся в бесконечность, потому что горизонт больше не просматривался. Причиной тому неожиданно стал туман, окутавший слабой дымкой окружавшее меня пространство.
Сейчас погода меня совершенно не волновала. Конечно, ехать в дождь куда менее приятно, чем в солнечную погоду, зато вода смоет следы велосипеда, а в тумане отыскать меня будет куда сложнее. «Лишь бы выбраться, лишь бы выбраться», – шептал я про себя, как молитву. И усердно крутил педали. В маленьком зеркале на руле я видел какого–то юношу в пионерском галстуке, напоминающего меня. В общем, это и был я, однако столь непривычным казалось мне собственное лицо, что я, засмотревшись на него не без удовольствия (помолодел же), нечаянно вильнул рулём в сторону, и колесо, поскользнувшись на склизком от дождя грунте, сошло с намеченного пути, а я болезненно приземлился коленями на каменистую землю.
«Интересно, сколько у меня после этого синяков появится? Лишь бы заражение крови не получилось…» Я сложил руки лодочкой, и, когда набралось достаточно воды, сперва смыл грязь с ладоней, а потом с оцарапанных коленей. «Кстати, а куда я вчера положил телефон?» – внезапно закрался в голову вопрос. Часто случалось, что в неожиданные моменты ко мне приходили совершенно отстранённые мысли. – «Точно, под подушку засунул. Нет, оставил в куртке! Нет, засунул под подушку!» – возникло двоемыслие. С одной стороны, я был уверен, что смартфон в куртке, а с другой – отчётливо помнил, что прятал его под подушку. Не надо было вообще класть вещи в шкаф. Сунул бы под матрас – был бы сейчас в куртке и с деньгами. Вот не собирался же слушаться Ольгу ни в чем, зачем тогда подчинился? Надо больше верить своей интуиции, хоть она и подвела меня с погодой. «Разумеется, телефон украли», – сделал я логичный вывод и, твёрдо вознамерившись приехать сюда с полицией, с новыми силами погнал своего неказистого железного коня вперёд, стараясь поменьше юлить колесом по влажному асфальту. При этом туман всё сгущался и сгущался до тех пор, пока я не потерял из вида дорогу даже на пару шагов вперёд.
Я старательно смотрел под колесо, убавив скорость, насколько это было возможно, пока, наконец, не перестал видеть и его. Следом из поля моего зрения исчез и руль. Вместе с моими руками. Казалось, я погрузился в густейшее молоко, и чувствовал себя, как в холодной влажной парилке. Я резко затормозил и отошёл в сторону, наощупь ведя за собой велосипед. Сейчас я по своим возможностям ничуть не превосходил слепца. И даже отставал от него, ибо слепой уже приноровился жить со своим недугом, а я привык смотреть в оба глаза. Особенно на дороге.
Да и на велосипеде последний раз я катался года два назад, а это весьма немалый срок, чтобы растерять сноровку.
– Что ж, остаётся идти пешком, пока эта мгла не рассеется. А если она ядовитая? Как там та бабка про радиацию говорила… Хотя, где бабка и Сочи, а где я? – в любом случае, лучше поспешить. Мокнуть под дождем в тумане – то ещё удовольствие. Рано или поздно я наткнусь на какое–нибудь жильё или хотя бы на остановку с навесом, под которым можно будет переждать непогоду. С другой стороны, лучше идти медленно, чем поломать кости. Да, пожалуй, торопиться не буду. Я принял твёрдое решение и, прощупав ногой твердыню под собой, осторожно зашагал вперёд, одной рукой таща велосипед, потому как с ценностями расставаться не привык, да и он обязательно мне понадобится, когда погода наладится. Мало ли, какие здесь расстояния! И не зря, потому что через пару минут такого инвалидского движения туман начал проясняться. Вот и дорога снова видна, и можно ехать. Я вновь оседлал свой транспорт и продолжил путешествие.
Под ногами было всё ещё мокро. Сказывались осадки от тумана. Но чем дальше я ехал, тем суше становилось.
– Туча! Ты захватила очень мало территории, тебе меня не догнать –  никакой воды не хватит, чтобы меня остановить! Дождь не может быть везде – не дождёшься! – громко обратился я к стихии, как будто она могла меня слышать.
Природа, устрашившись моей претензии, умерила свой пыл.
С каждым моим шагом погода улучшалась ударными темпами. По–стахановски: вот туман полностью исчез, вот тучи освободили Солнце, которое как ни в чём не бывало засверкало в зените.
– Ну где этот райцентр? Хоть деревня бы какая показалась… – пробормотал я и заметил впереди некий забор. Вот и приехал! Главное, чтобы там были адекватные люди, а не помешанные, как в лагере!!
Я закрутил педали с утроенной силой, пот стекал по лицу, перемешиваясь с влагой от тумана и дождя… Вот уже скоро, вот пару метров до построек! Но вдруг перед глазами потемнело от разочарования, потому что подъехал я туда, откуда начал свой неверный путь – слева от меня стоял всё тот же «Совёнок» и его ворота…
Двери были призывно открыты, как будто я их не закрывал. Видимо, кто–то за время моего отсутствия выходил погулять…
– Вот ведь незадача. Кажись, я сделал круг! Наверное, повернул назад в тумане, когда оправлялся от падения!
Откуда–то из леса раздался птичий крик, до ужаса напомнивший мне зловещий смех. Я подошёл к ближайшему кусту и посмотрел в чащу. Под ногами валялось что–то белое: грязная записка.
В любое другое время я бы не стал подбирать всякий мусор, но сейчас вовсю включил «режим детектива» и хватался за любую подсказку.
Я развернул бумажку. Она была заляпана мокрой грязью и помята. Но надпись читалась разборчиво: «Улыбайся чаще, и Чаща улыбнётся тебе». Я свернул записку и машинально сунул её в карман.
– Бредятина… Уроды умственно отсталые!
Впереди, ровно по курсу, как раз была чаща. И даже нет… Чаща с Большой Буквы, как и написано на бумажке. Клёны, берёзы и несколько мощных дубов настолько плотно переплетались друг с другом, что пробраться сквозь них не представлялось никакой возможности.
Я машинально улыбнулся, подсознательно выполняя инструкцию, которую получил под кустом.
И не успел этого сделать, как перед глазами потемнело, будто обухом по башке долбанули, а когда снова просветлело, никакой чащи вовсе не было: вместо густых деревьев – маленькие реденькие кусточки, какие я тут привык наблюдать с самого начала…
Я помотал головой. «Галлюцинации какие–то». Залез в карман, но никакой записки там не обнаружил, а вместо неё – сухой древесный лист, который я смял и выбросил. Вот что значит попасть в ядовитый туман! Вот что значит «словить галюны»!
В те тягостные минуты я начал понимать всю особенность ситуации, в которую попал. Это место не было похоже ни на Краснодарский край, ни на Россию, и в целом на тот мир, из которого я сутки назад выехал на маршрутном автобусе. Да и разве был тот «Икарус», в который я сел, похож на курсирующий по Сочи транспорт? Мягкие сидения, занавесочки на окнах… Скорее он напоминал экскурсионный автобус, который возит обалдевших от моря и пьянства туристов по местным достопримечательностям какого– нибудь Крыма. Я видел такие тысячу раз. Потому, наверное, он и не вызвал у меня особого удивления. Комфортабельный автобус, это же прекрасно! Но туристы – это летом. А что делают с подобными автобусами зимой? Никогда не задумывался. Ставят на полгода на стоянку и ждут следующего сезона? Или могут одолжить городскому автопарку? Не уверен… И почему я раньше об этом не подумал? Зачем сел, не глядя? Замёрз и был готов погреться в любом тёплом и закрытом от непогоды транспорте? Что ж, хорошо согрелся, просто великолепно. Будто прочтя мои мысли, Солнце начало издевательски припекать.
А я судорожно пытался успокоить свои нервы, срывая с ближайшего куста листья и разрывая их на мелкие кусочки. Будто эти нехитрые действия сумеют проделать брешь в окружающей меня действительности. А сквозь эту брешь начнёт проступать реальный мир. Мой мир, без «Совёнка», пионеров и прочего бреда. Мысленно я продолжал уверять себя, что это такое представление, что это розыгрыш, что я поехал не в ту сторону, заплутав в тумане, что сделал круг… Но сам не верил своим словам. А предпринимать вторую попытку ехать в обратную сторону явно не хотелось. Понимал нутром, что бесполезно.
– Туманы так быстро не налетают, а леса не исчезают. Это специально. Потому они и не запирают ворота, что отсюда невозможно выбраться. Во всяком случае, человеческими методами. Это не замо;к – это куда круче… Я не доеду в райцентр по этой дороге. Я не уеду по ней никуда, – издав нервный смешок, подытожил произошедшее я и повёл велосипед назад в лагерь. Судя по Солнцу, обед должен быть не ранее, чем через несколько часов (здесь он в час дня), и мне не оставалось ничего иного, как осмотреть «Совёнок» вдоль и поперёк. Может, попробовать спросить кого–нибудь о странностях на дороге? Пожалуй, Ольгу.
Я аккуратно поставил двухколёсного железного коня на место в его «стойло» и постучался.
– Войдите! – бросила вожатая, и я зашёл внутрь. Ольга опять читала книгу, но на этот раз у стола перед окном. Когда я вошёл внутрь, она с лёгким неудовольствием отложила своё чтиво в сторону, но книгу так и не закрыла. Собиралась быстро отделаться от меня и продолжить развлекаться? Не вопрос! Ответит на мои вопросы, и свободна, как ветер!
