Остров живых мертвецов
и море, доброе до срока,
мурча, о скальный трётся панцирь;
и Веры лунная дорожка
легла над бездною Порока
по антрацитовому глянцу…
– Я так скажу, спасенный странник,
мой друг, отторгнутый пучиной:
спешить нам…– разве что на рею.
Петля из мук и воздаяний,
грехов, казалось бы, невинных –
всегда затянута вкруг шеи!
Расслабься мятным травным чаем,
я расскажу о страшной ночи –
ты можешь верить и не верить,
но мы с тобой не заскучаем,
поплачем, может быть, чуточик.
Луна подглядывает в двери...
Спал остров, зноем утомлённый,
где я – уродливый хранитель,
какой не принят даже адом,
стерёг обитель прокаженных –
забыт, отвергнут и невидим…
кому-то кроме – это надо?
Мой остров тесен и безлесен –
трава, каменья, ветер в уши…
Все, кто со мной делил руины,
следят теперь из поднебесья…
Лишь игуаны – чьи-то души
на склонах южных греют спины.
А лепрозория останки
лелеют памяти обломки…
и «дочь» растерзанная снится…
Да чем живу? – врачую раны.
Так вон трава у водной кромки:
крапива, щавель и мокрица.
Так жизнь раскладывает карты…
В ту ночь со дна я слышал крики,
у океана вздулись вены,
и он предстал вратами в Тартар…
а Посейдон в своей квадриге
поднял коней из бездны пенной!
Я помню: шторм, подобно зверю,
клыками волн терзает берег,
и пастью пенной скалы лижет,
сорвать с петель грозится двери,
и шарит пальцами сквозь щели…
в кромешный мрак уносит крышу!
Сметён притон был мой убогий,
но разучился слёзы лить я…
а там, за маревом свинцовым –
Да... там, где скальные отроги,
бриг погружался, еле виден –
в свой рейс последний зафрахтован.
И здесь впервые я услышал,
как с неба ангелы запели!
У кромки пенистой – лодчонка!..
А в ней, на дне, в солёной жиже –
так безмятежно, как в постели,
лежала бледная девчонка.
Я осыпал хвалами море,
светился счастьем, как ни странно, –
как для него немного надо!
Вернул её я к жизни вскоре –
сказалась дочкой капитана
моя бесценная награда.
Тогда ко мне, едва живому,
вернулись силы для работы,
и лет на сто я стал моложе;
вернул уют убогий дому,
и мне казалось, что заботы
врачуют гибнущую кожу.
Пришла улыбка – страшновата,
как в детстве было – вспомнить трудно…
Учил я «дочь» цветам, пассатам…
Боялся думать, что когда-то
вдруг забредёт в тумане судно
и увезёт мою отраду.
– Запомни травки эти, дочка,
вот щавель, сныть и медуница…–
они накормят и излечат…
– А что за дивные цветочки?..
– Нет! Стой! Коварство в них таится,
сорвёшь – и сон твой будет вечен!
Борец – на острове всех краше,
но не касайся даже края –
коварный сок и кожу ранит!
И даже запах дивный страшен!
Уснёшь, тебя я потеряю…
Кто тронет – ящеркою станет!
…
Но дни – как ящерицы прытки,
а счастье – звездочка средь ночи,
промчится, вспыхнет и сгорает!
То – бесконечны горя пытки,
неисправимо мир порочен.
И жизнь опять подводит к краю...
Наивно уповать на чудо!
Мой светлый мир оделся тенью –
в тот страшный день, принесший судно…
Нет, и посмертно не забуду! –
то шла не шхуна во спасенье,
шёл бриг разбойничий, беспутный!
Из всех моих «богатых кладов» –
один нашли, исчадья ада…–
Она была всего мне краше.
Рассказывать – больно, вряд ли надо…
Но здесь и смерть нашли пираты.
Нет… я не воин, хоть и страшен!
Нет, сам бы с ними я не сладил.
Борец сразился с злобной братией –
мы с ним пред шпагой не cробеем.
В ту ночь, когда пьяны все были,
семян подсыпал им в бутыли,
в огонь подбросил же ветвей им…
Где их безмолвный бриг плутает,
пугая юных и бывалых?..–
Не стоит он моей потери.
Где дочь? – взгляни, звезда сияет!
А где пираты? – там, на скалах,
те игуаны… Что, не веришь?!
***
Свидетельство о публикации №120091004983
Чиркина Надежда Валерьевна 18.09.2024 22:38 Заявить о нарушении
Аристарх Басаргин 19.09.2024 09:02 Заявить о нарушении