Памяти Александра Грина
Или о посещении дома-музея в Старом Крыму.
I
Море пахнет ямой выгребной.
Корабли лежат у Донузлава.
Сотня лет осталась за кормой:
Паруса, бессмертие и слава?
Хмыкнет Дэви Джонс, но день пришёл:
Русский чёрт, не знает угомона.
- Капитан, на сутки.
- Хорошо.
- Раз в сто лет на сушу.
- По закону.
Чёрным шелком скрипнуло в ночи,
Мёртвые огни курортов смыло.
Русский чёрт насупился, молчит,
Сходит. Чтобы вспомнить всё, что было.
Вот она, железная кровать.
Дерево у самого порога.
Нечего там было выбирать.
Голод. Пёс. Любимая. Немного.
Сказка о подслушаной мечте.
Девочка, дождавшаяся чуда.
Это после ей - НКВД.
Десять. По амнистии. Паскуды.
Чайка на причале падаль жрёт.
Бюсты понатыкали повсюду.
Голодали. Верили - пройдёт,
Выживем. Нас выжили. Не буду.
II
Робкий бриз над бедной Феодосией,
Сизая над городом печаль.
Светлая мелодия попросится:
Спой меня, дари меня, не жаль.
Старый Крым очнется пред рассветом,
Тёплый одр смертный у окна.
Как же много было людям спето,
Жаль, что не подпели ни хрена.
Девочка, любимая, страшна
Не моя дорожка, а твоя.
Я придумал парусник бумажный,
А тебе осталась вся война.
А тебе остались эти хари,
Лагерная копоть и земля.
Грэй и Друд подобного не знали,
И Ассоль не знала. Как и я...
Склянки бьют. До моря путь недолог.
Там, за краем, Пётр у ворот
Ждал меня. Но что мне Вечный Город,
Райских кущ больничка и уход?
И ушёл. Есть место на "Голландце",
Для таких, как я, припасено.
Пару сотен лет хочу мотаться,
А потом - уволюсь все равно...
III
Море пахнет ямой выгребной.
Корабли лежат у Донузлава.
Вот оно, последнее окно.
Паруса кровавые. И слава.
Свидетельство о публикации №120091104107