Подойдя к девушке и пытаясь казаться как можно более серьёзным, я спросил:
– Почему по дороге, ведущей из лагеря, я не смог попасть в райцентр? Почему вернулся назад в «Совёнок»?
Глаза Ольги расширились от удивления.
– Ты пытался попасть в райцентр? Зачем? Твоя смена ещё не закончилась! Ты бы мог попасться диким зверям на растерзание, и меня бы посадили!
– Оль… чтобы тебя посадили, совершенно не обязательно разрывать меня диким зверям. Это и так случится. Я гарантирую, – на угрозы девушка опять не обратила никакого внимания, только плечами пожала.
– Хватит вот этих вот своих шуточек, Арсеньев. Так зачем ты уезжал?
– Потому что мне захотелось домой… – я решил ответить так, чтобы мои слова показались серыми и будничными. Даже жалостливыми.
– Заскучал что ли? Познакомься с кем–нибудь. Заведи друзей. Сразу станет веселее! – Ольга понимающе улыбнулась: кажется, в иные веки раз я сказал именно то, что она и собиралась услышать. – Здесь девчонки классные. Вон, Алиса. Она тебе подходит!
«Это точно…»
Сходу я не нашёл, что ответить, чем девушка тут же воспользовалась, отвернувшись от меня и притянув к себе книгу. На её месте я бы сам к себе не стал столь беззаботно поворачиваться спиной. Неужели она уже забыла, как вчера я выдернул из–под неё матрас? Или не верит, что я могу провернуть то же самое со стулом? Я уже было начал обдумывать, какой пакостью наградить вожатую на этот раз, но одёрнул себя. «Стоп!» После всего, случившегося утром, ни один нормальный человек не будет так себя вести. Я нахамил ей с утра, ворвался в комнату, когда она переодевалась, испортил линейку, потом набросился с обвинениями. Вчера тоже я вовсю с ней спорил – я поставил ей на коленях синяки, выдернув матрас, а ей хоть бы что! Да и столь важный для неё авторитет я с самого своего появления методично втаптываю в грязь. А Ольга будто забыла о наших разногласиях, для неё я – просто заскучавший по дому ребёнок, которому надо улыбнуться и дать добрый дружеский совет. Словно из её памяти это утро просто исчезло, как и вчерашний вечер. Словно она вообще не запоминала ничего плохого, отфильтровывая негатив, будто ситом. Эх, мне бы так! «Интересно, какое это заболевание…»
– Негативные эмоции очень вредно влияют на Ваше здоровье, Алексей, – вспомнил я слова психиатра, когда год назад проходил обязательный медосмотр для работы. Или, если вернуться к загадкам и нелогичностям этого «очаровательного» во всех отношениях местечка, на её память кто–то влияет. И действительно убирает все «лишние» воспоминания и дописывает нужные. И она на самом деле верит, что не было у меня ни куртки, ни свитера, что я приехал неделю назад, и всё это время живу в её домике. Просто, я – ребёнок со странностями и фантазиями, поэтому добрые, мудрые родители и отправили меня сюда расслабиться, погреться на солнышке, найти новых друзей. Нет, не может быть! Или может… Лес ведь тоже не может исчезать перед глазами, записки не могут превращаться с засохшие листья, а после холодного дождливого и снежного мартовского утра на следующий день должно наступить ещё одно, почти такое же, а не жаркое и летнее.
Я дошёл до кровати, где спал, сунул руку под подушку и на удивление нашёл там свой смартфон. Значит, он всё–таки здесь. На всякий случай я положил его в карман «пионерских» брюк, чтобы не лишиться, как всего остального, и впредь носить с собой. Ведь я так и не сфотографировал многое из того, что мог. А стоит он тридцать тысяч. А может… показать его Ольге? Я не заметил у неё сотика. Впрочем, у других тоже. Надо будет поспрашивать, а пока…
– Оленька, солнышко, а ты видела такое? Это называется – «приблуда телефонная». Вот, – я извлёк из кармана смартфон и «зажёг» экран. Я сделал несколько шагов к вожатой, которая как раз убрала книгу и теперь нахлобучивала панамку, направляясь к выходу. Я легонько дёрнул девушку за руку и поднёс к её глазам «приблуду».
– Чего ты мне тычешь? Очередная, наверное, японская игра вроде змейки, да? – девушка отодвинула мою руку от себя подальше. – Я тебе не ребёнок! И вообще они специально мастерят свои поделки, чтобы отуплять советских детей. Чтобы вы вместо чтения умных книжек про героев глаза свои портили. Убери её подальше, и иди погуляй. Смотри, какое солнышко на улице! Помоги девочкам с общественно–полезными работами!
– Да причём здесь отуплять? Это чтобы звонить! Телефон же, ну! Смотри, сигнала нет! Почему? Столбы вон рядом, провода, сирена! В чём проблема? Здесь глушители стоят? И что за общественные работы? Они здесь заключённые что ли?
– Ты боевиков забугорных насмотрелся? Причём здесь оружие? Какие глушители? Глушители – они у военных… Какой телефон? Как ты, дурень, будешь с этого… – Ольга презрительно показала на смартфон, – звонить, если провода нет? Ведь ток по проводам идёт, не так ли? – вожатая рассмеялась от собственных слов и «выпорхнула» за дверь, прихватив со стола книгу.
В работе сотовой связи я и сам разбирался слабо, но Ольгу в воровстве уже не подозревал. И никого из обитателей лагеря. Какое воровство может быть там, где «магия» способна превратить тридцатилетнего мужика в семнадцатилетнего сопляка? Мне кажется, здесь вообще–то об имуществе не говорят, а всей душой заняты мистическим экспериментом… Если вообще осознают, что с ними происходит.
Будучи человеком критического склада ума, я всё же никогда не отметал наличие явлений, не объяснимых (пока) с точки зрения известных человечеству законов физики и других наук. То, что доступно нашему знанию, лишь вершина айсберга… С детства я мечтал столкнуться с чем–нибудь фантастическим, чему наука пока ещё не нашла объяснения. «Не мечтай, мечты иногда имеют обыкновение сбываться. Бойся своих желаний…» Теперь же, столкнувшись с необъяснимым, я почувствовал, насколько это неприятно. Как страшно жить в мире, законов которого абсолютно не понимаешь! И не можешь ничего спрогнозировать. И неизвестно, сколько мне ещё здесь торчать!
Что ж, поиграем в исследователя.
– Я исследователь, – похвалился я Ольге, когда она через несколько минут вернулась назад в домик с какой–то бумажкой в руках. – У меня высшее техническое образование – я в таких вещах, как сотовая связь, понимаю на «отлично».
– Не витай в облаках, Алексей. Ты не представляешь себе, сколько всего надо преодолеть в жизни, чтобы называть себя исследователем… – по тону Ольги мне показалось, что она тоже кое–что понимает в исследованиях… И, может, она права?
– И моя первоочередная задача – разработать конкретный план спасения из этих гиблых мест, – подытожил я и направился к выходу.
– Алексей, хватит дурить! Стой! Ты должен взять этот обходной лист и отметиться в каждом указанном месте! – услышал я резкий оклик вожатой. Ольга протянула мне ту самую бумаженцию, которую только что принесла. На ней был список различных мест в «Совёнке», а рядом места для подписей. – Славя должна была передать тебе его ещё утром, за завтраком, но ты куда–то смылся…
– Что значит, куда–то?! Я вроде уже говорил… а, ладно, понял... – она успела всё забыть. «Градусник стряхнулся».
Первой моей мыслью было порвать эту гадскую бумагу и бросить в лицо вожатой, и я уже собрался дёрнуть листок в разные стороны, как подумал, что иметь полный список построек лагеря в моей плачевной ситуации достаточно полезно. Да и силу вещественных доказательств пока никто не отменял. Фотографии ведь могут не сохраниться… Кстати, насчёт фотографий!
Я навёл камеру на Ольгу и со щелчком её сфотографировал. Девушка вздрогнула и отшатнулась, как будто в неё выстрелили из травмата.
– Ээ, ты чего! А ну не хулиганить! – она отошла к деревянной стенке и взялась за доску. – В казаков–разбойников будешь с Ульянкой играть!
– Да не хулиганю я, а фотографирую, – и смартфон снова исчез в кармане, чтобы она его не отобрала.
– Перестань играться. Лучше обходным листом займись, – и девушка вернулась на свою койку.
Я снова достал смартфон и показал девушке получившееся фото на экране:
– Вот, посмотри, что ты на это скажешь?
– Может, хоть какая–то польза от этих японских игрушек и есть, – улыбнулась она в ответ. Но, кажется, её собственное миниатюрное изображение Ольгу совершенно не удивило. Или она увидела на дисплее что–то своё, вполне укладывающееся в её картину мира. – Кстати, ты не забыл, что у нас есть фотокружок? Раз ты так увлекаешься фотографией – не забудь туда заглянуть. Проявишь плёнку эту свою карманную, – на слове «плёнка» она чуть усмехнулась. – Посмотрим, что у тебя получилось. Но не забудь, сперва – обходной лист.
– Хорошо. Раз надо, значит надо. Жди! – я вышел из домика и первым делом решил сходить в сторону клубов. Это место я приметил сразу по прибытию в «Совёнок», и мне вдруг захотелось узнать о нём побольше. Да, в обходном листе клубы тоже значились, ровно посередине, между библиотекой и медпунктом.
Я вошёл без стука и сразу же заметил стоявшего посередине комнаты Сыроежкина, а рядом с ним ещё какого–то второго парня в больших советских очках. Такие сейчас (в моём мире) явно не в моде.
