Книга для умных и храбрых детей и родителей людмио

                Рассказ Колхоз «Коммунизм»    
               
                Людочка неслышно проскользнула на кухню вслед за мамой. Это был единственный шанс застать её одну без ушей отдыхающих во дворе гостей. Пока мама мешала картошку на сковороде, она вежливо усаживалась на стул около стола. 
– Мам, что такое коммунизм?
   Деревянная лопаточка в маминой руке зависла в воздухе. Она на несколько мгновений задумалась. Дочь, водя пальцами по клеёнке и заглядывая ей в глаза, терпеливо ждала ответа. Глубоко вдохнув, и, как бы, затаив дыхание, мама хлопнула ресницами.
      Стало ещё непонятнее, Людмила, до предела вытянув к ней подбородок, напряглась.
   - Ну вот, например, доченька, ты же хочешь жить так, чтобы, не занимая денег, есть что-то  вкусненькое и полезное, носить приличные вещи? 
   Людка на мгновение практически оглухонемела. Она всё правильно поняла? Да ей каждую минуту хочется вкуснятины, а, тем более, красивых вещей и украшений. Тут же в голову заскочил справедливый вопрос: «А, не занимая денег» это как? Ну, то есть, как тогда им жить? Ведь мама всегда занимает деньги перед папиной зарплатой». В голове бушевал бардак. Если денег нет, то какая разница хочешь ты мороженное, или нет?
    Заткнув лопаточку в картошку, мама обернулась к дочери.
  - Представь себе, придёт такое время, что если тебе понадобятся красивые туфельки или шоколадные конфеты, то идёшь, куда следует, и там тебе их дают бесплатно. 
       Людмилкины мысли  вообще колом встали в голове. Про шоколад и туфли спрашивать – напрасная трата времени: они всегда срочно нужны, а вот как «их купить бесплатно» это прямо в точку. Она и сама часто думала об этом, но не знала, что это называется таким красивым и необходимым в жизни словом  «коммунизм».
- А куда идти, чтобы без денег?- ей срочно нужен был адрес. 
 - М-м-м-м,  ну-у,  приходишь в такой огромный магазин или специальный рынок, и …»
 - Мари Иванна-а-а, где вы застря-я-яли. Вам помочь?
 - Нет-нет, девочки, я уже бегу, бегу-у-у. Дочь, у нас же гости, – мама, с облегчением выдохнув и подхватив полотенцем сковороду, понеслась во двор.
     Ну вот, опять – двадцать пять, папиной поговоркой про себя разозлилась Людмилка. Где-то в коммунизме бесплатно выдают всё, что хочешь, даже шоколад, а она ничего об этом не знает. Единственный выход: папа. Конечно, не открыв ей эту тайну раньше, папа сильно проиграл в её глазах. Но сейчас он придёт на обед, и она захватит его одного где-нибудь хотя бы на минутку.
    Чтобы не упустить момента Людка уселась во дворе на высоком пороге в дом. Ведь зайдёт же папа руки мыть. Расчёт был беспроигрышным, так как вымыть руки будет необходимо, а во дворе негде…
    Прямо от ворот, пару минут поговорив с тётей Полиной и тётей Тамарой, папа поднялся на веранду и склонился к умывальнику.
     – Па-а-ап, а что такое коммунизм?
       Руки папа мыть продолжал, но струя воды из умывальника шпарила мимо. 
      - Это долго объяснять, дочь. Ну, во-первых, много и хорошо работать, делать по-настоящему добрые дела. Горячо любить свою Родину. Ты ещё маленькая, потому должна обязательно изначально всё правильно понять, а сейчас времени нет. Через сорок  минут я должен быть на работе, так ведь нужно ещё пообедать, с гостями пообщаться.  Давай отложим разговор на вечер, - и он спустился с крыльца во  двор.   
    Людка заметалась по кухне: бесполезно улетало драгоценное время. Ей не хватало воздуха. В довершение ко всем потрясениям,  на неё, вдруг, навалились прямо чудесные видения: высунув в окно голову, чтобы глотнуть кислорода, она увидела, что прямо с неба светящимися потоками на неё падают детские танкетки и часики, вперемешку с  шоколадками, и мандариновыми  дольками. Не долетев до её головы самую малость, все эти богатства, вдруг, превратившись в пятирублёвки, и, как голуби, помахав ей крылами, бесследно растворились в небе. 
