1. Тетради - отклики
Прежде чем встать туда, откуда эта композиция воспринимаема (не в чувственной сфере, но в более высокой части человека), надо прочувствовать, в какой точке ее не существует.
А если посредством воображения и обмана соорудить себе ложную композицию, никогда не доберешься до настоящей".
С. Вейль. Тетради.
Кажется и моя жизнь, моё счастье, как и любое - это тоже композиция на многих уровнях. И постоянно что-то с чем-то не совпадает, постоянно где-то идёт сбой, чего-то не хватает - так сложно привести цельный механизм в действие, так сложно испытывать счастье и радость полной грудью.
Я - не эпатажное создание, я - многоэтажное здание, и ты попробуй на мои верхние этажи ещё проберись, впрочем, как и на нижние... (я сам там никогда не бывал) или ещё круче - поробуй охвати всё это единым взглядом. Последнее - самое трудное.
Проявляясь лишь в отношении целого, мы плохо узнаваемы людьми. Люди совпадают друг с другом в подробностях и в таких, которые совершенно не требуют целого. До целого люди либо не доходят, либо налетают на него "опосля", разбивая себе башку, отскакивая и вновь ничего не понимая.
Чтобы прочувствовать в какой точке не существует сложная композиция, то есть каковым отрицанием и небытием чего она держится, нужно самому быть "неплохим композитором". Но одно можно сказать точно - как раз там, где у сложной композиции обнаруживаются пустоты - у линейных людских композиций бурно процветает самая плотная толкотня.
Людские композиции - сложные, потому что человеческие, а значит возвышаются над животным уровнем, но они никогда или почти никогда не возвышаются над собой, поэтому в отношении к своему призванию они могут быть названы линейными. И там, где должна быть пустота на месте человеческого, чтобы могло войти божественное, там у человеков такая "оплотняность", что некуда вставить клин.
Что божественное проявляется в нас неявно - лишь свидетельство того, в каких плохих условиях мы живём, в божественных условиях божественное или целое в человеке проявляется явно. В гении божественное всегда проявляется явно. И это потому, что гений носит свои условия божественности вместе с собой. Остальные - их не потеряли, а не нашли, а если и нашли случайно, то тут же потеряли. И всё же случай, этот вечный божественный акт посреди пустыни наших мёртвых механических законов, порой приводит к тому, что целое даже самого обыкновенного человека становится зримым воочию.
"«Делать добро». «Делая добро» (материально, морально, как угодно), несчастному (одному из тех, кому несчастье изгрызло душу), мы уменьшаем его нынешнее несчастье, но рискуем увеличить его несчастье прошлое. Как он сможет его одолеть?
Как исцелить ушедшие годы?
Это сверхъестественно.
Если мы этого не достигаем, его неблагодарность законна".
С. Вейль. Тетради.
И здесь, тот же принцип целого - только предельно невозможный, потому что целым теперь должно быть время. Можно ли излечить "за" прошлые годы? Не только можно, но и нужно, в противном случае не стоит и браться за лечение, как утверждает Симона.
Неужели нет в нас таких моментов, когда нас захватывает чувство, что время возвращается, и если это доступно какому-либо событию, то это доступно в принципе и человеку.
Так однажды Крым и моя любовь к Крыму излечили меня за долгие годы, это было выздоровление до глубины души. Но и про человека я однажды написала такие стихотворные строчки: "всё, всё, что потеряно, ты - спасла...".
И вот если ничего такого или похожего нет, то наша помощь - половинчата или частична, можно её, конечно, оказывать, но нужно это понимать.
А ещё, когда запрос души рвётся именно к целому, то лучше не давать такой душе половинчатого, чтобы не оскорбить её.
Про свою же душу могу сказать, что она постоянно рвётся к целому, оттого-то и оскорбляется так часто там, где по легонькому людскому разумению и оскорбляться то не из-за чего. А всякая другая душа пусть сама скажет за себя - чего она хочет.
Но вот это спасение, как спасение во времени - как оно меня всегда интересовало!!! Спасение во времени - полное выздоровление человека! Я ищу не подачки, а исцеления.
"Есть дурной способ считать, что у нас есть права, и есть дурной способ считать, что у нас нет прав".
С. Вейль. Тетради.
Дурной способ есть для всего.
Вся история человечества - дурной способ жить. За редким исключением.
Есть дурной способ говорить верные вещи.
Почему? Потому что,есть дурной способ для всего.(Фарисейство, законники, формалисты, обманщики).
Каждая истина дублируется своей копией заблуждения, оставаясь номинально похожей на саму себя, а реально - себя упраздняя.
Наши бесчисленные нескончаемые споры ведутся, как правило, между двумя огнями бывших истин - всюду, везде. Непередаваемое количество энергии, растраченной впустую, вхолостую.
Вот и в данном случае, наше высказывание "у человека нет прав" - уничтожает его, а не освобождает, как у самой Симоны ( у человека нет прав, у него есть обязанности).
Но и наше противоположное высказывание "у человека есть права" не производит ничего существенного лучшего - наш правовой человек гибнет сегодня не менее быстро, чем бесправный, хотя и несколько иным, сложным образом.