Вокруг них на широком столе, занимающем почти всю комнату, было разбросано множество совершенно различных деталей: вероятно, для каких–нибудь не очень сложных технических устройств. На тумбочках, установленных по стенам, творилось то же самое, а на самих стенах висели чертежи и инструменты на гвоздиках. В отличие от домика Ольги (и моего), никаких ковров здесь не было и в помине, а на полу, опираясь на стол и тумбочки, успешно расположились плотные рулоны бумаги с чертежами. Наверное, если бы не слепило Солнце, они бы и от штор отказались! А если бы разрешили, то и окна залепили бы своими техническими рисунками, ибо вряд ли работы подростков можно назвать полноценными чертежами.
– О, приветствую! – торжественно произнёс парень в очках. – Меня зовут Александр. Можно Шурик. Электроника ты уже знаешь. Он про тебя говорил. Это – правда, что ты назвал Алису – ТриЧевской? И ты всё ещё жив после этого? – не дав мне вставить и слово, он продолжил тараторить. – У нас кружок кибернетиков. Конечно, здесь должны быть различные творческие секции, но сил хватило только на технарей. Мы занимаемся тем, что двигаем вперёд советскую науку! Слава прогрессу!
– Какую–какую науку вы двигаете? – рефлекторно спросил я, ибо слово «советскую» знатно резануло мне слух.
– Нашу, – хором ответили парни и также дружно пожали плечами. «Вероятно, просто фигура речи» – сперва мысленно отмахнулся я, но потом одёрнул себя. – «Если промывают мозги Ольге, почему и им тоже не могут?»
– Ну, будешь записываться? – деловито добавил Электроник и указал рукой на местную обстановку. – Будем вместе гигантских роботов конструировать!
«Лучше бы автомобиль сделали, чтобы я убрался восвояси».
– Ой, не уверен… – прошептал во мне недоученный кандидат наук. – Мне кажется, есть дела более насущные.
– И какие же? – спросил Электроник.
– Ну там автомобиль сделать… – неуверенно протянул я.
– А зачем автомобиль, если их и так в городе полным–полно? – нахмурился Шурик. – Это ж не научное достижение!
Бесполезно…
Слово «кибернетика» было знакомо мне не понаслышке. Всё–таки программист: так сказать, профильный специалист. Однако вряд ли для меня мог представлять интерес местный прогресс, по всей видимости весьма отстающий от того, с которым я привык иметь дело в своей реальности. Детские поделки меня интересовали, если честно, слабо.
– Я подумаю, но хочу сперва осмотреть все местные достопримечательности, а потом буду решать, куда вступать.
– Что может быть интереснее науки? – хмыкнул в ответ Электроник. – Неужели на пианино бренчать?
– Клубы открыты до ужина, – дружелюбно прояснил столь важную для меня ситуацию его приятель.
– Учту, – коротко ответил я и вышел на крыльцо. На самом деле мне, наверное, стоило дать им обходной лист, чтобы получить подпись, и такая идея пришла в мою голову поначалу, но сию секунду была устранена в связи с тем, что частью лагеря я себя до сих пор считать не начал. Тем паче я никому не собирался в конечном итоге отдавать эту бумаженцию, предпочитая сохранять свои находки при себе. На всякий случай. Карты лагеря у меня не было, да и нигде я её не видел: очевидно, придётся нарисовать свою. Как раз, возьму обходной лист за основу. А саму карту буду чертить на обратной стороне. Потом перерисую в домике. Не таскаться же с кипой бумажек. Тем не менее, визит в клубы, на первый взгляд не особо полезный, натолкнул меня ещё на одну зацепку или противоречие в системе. Ольга была уверена, что я живу здесь уже неделю, тем не менее всучила мне этот листок, который явно полагался новоприбывшим. А вот Электроник, похоже, помнил, что я приехал только вчера. Потому и предложил записаться в клуб. Конечно, если я начну их спрашивать, они, наверняка «вспомнят» какое–то ещё разумное объяснение. К примеру, Ольга скажет, что я болел первую неделю. А Электроник посокрушается на эту тему, и именно болезни припишет мои вчерашние резкости, если вспомнит о них. Отсюда напрашивался вывод: память каждому чистят индивидуально и в разной степени и порой подчищают по ходу спектакля. Из чего следует…
Довести логические умозаключения до конца я не успел. Электроник выбежал на крыльцо следом за мной. Он ухватил меня за руку и потянулся за листом, которым я нервно размахивал свободной рукой, спускаясь по лестнице. «Он думает, что мне важна его закорючка… ахахах!»
– Иди на место, – только и услышал парень. Офигев от такого подхода, он скрылся обратно в дверях клубов.
Не успел я сойти с лестницы, как завидел Славяну. Она снова была в спортивном костюме. Под её кроссовками хрустел гравий.
– Они приставали к тебе со своей кибернетикой? Подпись поставили? Попробовали бы не поставить! – уверенность Слави меня рассмешила. – Я бы помогла…
– Зачем мне их подпись? – кротко спросил я, вызвав на лице пионерки нешуточное удивление. – Мне бы никогда не пришло в голову просить у них или у кого–нибудь ещё в этом лагере автограф. Они что, знаменитости? Разве что в целях подчерковедческой экспертизы пойдёт…
– Но ведь обходной лист надо подписать! – встряла Славя. – Таковы порядки!
– Он и так неплохо выглядит. Зачем портить бумагу всякими каляками–маляками, место изводить? Он ведь нужен, чтобы я ознакомился с лагерем. Так вот, пока он у меня, я ничего важного и интересного не забуду и не пропущу. Лучше я там какие–нибудь ценные отметки поставлю, – я сунул руку в карман в поисках ручки, забыв, что никогда их с собой не ношу, поэтому просто посмотрел в лист и задумался: «Как бы я охарактеризовал этих парней? Что бы поставил напротив их учреждения? Наверное, написал бы: серьёзные люди».
Кажется, мой ответ озадачил Славяну. С одной стороны, я нарушал букву правил. Но с другой, как раз стремился выполнить их дух, причём в самом лучшем виде. Да ещё и в письменной форме. В конце концов, она понимающе кивнула и сказала:
– Думаю, ничего страшного не случится, если ты вернёшь лист завтра или через пару дней, когда всё тут выучишь.
– Истинно так, – я едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Вот уж без чего–без чего, а без одобрения Слави я точно смогу обойтись. Но глупо обижаться на больных с промытыми мозгами. Так что я, отвернувшись и больше не оборачиваясь, поспешил прочь по пыльной широкой тропе. Так, что у нас ещё интересного есть в списке? «Музыкальный кружок». А это ещё что такое, а самое главное, где находится? Надо будет зайти. Но где он? Явно не в клубах. Что им мешало вместе с листом выдать карту? Всё–таки без Славьки я не обойдусь!
– Эй, Славя! Иди сюда! – девушка бодрой походкой подошла. Благо, я прошёл шагов двадцать – не больше. – Будь ласка, покажи мне, где тут музыкальный клуб?
– Лаадно, – протянула она с лёгкой неохотой, но почти сразу изобразила на лице своё дежурное выражение: «Помогу всем и каждому, потому что это – правильно». – Хотя зачем тебе музыкальный клуб, если ты лист всё равно не собираешься подписывать?
– А поиграть на гитарке мне уж и захотеться не может? Мысли шире, подруга!
Судя по чуть брезгливому выражению лица девушки, промелькнувшему буквально на миг, игра на гитарке явно не входила в перечень стоящих занятий с точки зрения Слави. Хоть девушка и не хотела это показывать… Долг есть долг, я попросил помочь – значит надо помочь! Или в её неприязни к музыкальному кружку таилось что–то более личное? Всё же, музыкальный кружок входил в обходной лист, так что моё желание его посетить должно было её только обрадовать. Может, Славяна не так проста, как кажется на первый взгляд? И зря я навесил на неё ярлык отличницы (Василисы Премудрой) и не обращал особого внимания. Она ведь – добровольная помощница Ольги. Возможно, она знает больше, чем остальные. А память ей, как и прочим пионерам, подчищают не так активно. Она помнит, что было вчера у Ольги, и что случилось на линейке, и поэтому не желает со мной общаться? Скорее – нет, она ведь сама ко мне подошла и заговорила около клубов и на помощь напрашивалась. Значит, никуда не спешила. И, пока я не заикнулся про музыкальный кружок, была не прочь поболтать. Вывод: что–то не так в самом музыкальном кружке, и Славя помнит об этом? Это уже куда интереснее! Надо будет там хорошенько осмотреться.
Пока я размышлял, коротко бросив: «Идём, тут близко», – девушка бодрой походкой поспешила вглубь территории.