      В полном расстройстве она опустилась на табурет. Если по правде сказать, несмотря на то, что секрет коммунизма ей пока не открылся, она его уже очч-чень - очччень навсегда полюбила. Только, каким же потайным местом должен он быть, что даже папа скис? И, вдруг, уразумела: так это место как раз в том кишлаке и скрывается. Правильно, где же на всех коммунизьмов набраться?
     - Андрей слово за Вами. Маша не против, - Полина Семёновна выжидательно смотрела папе в лицо.
     Людмила, сведя брови к носу и собрав вытянутые губы в узкую трубочку, затаив дыхание, вместе с гостями ожидала решения своей судьбы уже сидя на табуретке рядом с мамой. 
     Тётю Полю и тётю Тамару надолго отправили в командировку на новый  хлопкозавод, чтобы те организовали и запустили в работу три таинственные комнаты для проверки хлопка с названием - лаборатория. Сейчас они приехали домой на выходные, и зашли к ним - соседям, чтобы дней на десять выпросить у них дочь к себе погостить. Детей ни у тёти Полины, ни у тёти Тамары никогда не было, а была только соседская девочка Людочка, которую они любили и баловали, как родную.
     Когда они заговорили про свой «Коммунизм», то сначала как-то странно улыбались. Но обратив внимание на Людмилкин горящий взгляд, осеклись, и немедленно стали уверять маму, что в этом «Коммунизме» такая красота, что и пером не описать. Людка нутром чуяла: от неё скрывают правду. Что там не просто хорошая, а вообще неописуемая жизнь. Но сейчас ей истину никто никогда не откроет, подумают, что мала ещё - проболтается. С одной стороны, она терпеть не могла когда что-то не договаривали: взялся – говори, а с другой  осознавала насколько это опасно, когда кто попало будет знать места, где всё раздают бесплатно. Ясно одно: никакая сила, кроме папы, не могла остановить её в преодолении преград на пути к «Коммунизму».
       Соседки увлечённо продолжали расписывать как в их «Коммунизме» красиво. О-о-обалдеть можно. Прямо в ста метрах от корпуса - маково-колокольчиковая долина. За углом завода удивительный тысячелетний курган. Что на днях на этот курган приедут учёные ахриологи (археологи), раскопают его и найдут там кучу золота, и ящики со скелетами. Она видела такие скелеты в библиотеке Светкиной школы.
    Что там много детишек. А прямо под окнами дома течёт широкий арык с жёлтой водой и живыми рыбками, кустами ракиты над ним, тополями, зарослями шиповника и мяты. Но Людка-то понимала, что про вещи вслух говорить нельзя, иначе всем бесплатного не хватит. И потом, она никогда никуда не ездила без родителей, оттого, одно только слово «в гости» сводило ей руки и ноги как магнитом.
    Светлана настоятельно заметила, что без сопровождения её даже за порог нельзя выпускать. Володька предрёк, что она там спровоцирует какой-нибудь бунт или революцию. Людка решила скрыть от окружающих, что разгадала всю их комунизьменную правду,  но, навсегда возненавидела слово «спровоцирует», нутром чуя, что хуже, чем оно, на свете и слов-то не бывает. Ну, может быть, даже, что-то там она сделает хорошего, например - театр.  И что? Данька, размазывая слёзы по лицу, гундел, мол, с кем же тогда он будет оставаться дома, пока мама ходит на далёкий базар (рынок).   
    Папа, на ходу пообедав, ушёл на завод. А мама с гостями завспоминали послевоенный год. Как папа пришёл после контузии с фронта весь раненный-перераненный, с осколками в ногах, а тётя Тамара с тётей Полиной приехали из Сибири, где отсидели всю войну.
      Людмилка не поняла, что значит «отсидели». Даже подумала плохое, что, может, они там в каком-то подвале вообще, как трусы, от войны прятались. Но и её любимые тёти и мама, сморкаясь в тряпичные салфетки, плакали чуть ли не навзрыд, и Людка с ужасом для себя уяснила, что сидели они в каких-то очень страшных стенах. 
     - Тётя Тамара, а где вы в Сибири сидели с тётей Полиной, там совсем не было войны? – поджав губы, задала она свой провокационный вопрос.
      Уразумев, что не к месту разоткровенничались, у взрослых вытянулись лица. 
- «Там была война, Людок. Была. Но очень секретная, и мы пока не можем тебе о ней говорить. Вот будешь в десятом классе учиться, тогда и расскажем, - тётя Тамара, сильно дёрнувшись плечом (так с ней часто бывало) опустила кисти рук под стол себе на колени.