Быть может, мы только замедлили и отдалили его гибель, а быть может бесконечно извратили её. Но никак не предотвратили. Мы решаем и судим, и мечемся в пределах "копий" и эти снятые с истины посмертные маски не позволяют нам прозреть наконец-то то, что есть, не позволяют сказать это бессмертным словом.
Дурнота твоего " у меня есть право" заключается в том, что ты это право себе не завоевал, а присвоил его формальным образом. Твоё право - неправо.
Дурнота твоего " у меня нет прав" заключется в том, что ты и не собираешься себе его присваивать.
Итак,дурной способ есть для всего.
Дурной способ выяснять истину, когда она уже ушла и её здесь нет.
Дурной способ познавать самого себя через сравнение с другими, или того хуже - с обстоятельствами, причинами.
Дурной способ любить - впадать в зависимость или владеть.
Дурной способ страдать и дурной способ радоваться - что не извращено в человеческих способах и не прикрыто прекрасным именем?
Дурной способ филосоствовать, повторяя чужие мысли...
Если бы мы захотели произвести все анализы дурных способов мы бы никогда не закончили.
Вот почему мы, по мере сил, просто слегка раздвигаем их, чтобы они расступились и дали наконец-то место чему-то стоящему, не дурному. И то хорошо, если мы в состоянии это однажды сделать - для себя или же для друга (общества).
Чего же не хватает дурному способу? В нём всё есть, что и не в дурном. Почти всё... Потому что маленькая деталька всё же упущена - дурной способ охватывает меня как свою составную часть, я от него не отличен, я и есть он, моя дурь это мой дурной способ или чья-та дурь, ровным счётом, как моя дурь. Истинный же способ свободен от меня, а я от него, в том смысле, что я сливаюсь с ним и исполняю его свободно, а не потому что он меня тащит, нудит, извращает или принуждает к себе. Истинный способ приподнят над самим собой в своём исполнении - он всегда, как бы выше самого себя. Например, философ выше "только философа", а человек выше "только человека".
Между тем, вся известная нам история людей это действия, заключённые в сплошные принуждения обстоятельств материи - природной материи или человеческой, так что даже там, где мы освобождаемся от природной, мы тотчас же попадаем в кабалу к человеческой.
Я была бы рада написать, что "тропы" или методы - вот то, за что идёт война в человеческом обществе, но к сожалению, это не так, потому что последние остаются всё время, или по большей части, лишь подводными течениями разгорающихся на поверхности бесмысленных и жестоких человеческих войн. Только лучшие умы, и в основном философские, реашаются сражаться за методы - открыто и сознательно. Им порой аплодируют, а порой нет, но никогда не понимают. Но если человечество дорастёт до своего будущего, что крайне сомнительно глядя на его сегодняшний момент, то оно вступит в эру именно "методических войн" - в эру сражений не за какое-нибудь "что", а за какие-нибудь и разные "как", доселе таинственно прячущиеся в тени.
Война тогда станет настоящей, осмысленной и будет называться гераклитовской войной - войной за божественное в человеке. Не религиозные войны, а "божественные" войны - вот чего ещё человек на своём веку не видал. Религиозные войны как исторические этапы человек уже прошёл и вступил в войны тотальные, обезличенные - то есть в войны за асбсолютное "ничто", которые сейчас и происходят. В войны "ни для чего", ни почему" и "никак" - нигилистические войны. Если за их черту нечто в человеке перевалит, то дальше мы познаем возможность самых свободных и самых божественных для человека войн.
Та половая война, которую вечно вели между собой мужчина и женщина в своих любовных отношениях есть её блеклый прообраз.
"Надо быть признательными, если с нами поступили по справедливости.
И наоборот, единственное добро, которое надо стремиться делать другим, это обращаться с ними по справедливости.
Чтобы испытать чистую благодарность (оставляя в стороне случай дружбы), я должна думать, что со мной обходятся хорошо не из жалости, не по симпатии, не по прихоти, не в порядке одолжения или привилегии, не по естественному проявлению темперамента, но из желания сделать то, чего требует справедливость. Значит, поступающий со мной таким образом желает, чтобы каждый, кто находится в его положении, поступал так с каждым, кто находится в моем положении. (Но совсем не является необходимым заставлять это делать, ибо такое принуждение может иметь больше опасных, нежели полезных последствий.)
Вот в таком случае благодарность будет чиста и счастлива, это будет любовь, сопровождаемая желанием не воздать за добро равным, но подражать ему. А если и возникнет желание чем-то услужить, то оно будет вызвано лишь только восхищением.
Любая другая форма благодеяния в чем-то унижает и благодетеля, и того, кому оказано благодеяние.
Ошибка (в обе стороны) в этих случаях делается относительно уровня. Почти всегда справедливость ставят очень низко.
Любая ошибка относительно уровня производит два ошибочных мнения, которые противоположны и эквивалентны друг другу.
(Истину или отрицают, или утверждают, придавая ей такой смысл, при котором она перестает быть истиной.)"
С. Вейль. Тетради.