Под руководством Слави я дошагал до светлого здания. Если бы меня попросили описать его форму, я бы сказал, что она разлатая. Словно двуцветная птица, музыкальное учреждение с одной стороны освещалось Солнцем, а с другой пребывало в теньке. Стены были песочного цвета. Свежие – видимо, покрасили их недавно. Как и клубы, здание утопало в густых кустах. Интересно, как его покрасили, не повредив эти зелёные насаждения? Не похоже, чтобы оно было старое, возведённое до деревьев…
Кивнув на вход, Славя направилась прочь, только подтверждая мои мысли, а я прошёл внутрь. Комната выглядела намного более тихо и мирно, нежели кружок «кибернетиков»: беспорядочно ничего не валялось, и никто не шумел. Сама по себе зала была широкой с высокими потолками: раза в полтора выше, чем в моей квартирке. Возле большой школьной доски стоял ряд гитар и барабанов, а посередине красовался внушительный чёрный рояль. Его блестящая лакированная крышка отражала свет из огромного окна. Таких окон я ещё не видел. На стене справа были тоже окна, но поменьше. Между ними висел портрет Бетховена, а повыше – небольшие комнатные часы с римскими цифрами. Прямо под часами, забившись под рояль, копошилась какая–то девушка в традиционной пионерской форме, о чём–то разговаривая сама с собой. У неё были очень длинные, даже длиннее, чем косы у Слави, цвета морской волны, волосы, собранные в два высоких хвоста. Хвосты украшали массивные, в тон галстуку, красные резинки. Удивляться расцветкам волос местных обитательниц я уже перестал, но машинально отметил: у Слави – кроссовки, у этой – резинки для волос. Их, вроде, тоже в СССР не производили. Ни на одной из картинок советских времен, которые постоянно мелькают в инете, я не встречал девочек ни с резинками, ни в кроссовках. Длинные волосы они все, как одна, завязывали лентами, а на ногах обычно носили туфельки–лодочки, в самом крайнем случае – такие же кеды, как у меня. Кстати, в перечень несоветских вещей стоит добавить ещё и майку Ульяны. Интересно, значат ли эти, не соответствующие своей эпохе вещи, что–нибудь? Являются ли они подсказкой или ключом к спасению? Или это – просто ляп сотворившего данное место режиссера. Почему–то я был уверен, что происходящее в лагере – нечто именно рукотворное, направленное разумной волей, а не случайный сбой привычного миропорядка.
Девушка меня так и не заметила. «Наверное, что–то ищет…» – подумал я и подошёл поближе. Если бы я не находится в экстраординарной ситуации, то непременно мог отметить, что поза обитательницы клуба была довольно соблазнительной. Одни полосатые разноцветные трусики и задранная юбочка чего стоили… Она аппетитно выпячивала свой зад, да ещё и двигала им в разные стороны. «Может, они и правда соблазняют меня! Наверное, чтобы лояльности добавить! Ну нет! Никогда ещё возбуждение не приводило Арсеньева к покорности!» Для уверенности я опёрся о пюпитр на колёсиках, с шумом отодвигая его в сторону.
– Привет, – сказал я как можно более хладнокровно. Девушка вскрикнула, стукнувшись о рояль, затем неловко и торопливо вылезла, поправляя юбку и краснея.
– Привет. С бегунком пришёл? У меня тут музыкальный клуб. К сожалению, состою здесь я в одиночестве, но, если ты присоединишься, нас будет уже двое. Мы сможем даже спеть дуэтом! Или ты будешь играть, а я – петь! Ты на каком музыкальном инструменте играешь?
Девочка говорила очень быстро. Я бы даже сказал, тараторила. Именно это слово завертелось у меня на языке от её чёткой, но скорой речи. Дикция, кстати, у неё была очень хорошая. Ей бы на конкурс скороговорок! Или на какую–нибудь «Минуту славы» рэп читать.
– На компьютере. Знаешь, какой инструмент! И поиграть, и поработать, – я решил не отвечать серьёзно. – А ты не пробовалась в логопеды? Обучала бы картавых своему безупречному произношению. Хоть и не совсем русскому… – мне показалось, что говорит девушка с лёгким азиатским акцентом.
– На чём, на чём?! – собеседница удивлённо вытаращила глаза. – Никогда не слышала о таком! Расскажешь потом, что это за зверь? И вообще… – девочка замялась, будто мысль быстро выпорхнула из её зелёной–голубой головки. Словно пытаясь её ухватить, девушка передвинулась на шаг ближе к окну. Теперь её волосы заиграли на Солнце изумрудно–зелёным, под стать глазам… Обитательницы «Совёнка» прям одна другой симпатичнее. Даже глаза разбегаются. Не удивлюсь, если их сюда специально подбирали. По кастингу, как в модельном агентстве.
– И вообще, что? – вернул я ей её неоконченную фразу и добавил. – Я – Алекс. Приятно познакомиться.
– Если захочешь, я научу тебя играть на том, что у нас тут есть, – зеленовласка указала рукой на музыкальные инструменты. Потом, смущаясь, прикрыла рот ладонью. Наконец, должно быть, сообразила, что не худо бы и представиться самой (а то я до сих пор не знаю, как её называть). А уже потом предлагать обучение.
–  Меня, кстати, Мику зовут. Нет, честно–честно, никто не верит, а меня правда так зовут. Просто моя мама из Японии… Мой папа познакомился с ней, когда строил там… ну, то есть, он инженер, и когда они занимались проектом… то есть, разрабатывали проект нового технологического…
– Да, логично. Отсюда и твой лёгкий акцент, – перебил я Мику, не желая выслушивать бесполезную болтовню об истории её рождения. – Обходной лист не подписывай. Я решил на него забить.
– Тебя Ольга Дмитриевна ругать будет! – Мику, кажется, даже забыла о желании завербовать меня в музыканты. – Или ты с Алиски пример берёшь, да? Не советую, не советую. У неё из–за этого много проблем! Весь отдых портится!
– Нет, я сам по себе. Мне что, теперь на всяких Олек внимание обращать? Скажи ещё, что я на линейку должен ходить! Знаешь, всем нравиться попросту невозможно.
– Вообще, ты должен делать всё, что здесь положено… Всё, что говорят! Ну, ладно. Надумаешь, приходи! Я на всём умею играть, честно–честно! – она мило улыбнулась, словно ничего необычного не услышала, и, подперев щёку сложенными ладошками, проводила меня взглядом до выхода. – Меня «девочка–оркестр» прозвали даже! – добавила она, пока я открывал дверь.
– Лучше бы японскому языку меня обучила, – бросил я ей, хватаясь за круглую лакированную ручку и двигая дверью туда–сюда.
– Извини–извини–извини, но я его не знаю! Разве что песенки выучила! Я вообще к иностранным языкам неспособная! А вот играть я мо… – я тихонько закрыл дверь до щелчка, чтобы больше не слушать музыкальные откровения.
В другое время я бы обязательно взял гитарку и чего–нибудь набренчал (я когда–то этому самоучился), но времени на такие пустяки сейчас не было. Во всяком случае, пока не будут пройдены все места.
«Так, что ещё из списка мне может пригодиться? Медпункт. Голову проверить никогда не помешает!» – я вышел за дверь. Обычно я захлопывал их очень громко и даже яростно, но в Мику было что–то успокаивающее – нечто, не дающее мне злиться… Славяна, как и должна верная проводница, ждала меня на крыльце. Я тут же озвучил ей следующий пункт нашей образовательной программы. Против посещения медпункта Славя явно ничего не имела – даже её молчаливость куда–то испарилась.
– Ну как тебе наша Мику? – спросила она, едва мы отошли от двери. – Ты, наверное, понял, что иногда она бывает надоедливой! Зато играет как… обязательно приходи слушать! В любое время, если она не на завтраке–обеде–ужине, не на линейке, не в походе и не на субботнике, и не в…
– Откуда ж ты всё это знаешь–то? – иронично спросил я.
– Я тут… как бы так сказать – помощница вожатой, – своим званием девочка явно гордилась, как и сама Оленька.
– А я в курсе, – уверенно сказал я. Действительно, об особой роли Слави догадаться было несложно, учитывая её поведение и наличие ключей от столовой. В этом плане я проницателен.
– Захаживай к Мику, в общем. Она будет рада!
– Конечно, у неё ведь такой свободный график… А почему, кстати, зелёные волосы? – с волосами девочек в «Совёнке» продолжала твориться какая–то неведомая хрень. Но сам вопрос мне показался достаточно невинным, чтобы задать его вслух.
– Странный вопрос, Лёш. Почему, почему? Родилась она с такими – вот почему! – пояснение Славяны повергло меня в шок. Сколько людей ни встречал, но чтобы зелёные от природы волосы… это нонсенс! А что, если и у Лены тоже так… врождённое…
«Радиация», – завертелось у меня в голове. – «Бабка–то права оказалась…»
– Разве с такими рождаются? – я с помутнённым разумом покорно шёл за блондинкой, которая вела меня к медпункту мимо соснового перелеска.
– Как видишь. Что в этом странного?
– Да вот именно… Кстати, пожалуйста, не называй меня Лёша. Я – Алекс.
– Почему? – теперь была очередь Слави задать вопрос.
– Почему, почему? – решил я немного поддразнить девушку, повторяя её ответ. – Родился я Алексом – вот почему!
Ааа, – по–своему поняла мои слова блондинка. – Тебя так родители называют – тогда понятно. Хорошо, я тоже буду называть Алексом.
Я решил не пускаться в бессмысленные объяснения и споры. Пусть думает, что хочет: главное, чтобы обращалась ко мне так, как я того хочу.
Всегда испытывал ко всяким больницам и медицинским учреждениям какой–то непонятный страх. Умом я прекрасно понимал, что ничего плохого со мной там не сделают, но первобытные инстинкты вечно брали верх, и моё сердечко начинало подрагивать, как бы доказывая, что медицина – вещь, неестественная для природного существования человека. «Больной нуждается в уходе врача, и чем дальше врач уйдёт, тем лучше!» Именно этого утверждения я придерживался всю свою сознательную жизнь и даже усовершенствовал его. Зачем дожидаться, пока врач уйдёт? Лучше просто его не вызывать, не посещать и вообще не пересекаться. Меньше знаешь – лучше спишь. А послушай врача, так ты весь – одна ходячая болячка, и непонятно, как ещё на запчасти не развалился. Но в этот раз я решил сделать исключение из своих правил: уж больно подозрительное место – этот «Совёнок». Тут лучше всегда быть исследователем. Да и в медпункте вполне могут быть какие–то подсказки про промывание мозгов. К примеру, можно забраться туда ночью и заглянуть в бумаги… в истории болезней… в препараты…
На вид медпункт оказался совершенно обыденным зданием, похожим на клубы, столовую и другие местные архитектурные достопримечательности. Славя снова отказалась заходить внутрь, на этот раз пояснив: «Медсестра, возможно, захочет тебя осмотреть, а ты парень». От мысли об осмотре меня слегка передёрнуло, но я не собирался показывать свою слабость ни перед Славей, ни перед кем бы то ни было ещё. Нельзя давать хозяину «Совёнка» никаких козырей против себя. Чем меньше он обо мне будет знать, чем меньше получит в ходе наблюдения – тем лучше. Поэтому, собрав волю в кулак, я решительно дёрнул деревянную ручку двери и не менее решительно зашёл внутрь. Правда, очень– очень тихо.