   Людка разозлилась. Нет, ну нельзя же всё оставлять на десятый класс. И коммунизм, и место где её замечательные тёти сидели в Сибирской войне. Опять одна надежда – папа. Снова, чтобы не терять времени даром, ещё до его прихода, Людмилка, выуживая из своего ума самые необыкновенные причины, канючила у мамы разрешения на её поездку в гости хотя бы на три дня. Она не сомневалась в своей победе над мамой, потому не очень-то и надрывалась, понимая, что основные силы ей понадобятся для сломления папы.   
    Пришедший после работы Андрей Александрович, всех внимательно выслушав, спокойно сказал «нет», и перешёл на лабораторные темы. Но его дочь, бесповоротно осознавая, что результат полностью зависит только от её смекалки, сдаваться не собиралась. Обуянная опасением, что ей никогда не попасть в тёти Полинин и тёти Тамарин, упрятанный от посторонних глаз, «Коммунизм», для составления и осуществления своего плана застать папу один на один, она снова отправилась на кухню. Пододвинув стул к окну и, вольтом, сложив руки на подоконнике, упершись в них подбородком, Людочка молча всмотрелась через открытое окно в свою улицу. На всякий случай, взглянув на небо, и уже не заметив там никаких чудес, загрустила.
     Ну, и что тут интересного? Всё тысячу раз видела. Каждый камень на обочине, кустик знает наизусть. ДомА-да-домА, магазинчик, каталка с газированной водой около аллеи акаций. А её тянуло туда в неизведанный мир с названием «кишлак», где по улице ходят близко знакомые всем и друг другу добрые люди, коровы, бараны, ослы, собаки. Она только что слышала от тёти Клавы, что над арыком, где растёт мята, летают огромные с их ладонь невиданной красоты стрекозы и многоцветные бабочки. А если она ещё и стибрит Вовкин большой скрученныйй из суровых ниток сачок, то можно даже самой поймать живых рыбок, и растить их в огромных стеклянных банках. И ни в какие тебе дет-сады, когда там нет праздников, по утрам не вставать. Но главное бы: на всех улицах прилавки, прилавки, прилавки, а за ними стоят умные продавцы и раздают хорошим людям всё, что тем нужно.
      Косясь в открытую во двор дверь Людка, между тем, ни на секунду не выпускала ни самого папу, ни его разговоры из виду. Он уже дважды, как бы, невзначай, заглядывал к ней, проверяя, чем та занимается.
- Ещё раз заглянет, и можно начинать, - решила дочь.
- Андрюш, ну может хотя бы дня на два. Полина привезёт её после работы. Окна лаборатории выходят прямо к их жилому корпусу, так что она будет всё время на глазах. Двадцать раз за день сбегают, проведают, покормят.
       Папа снова заглянул на кухню. Застав её в неизменной позе, отвёл удручённый взгляд.
    - Пап, не заморачивайся, притворяется она. Это ж Чингиз-хан, - проходя в свою комнату, Света строго глянула на сестру, - тут всё продумано.
      Про Чингиз-хана он тысячу раз слышал, этим его не проймёшь. А вот, что Вовка умотался это хорошо, а то папа мог бы дрогнуть. От Вовки всего можно ждать. Ведь ему самому с Данькой сидеть, когда мама будет уходить за продуктами. Ляпанёт чего-нибудь и всё: мечты насмарку.   
   - Пап, я так хочу посмотреть на водомерок, бабочек и стрекозок над жёлтым арыком. И ящерок в кустиках. Театр с детишками устроить про колобка. А то одного Даньку день и ночь всё лето и вижу,  - схитрила она и в её глазах блеснула долгожданная вымученная слеза.
    Папа молчал по Людкиному счёту до цифры «пять».
 - Хорошо, - только на пару дней. Тамар, привезёте её сами, или Володю отправить с заводской машиной, которая к вам под загрузку пойдёт?
  - Какой разговор, Андрей Александрович, конечно мы. Нам же через день отчёты возить.
 - Ну что ж, собирайся, дочь. Полностью на тебя надеюсь.
         Дочь уловила в его тоне большие сомнения в своей надежде на неё, но от слова своего папа пока ещё никогда не отказывался.
         У-у-уф, теперь можно расслабиться, завтра с утра в дорогу, не забыть мамины туфли на каблуках и большой шёлковый шарф. Сказки Пушкина и про Колобка, ёлочные  блестящие ленты, и пару новогодних зверюшек для театральных артистов. Да, прихватить заранее спрятанный в помидорных кустах за кладовкой, сумку с сачком, чтобы потом незаметно от Вовки дотащить её до машины. А вечером узнать, наконец, что такое много лет сидеть в секретной Сибирской войне. Выяснить адрес, и как впускают без документов в надежду всей её жизни – коммунизьминый магазин, если он огороженный. И, конечно, в какое время там выдают красивые вещи. Дураков-то нет, разумела она, желающих на бесплатное будет куча, приходить нужно всегда первой.  Светку бы ещё расспросить. Может ей уже сказали, она ведь в десятом классе. 