Падение уровня или потеря ценности (например, для справедливости) делает наши глубокие "истины" всего лишь мнениями, неизвестно к чему прикладываемыми, и неизвестно откуда направленными, но зато противоположными по форме,а значит не в меру активными, что и допускает, и одновременно, знаменует возможность наших бесконечных и беспринципных споров.
До драки на кулаках сражаются за истину, которой нет. За ту истину, которая уже из этого места исчезла. И чем бесследнее она исчезла, тем яростней сражаются. А некоторые по правилам цивилизованного общества приходят к компромиссам, как-будто компромиссы в силах вернуть нам единственно потерянное.
Сначала справедливость должна быть действенна и ощутима, сначала она должна быть идеалом и образцом, как в платонической философии, чтобы вопрос о её истине не звучал фальшивым образом.
Спрашивайте о том, что есть, а не о том чего вы не видели и не знаете.
Когда Сократ начинал рассуждать о справедливости, истине и красоте, то первым делом он задавал всем один и тот же вопрос: есть ли истина? есть ли справедливость? есть ли красота?
Держать планку значит держать противоположности на едином весу, весы - справедливость. Взвешивать на этих весах. Это Условие. Нет Условия - нет одновременного касания к двум противоположностям, нет приращивания полноты в том месте, которое для этого предназначено - в точке равновесия. Вместо совершенной пустоты - формы совершенной полноты, там тогда образуется полая пустота, в которую и в которой произвольно переливаются противоположности, и парменидовсие "люди о двух головах" представляют из себя лишь всплески таких незаконных переливаний. Справедливость здесь ядро живой жизни любой противоположности.
"Следствия страдания слишком большого и <переносимого> без <помощи> благодати: Овидий. Уайльд. Ван Гог.
Однообразное страдание по истечении определенного времени становится нестерпимым, поскольку истощается энергия, которая давала силы его выносить. Итак, неправда, что уже минувшее страдание ничего не значит.
Трагедия тех, кто, по любви к добру став на путь, где надо страдать, в определенный срок достигают своего предела и теряют доброе в себе.
.
Невозможно (особенно с моим складом, когда изнурение сбивает с ног сразу) в такой-то момент точно знать наперед, что днем или часом позже не окажешься на пределе, когда вся энергия истощится. Никогда про это не забывать.
Сверхъестественный хлеб. Может быть, это условие, при котором ты достигнешь предела и почувствуешь это.
При достижении предела не обманывать себя, продолжая работать безоглядно".
С. Вейль. Тетради.
Могу ли я не задавать человеческий вопрос: почему Бог не посылает таким людям благодати? Могу ли я не давать человеческий ответ: потому что его нет, мы оставлены? Может ли быть божьей благодатью, выраженное дьявольским способом, это само падение, как указание на совокупность условий, недостающих для дальнейшего продвижения, как в ширь, так и в высь? То есть на божественном языке - требование любовного возращения к истоку? Исток - чист, а волны омывающие его - мятежны и бурны. Что делать гению, попавшему всместе со своим истоком в такой предел?
То, что прошло - не прошло.
Ни тогда, когда всё ещё происходит, ни тогда, когда сменилось чем-то другим. Страдание продолжает жить и питать наше тело и тогда, когда источник его закончился. Как и радость. Но радость мы не хотели бы претворить. А вот страдание мы мечтали бы претворить.
Однако никакое страдание не претворишь, когда считаешь, что оно в прошлом. Страдание должно прийти и снова стать настоящим - как этого не хочется, как этого бессознательно ни избегаешь, как инстинктивно ни возмущаешься против того, чтобы не страдать понапрасну дважды. Если возможно не страдать вообще. Не страдать опять.
Так что страдание входит в нас надёжно, кто бы хотел его ещё раз заклясть? Главное и персональное заклятие страдания - время. Но претворить - не заклясть временем.
Машина претворения страдания у Ван Гога - за два часа создаваемая картина. Но к концу жизни такая машина уже не работала, требовалось изобрести или найти иную машину. Таковой не нашлось и разум "поплыл" - потому что дух надорвался.
Могла ли клиника для душевно больных быть тем местом, где претворяется страдание? Она лечила рыжебородого дядьку, в лучшем случае экстравагантного художника, а нужно было лечить - наше страдание, лишь по случайности оказавшееся в этот момент в душе Ван Гога.
Значит, гений на пределе своих возможностей должен остановиться и стать страдальцем, потому что страдает весь мир? Не должен, а претерпевает эти страдания, как и Христос - за чужие грехи. Как раз потому, что не может остановиться, он становится Христом, безвинным мучеником - как Сократ, пьющий чашу цикуты, как Паскаль, бичующий своё итак болезненное тело, и как Ван Гог, сходящий с ума в безостановочном художественном воображении.
Кто же более безумен - я или Симона? Она предписывает себе остановиться, но она смогла остановиться? Она сгорела также, как и все эти бессмертные мотыльки, летящие на огонь во чтобы то ни стало. Гений, как божественное, соприкасающееся с человеческим миром по истине - это воплощённый Христос, воплощённое страдание.
Свидетельство о публикации №120091106907