За столом, спиной ко мне, сидела женщина с иссиня–чёрными, не очень длинными волосами, собранными в самый обычный хвост. Наконец–то вполне нормальная причёска, да и цвет вполне привычный. Может, она не местная? Перед ней на столе лежала толстая тетрадь, куда женщина старательно что–то записывала. Её рука с ручкой так и мелькала. Я нервно сглотнул. Диагнозы строчит? Или результаты экспериментов над окружающими? Должно быть, я слишком громко сопел или стучал ботинками по полу, но служительница шприцов и скальпелей мгновенно засекла мое присутствие. «Минуту», – повелительным тоном занятого очень важным делом человека, не оборачиваясь, бросила она. Кажется, я даже слегка вздрогнул от такого приветствия.
Чтобы выкинуть из головы ненужные мысли, я принялся внимательно осматривать помещение.
«Медпункт стандартный. Стол с аппаратурой по центру, слева – открытый шкаф с пробирками, сосудами и стопками бумаг внизу. Две койки, два окна. Каждое запирается на два шпингалета. Оба с широкими подоконниками. Один из них пуст. А к другому окну, которое передо мной, приставлен рабочий стол. Женщина загораживала его, и я не мог подробно разглядеть, лежит ли что–то на подоконнике».
Наконец, женщина оторвалась от бумаг и повернулась ко мне.
Ей оказалось лет тридцать–тридцать пять на вид. То есть чуть старше меня. Того меня, каким я уехал из Сочи… «Так, не думать о Сочи! Не время!» – приказал я себе, едва эта мысль сформировалась в моей голове. «Сейчас главное – не раскисать! Не показывать эмоций! Победили Олю, победим и здесь. Да и с чего я взял, что она будет утверждать надо мной свою власть? Иногда люди постарше бывают податливее из–за мудрости, наработанной с годами… Не станет же она размахивать перед моим носом огромными шприцами и клизмами или тыкать в меня скальпелем?» Я попытался представить себе как можно более карикатурную картинку этой женщины с огромной клизмой в руках. Смешное не может быть страшным по определению.
И тут она посмотрела мне прямо в глаза. Один глаз у неё оказался синий, другой – карий. Я слышал, что такое бывает, и даже однажды в детстве видел разноглазого котёнка. Да и в компьютерных игрушках подобные персонажи нередко встречаются… Однако, в жизни человека с таким дефектом я увидел впервые. Должно быть, на моём лице всё же отразилось удивление, хоть я и пытался сдерживать эмоции. «М– даа, это посерьёзнее и покруче волос станется…» Я невольно закусил губу.
Но женщина лишь вполне дружелюбно хмыкнула. Наверное, за столько лет давно успела привыкнуть к подобной реакции на свою оригинальную внешность. Встав из–за стола, она подошла ко мне.
– Привет, пионер! – приятным, немного низким, будто бархатным голосом, поприветствовала она меня. – Я тебя раньше здесь не видела. С обходным пришёл? Ну–ну. Сейчас мы тебя осмотрим и послушаем. Меня Виолетта зовут, можно просто Виола.
«Как сыр», – подумал про себя я, и мне захотелось попить чай с большим бутербродом, ибо с утра у меня во рту ещё маковой росинки не было.
– Виолетта, почему ты тогда не фиолетовая? – задал каламбурный вопрос я, ибо такое имя твёрдо ассоциировалось у меня с именно таким приятным цветом.
В ответ девушка поправила причёску.
– Смешно, смешно. Но хватит дурить, – она принялась сверлить меня разноцветным взглядом.
Виола не назвала отчество, что меня приятно удивило. Хоть здесь не придётся выслушивать нравоучения о правильном обращении образцового пионера к старшим. Окажись она более высокомерной, по любому возник бы скандал, ведь ей бы пришлось принимать мою манеру общения, ибо я от своих привычек не привык отступаться даже пред лицом неизведанной опасности.
– Обед скоро? – поинтересовался я, потому что живот забурчал после мыслей о бутербродах. И даже неприятный запах химии, витавший в кабинете, не смог перебить проснувшийся аппетит.
– Ты что, голодный? Набегался за сегодня? – Виола мягко улыбнулась. – Потерпи немного. А пока давай уладим формальности. Разденься до пояса.
«Хоть не догола».
– Ну… можно, – почему–то мне не захотелось спорить с Виолой, и я послушно принялся снимать рубашку с майкой. Но совершенно забыл про повязанный поверх рубашки галстук. Возясь над узлом пионерского атрибута, в наполовину снятой, болтающейся на локтях рубашке, я принял решение больше никогда его не надевать, чтобы лишний раз не возиться. Никакой радости от него нет, хотя раньше я и думал иначе! Атрибут мне казался красивым.
Оставшись почти голым перед Виолеттой, я услужливо предоставил ей свою грудь и слегка дрогнул, когда холодный диск «ослушивающего устройства» коснулся моего тела. Женщина усмехнулась, а мне на мгновение показалось, будто железо её прибора проникает внутрь моего организма сквозь кожу, прямиком в мои органы. Как будто медсестра не дыхание слушает, а делает своеобразный укол, только без боли. Чем–то заражает… «Материал что ли какой особый…»
И от этого сердце застучало ещё сильнее, хотя по жизни у меня и так был учащённый пульс ещё с детства.
А Виола ухмыльнулась и погладила меня по щеке, вгоняя в краску.
– Ого, да ты волнуешься… Расслабься, это обычная процедура, – она мне подмигнула, и все необычные ощущения вмиг пропали. Гипнотизирует меня одним только голосом? Стетоскоп вернулся на своё место в карман халата, а я нервно вернул на своё тело майку и рубашку, затолкав галстук в карман. Виола улыбалась во весь рот. В её улыбке чувствовалось удовлетворение, как будто она была вампиром и высосала из меня как минимум литр крови. Правда с той лишь разницей, что слабости я не чувствовал.
В конце концов медсестра, как и остальные, захотела взять мой обходной лист. Я же в свою очередь вовсе не желал марать его лишними надписями, ибо предположил, что писчей бумаги здесь дефицит, а заметки на мобильнике можно оставлять лишь до тех пор, пока он не разрядится.
– Листа я тебе не дам. Не хочу. Я для коллекции собираю.
Виола удивлённо подняла на меня свои разномастные глаза.
– Это ещё что за разговоры такие? Ну знаешь ли… Границы тоже переходить не надо.
– Просто я вообще не планирую его подписывать. Мне кажется, я отдыхать приехал, а не бюрократию разводить, – впервые подыграл я духу лагеря. – И вообще, как сказал дорогой Леонид Ильич: экономика должна быть экономной, и не надо переводить бумагу. У нас же пятилетка борьбы с разбазариванием, очковтирательством, зажимом критики и самокритики и решительной борьбы с пережитками... – я иссяк, перечислив все штампы, которые сумел припомнить, но Виола ответила на это совершенно равнодушно, будто не заметив моей эскапады.
– Разбираться с Ольгой Дмитриевной сам будешь. Тут я тебе не помощник, – отказала Виола мне в том, чего я у неё и так бы никогда не попросил. Уж как–нибудь сам с Олей управлюсь.
– Я её не боюсь, – в свою очередь я тоже подмигнул.
– Ну, ладно. Тогда пока. Если захочешь отдохнуть от вожатой, приходи сюда, – женщина трепетно вздохнула и снова уселась за стол. Мне совершенно не хотелось рассматривать медицинские приборы и препараты, поэтому я быстренько выбежал и взглянул в листок.
– Так. Что тут у нас ещё? Библиотека… и всё что ли? – вначале мне казалось, что здесь будет полный словесный план лагеря и его множественных зданий. Со стороны «Совёнок» казался довольно густо застроенным. – Мда, сам виноват: с самого начала надо было прочитать весь список и понять, что листок почти бесполезен. Видимо, в перечень вошли только те немногие места, где было кому поставить подпись. Лес и пристань, к примеру, указаны не были. Лешего и водяного расписываться не заставишь… А ещё я, кажется, видел мельком какую–то спортивную площадку. Да, и где обещанный Ольгой фотокружок? Или в него не вступил вообще никто, поэтому некому ставить свою каракулю? Ещё одна странность обрела контуры в моей голове. Тут не меньше сотни детей, а в секциях по увлечениям состоят всего трое? Электроник, его приятель Шурик, кажется, Мику (отдельно). Ну, допустим, Лена предпочитает библиотеку. Вместе с ней ещё несколько заучек. Славя и так занята организаторской работой, да и, похоже, любит спорт. Алиса из принципа ни в чем участия не принимает. Но где ещё как минимум девяносто? Я огляделся по сторонам и просто гуляющих пионеров не обнаружил. Чем же они целыми днями занимаются? Пропала куда–то и Славя. Наверное, устала от профессии моего личного Мухтара и ушла по своим делам. Либо позвали на какие–нибудь общественно–полезные работы, которые красавица просто обожает!