      Людка ринулась в комнату старшей сестры,  - Свет, что такое коммунизм? – она знала, что Светин ответ её обязательно удивит. Хоть в каком виде. И вот, пожалуйста - удивил!
   - Ни в кишлаках, ни в городах коммунизма пока нет. И, может быть, это просто длинная-предлинная сказка, Людок. А сказки живут долго. А потом,  р-р-раз, рассыпаются и забываются навсегда.
    Это было так неожиданно и обидно. Лучше бы она сестру не спрашивала. Ведь чуяла, чем закончится. Людочка вышла из комнаты, но тут же успокоилась, потому что решила, что лучшая в мире её любимая сказка не может плохо закончиться, или навсегда пропасть. Однако, если откроется,  вещей сразу надо набирать столько, чтоб хотя бы до десятого класса хватило. Вдруг, он долго не продержится. 
    И при всём при том, её беспрестанно мучал тайный вопрос, откуда в коммунизме все узнают, кто хорошо работает, а кто - нет? А может она вообще не работает, а притворяется? Честно сказать, Людке не нравилось бы работать день и ночь, когда рядом, например, Витька с Наргизкой будут валять дурака и играть в шашки, или в казаки-разбойники. А Эдька с Толькой, хоть и закупаются на канале, а также, как и она, пойдут да и возьмут себе самые лучшие вещи.
      - Да, дочь, пока коммунизм это действительно прекрасная научная мечта. Но ты же знаешь, если всем нашим народом по-настоящему под натужиться, то всё обязательно осуществится.
        Папины синие глаза сияли добротой, - Ведь тогда все люди будут настоящими патриотами своей Отчизны, компетентными грамотными учёными, придумают замечательные корабли, самолёты. Умные, сильные  машины, которые сумеют, сохраняя всем здоровье, помогать им выполнять любую самую тяжёлую работу. Став одной крепкой семьёй, они научатся трудиться ответственно и честно, с  полным пониманием своих обязанностей, в то же время, будут искренне любить и уважать друг друга.
     А наука, поднимется до такого уровня, что сумеет без труда читать и исполнять мысли человека. Тогда никогда не будет войн, ведь уже во всём мире будет коммунизм, и всем, всегда, всего будет хватать. Нечего станет делить и незачем убивать друг друга. Лишь растить своих детишек для мира на земле. Учить их в школах, институтах, академиях, любоваться природой. Состязаться на всемирных спортивных соревнованиях. В каждом городе и сёлах будут крутить кино, работать театры, звучать прекрасная музыка, песни. Ну и зачем тогда нужны будут деньги? Лишнее, абсолютно ненужное в доме барахло, помеха. Ведь каждый захочет приобретать исключительно то, что ему и детишкам необходимо на данный период, и вещи и еду, а не проблемы для жизни: как и где всё это хранить.
  -  А наша Света будет учиться в мединституте? Она так мечтает… А, а Вовка – лётчиком станет? А я, пап, я - народной артисткой?
  – Обязательно. И Светлана врачом, и Володя лётчиком, и Данечка продавцом тортиков «Наполеон», и ты всемирно известной артисткой.
   - А вы с мамой, что будете делать? - Людка замерла в ожидании главного ответа.
   - Мы? – папа запнулся, - Мы навсегда останемся только папой и мамочкой.
   - Это по-честному. Ведь мы будем жить в коммунизме.
   - Конечно, солнце моё. Мы станем старенькими, и вы будете водить нас под руки. Вы же про нас не забудете? -  тихо спросил он, и, поглаживая взъерошенные косматки, заглянул ей в глаза.   
         Людочке захотелось не просто заплакать, а по настоящему взреветь от открытия, что папа с  мамой станут старыми.
    - Нет! - заорала она не своим голосом, - Нет! Я не хочу коммунизма. Он неправильный. И шоколада не хочу, и артисткой стать не хочу! И чтобы вы старенькими были, не хочу! Папочка, я хочу, чтобы вы всегда были такими, как сейчас, – и, размазывая по щекам и глотая солёные слезы, она всем своим худеньким, трясущимся от рыдания телом, припала к его груди.