Ничего, уж с поиском библиотеки и без неё справлюсь. Авось, не Либерия Ивана Грозного!
Библиотека меня действительно интересовала. Местные книги могли пролить свет на ситуацию… Как именно, я точно сказать бы не смог, но ведь просто сидеть на месте – выход не из лучших, верно?
Я вспомнил о записке про чащу – о том, с какой радостью тогда ухватился даже за такой маленький письменный источник, хоть он и оказался призрачным; а потом ещё обходной листок… Что уж говорить о книгах, которые могут содержать много чего интересного. Для начала можно будет посмотреть что–то по географии или атлас мира, чтобы поискать там Турцию. А ещё можно, отыскав карту России, спросить библиотекаря, где же именно находится «Совёнок». Может, там есть подшивки газет, по которым легко определить текущую дату? Если нет – учебник по истории тоже сгодится. Кто ж откажет пионеру, желающему на каникулах подтянуть свои прорехи в образовании? Кстати, памятуя утреннюю линейку, можно затребовать книгу про Генду. В общем, уйма полезных вариантов.
Я уже собирался выцепить первого мимо проходящего пионера, чтобы разузнать местонахождение библиотеки, как мой взгляд упал на Алису, прислонившуюся к одной из стен медпункта, растопырив ладони и прижав их к холодной бетонной поверхности. Девушка, кажется, что–то высматривала, периодически оборачивая голову к окну и тут же отдёргиваясь назад, словно хитрая лиса.
– Привет, Алиса! – я старался говорить как можно более дружелюбно. Алиса приложила палец к губам и заговорила вполголоса.
– Ну привет… как там тебя… Алекс… – Алиса нахмурилась. – Ты мог бы говорить немножечко потише?
– А тебе какая разница? – я снизил голос на полтона. – Ты кого–то боишься?
– Да замолчи ты! – Алиса явно была взволнована. – Всю разведку мне портишь!
– И что ты собираешься разведывать, Штирлиц? – Алиса вела себя смешно, как будто ребёнок, играющий в глупую забаву про шпионов.
– Не твоё дело! – почти на сто процентов уверенный, что это всего лишь подростковая игра типа «Зарницы», я решил прекратить неудобные расспросы и вернуться к предметам более насущным.
– Как пройти в библиотеку? – вопрос показался мне каким–то уж очень дурацким для моей ситуации и непроизвольно вызвал улыбку, но ведь это была чистая правда! Мне правда хотелось в библиотеку, да и нужно было!
Алиса в два прыжка достигла меня, схватила за руку и оттянула в кусты. Похоже, она не хотела, чтобы нас услышала Виолетта.
– Ого, ты у нас в читатели заделался? Не думала, что меня отвлекут по такому пустяку, – она несильно щёлкнула меня по уху и подмигнула.
– Чукча – не читатель, чукча – писатель, – процитировал я в ответ известный анекдот. Девочка, кажется, не обратила внимания на мою попытку пошутить. Видимо, с чувством юмора у них тут напряжёнка. Или это я шутить не умею… Хотя всегда был уверен в обратном.
– Ладно, прямо и ещё раз прямо. Пройдёшь под теми вишнями, потом через кустарник, и будешь на месте, – Алиса указала направление и скрылась в кустах напротив, продолжая свою шпионскую игру. А я услышал сигнал на обед и решил сперва утолить свой голод телесный, а уже после – интеллектуальный. Всё–таки утро выдалось очень насыщенное, особенно физически. А завтрак я пропустил. «Храм знаний», пожалуй, подождёт. Никуда же она не исчезнет, библиотека эта. Да и во время обеда она скорее всего не работает. Кем бы ни был библиотекарь – он тоже человек, а, значит, тоже ходит питаться в столовую. Ну или куда– то ещё…
Я хорошо запомнил, где столовая, и пришёл туда вовремя, одним из первых. Могу выбрать себе любой столик. Что бы такое спросить промежду прочим во время еды, и у кого? Пожалуй, самым безобидным из того, что я хотел узнать, было, как Мику угораздило родиться с зелёными волосами. Цветные головы были, правда, ещё у некоторых, но у музыкантши цвет был самым необычным и насыщенным. Да и болтать, в отличие о фиолетововолосой Лены, Мика явно обожала, в том числе о себе самой. Быстренько схватив поднос, я кинулся к ней, заранее приметив будущую собеседницу по волосам. Рядом с ней сидела как раз Лена. Ещё лучше, допрошу сразу обеих девочек с особенностями…
– Ого! Цветные! Обе здесь. Очень хорошо. Сейчас мне расскажете, зачем природа–матушка вас так раскрасила. Это радиация? Ваши родители принимали вещества? Либо всё же краска… или парики… я надеюсь… Славяна пошутила, ведь правда? Она мне сказала, что это у вас врождённое.
– Ахахах! – Мику звонко рассмеялась, Лена же уткнулась в тарелку и ела быстрыми маленькими кусочками, стараясь не поднимать на меня глаза. Её щёки приобрели почти неестественно алый цвет. – А что в этом такого? – с явным удовольствием продолжала тем временем «изумрудная», как я её прозвал. – В нашей деревне все такие. Это магия, наверное. Я не знаю…
– В деревне? Рядом с Хиросимой или Припятью, видимо… да? Я угадал? – мой рот дёргался в нервной улыбке, а лампа сверху неожиданно затрещала и несколько раз включилась сама собой и выключилась, как будто от моих слов случились электрические помехи.
Лена вдруг подняла глаза и прояснила:
– Не бойся. Такое случается. Это помехи просто, – «она про лампу или про…» Мику тут же перебила свою молчаливую соседку:
– Какой Хиросимой? Не знаю я никакой Хиросимы! Моя деревня называется… – Мику что–то пробурчала, а после нервно вскочила, оставив целиком сардельку, которую только что насадила на вилку. – Я пойду! Захочешь поговорить – приходи в клуб. А про деревню не спрашивай… у меня с ней связаны тягостные воспоминания.
– Обязательно приду! – крикнул вслед зеленовласке я, а после добавил потише, обернувшись к Лене, – и обязательно спрошу…
– Нуу… ты её извини, она ранимая просто.
Лена поспешила кратко, но сумбурно извиниться, и побежала вслед за подругой. Хотя подругой ли? Неважно. Я же наелся от пуза и тоже направился к выходу. От приятного насыщения мной овладело игривое настроение, и по пути я легонько пнул один из пустых стульев. Стул плавно проплыл по гладкому полу, как будто воде. Глядя на это, мне захотелось попить, и я, взяв добавочную порцию сока, направился к дверям, вкушая сей божественный нектар прямо на ходу. В дверях стояла Ольга, которой я изящно поклонился – жаль только шляпы не оказалось под рукой для полного эффекта. Тогда я решил дополнить поклон безмолвным тостом в её честь. Что и проделал, после чего шутливо повёл стаканом в воздухе перед самым носом вожатой и сделал сочный глоток.
Но и этого мне показалось недостаточно. Прижав палец к губам, я приблизился к самому уху Оли и прошептал:
– Не следи ты за ними. Лишнего не съедят. Они уже не дети! – после чего я поправил на вожатой панамку и перемахнул через все ступеньки разом, ухитрившись при этом не разлить сок. Победно вскинув стакан вверх, я залпом допил утоляющую жидкость, а потом поставил стекляшку на верхнюю ступеньку лестницы, почти у ног вожатой. Её реакция на мой поступок была мне абсолютно безразлична. Всё равно к нашей следующей встрече мои действия выветрятся у бедной, но тааакой авторитетной вожатой из головы.
Это было очень странное ощущение. С одной стороны, меня окружали живые люди. Они дышали, ходили, разговаривали, отвечали на мои вопросы, реагировали так или иначе на все действия. С другой, всё произошедшее с нами казалось нереальным. Ведь оно не сохранялось в их голове, если не соответствовало внутренней логике этого мирка, «Совёнка». Проходило немного времени, и прошлое оставалось достоянием только моей памяти. Окружающие же, вместо того, чтобы злиться на обиды или, напротив, продолжать восхищаться моей решимостью, вспоминать прошлые разговоры или, в случае Лены, перестать меня бояться, будто в написанной на коленке игре, постоянно возвращались к базовым настройкам поведения (по умолчанию).
Почему я устроил это шоу с Олькой? Положа руку на сердце, я и сам не смог бы дать однозначный ответ. Было ли это – пьянящее чувство вседозволенности? Синдром Бога? Или, как в компьютерной игре, мне стало просто интересно проверить мир на прочность? Узнать, как далеко можно зайти, принимая абсурдные решения? Насколько стабилен «Совёнок», можно ли его так сломать? Даже если я возьму на кухне спички и подожгу к чёртовой бабушке весь этот лагерь, он лишь покроется туманом, а через несколько секунд восстанет в прежнем виде?
Я – плохой кролик для опытов. Кто бы ни попытался ставить эксперименты надо мной, в ответ я буду ставить эксперименты над ним. И, пока он не остановится, я не остановлюсь тоже. Как грамотный тестер, буду раз за разом придумывать самые неожиданные и противоестественные варианты и воплощать их в жизнь. И буду продолжать, пока не найду все баги и дыры: упорства мне не занимать, а потом, когда буду готов, я выверну этот лагерь наизнанку и представлю общественности.
Ну, хватит рассуждений! Библиотека, конечно, не убежит, но вряд ли она работает после ужина. А я и так уже тут сильно задержался.
Алиса указала, куда идти; память у меня практически идеальная; так что вперед, к победе!
Библиотека никак не была подписана и казалась вполне заурядным зданием «Совёнка», только достаточно приземистым и длинным. Над ней возвышались осины и несколько мощных елей. Ещё у неё оказалось очень много окон – по три штуки на каждой стене. Все окна были большие и высокие, но на фасаде – просто огромные, почти во всю стену, сбоку чуть поменьше. Это, наверное, чтобы читать было удобнее, и не требовался дополнительный вредный искусственный свет. Ещё в глаза бросалась большая белая скамейка рядом со входом. Зачем? Можно выносить книги и читать на свежем воздухе? Мило. Слева к основному зданию прилепилась небольшая хозяйственная пристройка. Надо будет обязательно зайти туда при случае. Неужели это такой большой туалет? К своему удивлению, я так ни разу и не наткнулся на столь необходимое по жизни сооружение. Так что, скорее всего, и это – просто какое–нибудь хранилище.
Судя по заросшей дороге, ведущей к библиотеке, чтение в «Совёнке» особой популярностью не пользуется. Но, оно и понятно: здесь лагерь для летнего отдыха, а не образовательный центр, а «читалок» среди ребят вряд ли много набралось (как и везде).
Я тщательно вытер ноги о бетонную площадку перед дверью и зашёл внутрь. Дорога сюда была довольно грязной, а следить в библиотеке мне не хотелось. Сейчас я куда чаще читал электронные книги с компа или со смартфона, но привитый в школе и институте пиетет к бумажным источникам знаний вовсе не пропал, и не умер. Для меня библиотека действительно являлась храмом. Храмом знаний, науки, и, как любой храм, библиотека требовала к себе особого отношения.
Помещение изнутри оказалось одной длинной комнатой с невысокими стеллажами с книгами, расставленными по периметру между окнами, торцом к стене. В промежутках между ними, как раз возле окон, располагались столы для чтения. Фасады самих стеллажей были украшены яркими советскими агитационными плакатами и надписями. А под потолком расположились портреты известных и политически правильных поэтов и писателей. Взгляд сразу же наткнулся на Маяковского. Немедленно возникли в сознании его «бессмертные» строки, от которых меня ещё со школьной скамьи разбирал дикий хохот. «Товарищ Ленин, работа адовая будет сделана и делается уже». Это были самые точные слова о сущности СССР, которые я когда–либо слышал или читал. Пожалуй, и к происходящему тут, в «Совёнке» их тоже можно было отнести. Что–то адовое происходило здесь повсеместно. И как положить этому конец, как выбраться из ловушки, в которую угодил, я пока абсолютно не имел понятия.
Оторвавшись от портрета Маяковского, я принялся ещё раз осматривать помещение в поисках кого–либо живого. В принципе, вариант отсутствия библиотекаря на рабочем месте меня бы тоже вполне устроил. Пусть, искать нужные книжки придётся несколько дольше, зато никто не узнает, что именно я изучал. Но, дойдя взглядом до самого крайнего стола, я наконец заметил притаившуюся за огромным глобусом миниатюрную тёмно–синеволосую девушку. Сперва я подумал, что она, как и другая моя знакомая обладательница ультрамариновой шевелюры, крайне молчалива. Но, подойдя поближе, понял, что девушка крепко спит, облокотившись руками о стопу книг и примостив голову сверху. Наверное, замечталась или задумалась о прочитанном, и сама не заметила, как уснула. Ведь спала она в очках: кстати, вполне современных, длинных и овальных, в тонкой металлической оправе. Плюс ещё один предмет в мой список. Может, у каждой девушки есть что–то, не соответствующее 80–ым годам СССР, только не у всех пока я успел это обнаружить?
Я подошёл ещё на несколько шагов и тихонько свистнул. Девушка даже не пошевелилась. Что ж, она не оставляет мне выбора для более решительных действ:
– Проснись и пой! – громко воскликнул я. Девушка вздрогнула всем телом и чуть не смахнула на пол стопку книг, на которой устроилась спать. Хотя как можно заснуть на такой жёсткой «подушке»? Она всё же умудрилась в последний момент её удержать и водрузить на место. А после уставилась на меня заспанными глазами с жёлтым отливом, напустила на себя важный вид и недовольно пробормотала:
– Можно было и повежливее!
– Да ладно тебе, не обижайся. Оля сказала, чтобы я обошёл местные учреждения вот с этим, – я показал обходной лист. – Подписывать его желания нет, иначе Оля подумает, что я её слушаюсь, и тогда задолбает окончательно. Вот решил… ну просто пройтиться и…
Что же именно решил, я сказать не успел, а так и застыл с открытым ртом. Ибо девочка вытаращила на меня глаза настолько, что на секунду мне показалось, будто они стали даже шире очков, которые она усиленно нервно поправляла. А они у неё были достаточно большие, хоть и современной модели.
– О–Оля?! Какая ещё Оля? У нас нет такой в отряде…
К моему изумлению, она даже не поняла, о ком я говорю.
– Ну, Оля, вожатая ваша… наша… Она ещё в шутку требует, чтобы к ней по имени–отчеству обращались.
– Вообще–то она серьёзно! – девушка отвернулась от меня и что–то проверила в бумагах, разбросанных по столу сзади.
– Тем хуже для неё. Обойдётся, значит. На меня такие команды не действуют. Я не робот.
– Как хочешь. Но спорить не рекомендую. Меня, кстати, Женя зовут. Надеюсь, запомнишь, – девушка сняла очки, аккуратно протёрла их тряпичным носовым платком (последний раз я подобные в глубоком детстве видел) и, снова водрузив на нос, добавила. – Так ты просто для галочки заглянул? Имей ввиду, если появится желание сделать что–то полезное, например, помочь разобрать книги и по алфавиту расставить – заходи.
«Я запомнил».
– Я – Лекс или Алекс, как тебе больше по вкусу. А что, с другими целями сюда приходить нельзя? – имея ввиду самую прямую задачу существования библиотеки: почитать книги.
– Захочешь просто посидеть поговорить – тоже заходи, – невозмутимо ответила девушка. Кажется, ей даже в голову не пришло, что я могу оказаться библиофилом. Интересно, она хоть слово такое знает? Но выяснить сей интригующий факт я так и не успел: тут раздался стук, и после моего громкого разрешения вошла Лена. Она отдала Жене книгу «Унесённые ветром» и, смущённо опустив голову, ушла, не проронив ни слова.
Раз уж наш диалог с Женей был столь бесцеремонно и невежливо прерван (ведь Лена с Женей даже не поздоровалась), я решил не играть словами и перейти к главной цели посещения библиотеки. Помимо всех придуманных перед обедом идей, я решил ещё поискать историю самого лагеря «Совёнок». Вдруг, в какой–нибудь тоненькой книженции найдётся ответ, как отсюда выбраться. Хоть какие–то сведения о лагере в местной библиотеке наверняка имеются. «Сколько же информации мне придётся перелопатить!»
И только я попытался собрать в голове все свои пожелания и идеи, как они исчезли! Мысли, ещё секунду назад почти оформившиеся в слова, просто испарились! Какая–то сила убивала во мне Здравый Смысл. Я забыл, зачем на самом деле пришёл, а вместо этого вспомнил (или, вернее, вспомнил кто–то другой за меня), что перед отъездом из Сочи хотел прочитать роман «Золотой телёнок». С «Двенадцатью стульями» я уже давно закончил, а до второй части дело так и не дошло. Может, наверстать? Иначе совсем рехнусь на почве паники! Успокоиться раннесоветским юмором – самое то.
– Дай мне «Золотого телёнка»! – требовательно высказал я своё пожелание. Женя нахмурилась и склонилась ещё ниже над бумагами, словно ничего не услышала. Я быстро понял, чего заучка добивается.
– Ладно. Дай, пожалуйста, замечательный роман Ильфа и Петрова «Золотой телёнок». Буду очень благодарен, – это подействовало на девушку лучше, и она, встав и лениво подойдя к одному из стеллажей с художественной литературой, достала оттуда потрёпанный томик с едва заметной надписью и протянула мне.
– Держи. Не забудь вернуть. Приятного прочтения, – я взял книгу в руку, и мне показалось, что читали её тысяч десять раз – никак не меньше… Я поглядел на другие книги – они выглядели намного новей и свежей. «Ну ладно, всё–таки популярная вещь – вполне естественно». Не учебники же по химии на каникулах читать!
– Спасибо, – я кивнул и вышел прочь, затыкая обходной лист в карман. Возле домика вожатой стоял шезлонг, где преспокойно лежала Ольга и что–то читала. Вот тут–то я и расположусь. Для этого мне пришлось применить хитрость: подойдя к дверям, с бумажным шумом достал «бегунок» и окликнул.
– О, прекрасная дева! Я сразил во славу твою могучего дракона и принёс великий трофей! – я вытянул вперёд руку с обходным листком, а девушка встала и подошла. Я же, ловко обойдя Олю, занял её «насиженное» местечко на шезлонге и вновь спрятал лист в карман. Ольга схватилась за голову и, ухватив свою книгу, свалившуюся на траву, свободной рукой закрыла лицо, массируя лоб. Она не рискнула ничего мне сказать и просто ушла в домик… Как я и думал, нагоняй за поведение в столовой я получен так и не был: Ольга всё забыла. Но я уже восстановил справедливость, предоставив ей новый повод для бешенства.
Книга была прочитала до вечера от корки до корки. На последних строках мой живот просяще заурчал. Окормились пищей духовной – пора бы и за телесную приняться! Почитали – теперь можно и поесть. А на конец поспать.
Словно прочитав мои мысли, раздался призывной звук из многочисленных, непонятно где расположенных, динамиков. Один из них звучал совсем рядом, и я понял, что устройство где–то на соседнем домике. Я рванулся на звук. Над дверями был прикреплён то ли герб, то ли просто знак с изображением то ли орла, то ли птицы Феникс. Домик не был треугольным вигвамом, как наш с Ольгой, но форма тоже необычная – равнобедренный деревянный пятиугольник, на который была установлена блестящая остроконечная крыша. Обойдя домик со всех сторон, я обнаружил дверь и два окна, прикрытые изнутри занавесками. А вот динамика нигде видно не было. Может, он внутри, хоть и маловероятно. Я вернулся к двери, и тут сигнал прозвучал снова. К моему удивлению, звуки раздавались из лампы над дверью. ХитрО! Наверное, сирена встроена именно туда. Я посмотрел внутрь лампы, но ничего, кроме металлического светового волоса, не заметил.
«Заиграет ещё раз – разобью! Посмотрим, прекратится ли звук», – подумал я и побежал в столовую.
– Алексей! Хорошо, что ты принялся за чтение! Но со старшими так себя вести нельзя! – окликнула меня возле дверей «харчевни» вожатая. – Последний раз прощаю…
– Надо же мне было где–то устроиться. Ты тут целыми днями читаешь – пора научиться уступать! Уступчивость – главное правило настоящей дружбы, – рефлекторно отшутился я и только потом понял, что Оля не забыла. Я читал почти с самого обеда, а она всё ещё помнит, как я её согнал с шезлонга. А про то, что было после обеда (инцидент с соком) – нет. Почему? Правила изменились? Или нарушение было не поддающимся анализу, и система закрыла на него глаза?
– Хрр! Ладно, ладно, я уж повоспитаннее тебя буду! – Ольга сурово свела брови, но глаза её смеялись, – а ты так и останешься свиньёй невежливой!
– Хватит уже пилить, а то хуже будет! – я ответил как можно увереннее, а мой желудок отчаянно порывался последовать режиму дня. Может быть, хоть здесь меня научат аккуратно относиться к своему питанию?
Стоило мне перешагнуть порог, передо мной возник Электроник. Мой взгляд привлёк его глаз, вокруг которого красовался здоровенный фингал.
– Кто это с тобой так? – заботливо поинтересовался я, ведь всегда был против насилия и относился нетерпимо к выяснению отношений кулаками. – Договорится же можно всегда…
– Двачевская, кто ещё?! Ага, договорись с ней! – обиженным тоном ухмыльнулся парень. – А я всего–то назвал её «ДваЧе», – при последнем слове Электроник оглянулся вокруг: нет ли рядом обидчицы. – Должна бы уж привыкнуть! Обычное прозвище.
«Ну да… не Дурачевская и не Дрочевская же…»
– А ты бы её в ответ… того… разукрасил, – предложил я выход из положения. – Ладно. В следующий раз придумай ей какое–нибудь прозвище без цифр. Посмотрим, что получится, – по–дружески сыпал я крайне «разумными» выходами из конфликта.
– Тогда бы она ещё больше меня побила. Уж в этом деле ДваЧе мастер! – Электроник постоянно озирался по сторонам. – В любом случае, после драки кулаками не машут!
Словно из–под земли возникла Алиса, которая цепко ухватила парня за руку и злобно прошипела: «Сам виноват! НИКОГДА… НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ… ДВА… ЧЕ! ПОНЯЛ?!» – на её лице отражалась прямо Вселенская Ненависть, поэтому я отошёл на два шага в сторону, предоставив юному технику решать проблему самостоятельно, чтобы ярость не распространилась и на меня. Не любил оказываться в центре «не своего» конфликта.
Если бы на него нападали бандиты, я бы, пожалуй, заступился, но такие мелочи мужчина должен решать самостоятельно.
Неминуемое повторение «чудовищного» конфликта прервала Оля, которая принялась разбираться с буйной пионеркой и задевшим её честь Сыроежкиным вплотную, а я освободился от обоих интересных персонажей и направился за едой. По дороге до стойки я задумался о том, почему Алиса так не любит, когда её фамилию ассоциируют с цифрами. Какая–то прямо мистическая ненависть. Чем она вызвана? Просто ли это обида на подростковое прозвище или нечто большее? Может, ненависть к математике и другим точным наукам?
Я быстренько взял у поварихи ужин и сел за свободный столик. Вскоре ко мне подсела Мику. Может, снова заговорить о волосах? Или о её деревне? Не, не буду дразнить. Она же ничего плохого мне не сделала. В конце концов, её прошлое не имело никакого отношения к моей теперешней беде. Может, я просто в параллельном мире, и здесь такие цвета волос действительно абсолютно естественны и природны. Кстати, неплохо, если бы у нас также было!
– Привет. Не помешаю? Просто здесь всё–всё уже занято, а свободный столик только вдалеке, но в одиночестве есть я не люблю, – спросила девочка уже после того, как поставила свою тарелку. А что, так и надо! И своего добилась, и вежливость проявила.
– Понял я. Конечно, не помешаешь, – прервал её речь я и принялся оприходовать свою порцию. Общаться я сейчас ни с кем не хотел, и поэтому разговор не начинал. Мику тоже приумолкла на весь период приёма пищи, что с её характером было весьма чудесным. Похоже, с личностью полуяпонки случился какой–то коллапс. А может, виной этому преображению стал я? Или при первой встрече она была перевозбуждена, а сейчас успокоилась… Или обиделась… А, скорее всего, просто боялась «странного» парня в моём лице.
После ужина я вышел на большую дорогу. Боже, как прекрасна окрестность! Настолько насыщенных зелёных кустов мне видеть не доводилось! Настолько ясные и проницательные закаты мне ещё не встречались! Настолько аккуратные и в то же время сказочные облака и стволы деревьев! Настолько глубокое бескрайнее поле! Это другая, другая планета… И кормят здесь бесплатно. Нет, платить я бы не стал, даже если бы попросили. Ведь привезли меня сюда насильно и поэтому обязаны поставить на полный пансион. Безвозмездно. Но всё же здесь не беспокоятся о деньгах… Здесь нет жадности; нет того, к чему я так привык в своём «родном» мире! К слову, мысли расплачиваться с местными в мою голову не приходили ни разу. Интересно, это от жадности или чувства нахлынувшего коммунизма?
Я стоял и взирал на закат. Я наслаждался чудесным вечерним ветром, идеальными шелестящими листьями с чёткими прожилками и травинками, каждая из которых, словно шедевр художника–натуралиста…
Наступил глубокий вечер. Прогулявшись по дороге, я составил себе план на завтра: прежде всего, найти какое–нибудь высокое место или подходящее для залезания дерево, дабы осмотреть окрестности на предмет выявления хоть маломальского посёлочка.
«Должна же быть рядом хоть одна захудалая деревушка!» – за этими мыслями меня застала Славя – я как раз присел на лавочку на площади и уставился на загадочного мыслителя Генду.
– Хорошая сегодня погода, – будто продолжая начатый ранее разговор, заметила блондинка.
– Впрочем, как и всегда, – ответил я.
– Да не, сегодня с утра почему–то шёл дождь. Давно этого не припомню… Непогоду ты нам привёз, Алексей.
– Давно? Но ты здесь всего лишь несколько дней… Разве нет?
– Неделю… девятый день… да, бред какой–то. Перегрелась, наверное. Ты уж прости! – Славяна вновь напустила на себя натянутую улыбку, подошла к постаменту и скинула оттуда несколько листьев. – Это пройдёт. Это обязательно пройдёт…
– Нет–нет… – в моей душе снова возникла тревога, и она нарастала, – не пройдёт. Такие вещи сами не проходят. Когда ты сюда приехала?
– Чуть больше недели назад. Или… – девушка встряхнула головой.
– Что ИЛИ?! Год? Век? Тысячелетие? Говори! – у меня внутри что–то будто перевернулось и заклокотало; я вскочил и почувствовал, что погибну, если немедленно не добьюсь вразумительного ответа. Вот оно! Я нащупал ключ к головоломке!
– Х–хватит меня пугать! Ты плохой! Больной! Тебе лечиться надо! У Виолетты! – в безумном ужасе девушка рванулась с места и побежала прочь, не оборачиваясь.
Я же, подавленный столь странным диалогом, сам был напуган не меньше Слави. Поднявшись со скамейки, несколько раз глубоко вздохнул, стараясь привести нервы в порядок. Помогало не очень. Но я понял, что безумно устал за этот безумный день. «Хватит с меня на сегодня – пора домой и спать». Почти дойдя до домика, я вдруг почувствовал чей–то пристальный взгляд на своей спине. Резко обернувшись, я принялся осматриваться по сторонам –  вот только рядом никого не было. Только за кустами, на площади маячила мрачной тенью на фоне тёмного неба статуя Генды. «Кто же он всё–таки такой?» – вновь задал я себе вопрос, терзающий меня почти с самого приезда. Но на этот раз сердце вдруг болезненно заныло. «Добегался», – испугался я и быстрым шагом подошёл к нашему с Ольгой вигваму. Вот оно, моё временное (?) жилище. «Спать, срочно спать!» Вот я без стука захожу в «свой» домик и, не слушая, какие «нужные» замечания делает мне Ольга, раздеваюсь и ложусь в кровать. Мне казалось, что засыпать после всех сегодняшних переживаний я буду бесконечно долго, но Морфей спустился ко мне за считанные мгновения, и я провалился во Тьму сладковато–болезненных грёз.