Село Михайловка
бредет за своею коровой старик.
Свечою в молитве истаяла Маня,
святой обновился в избе ее лик.
На митинг зовет большевик Николаич:
на каждой калитке белеет листок.
А что ж ты, Шарапка, всё лаешь и лаешь,
и что ты мяукаешь, Вася-коток?
Не выставишь вместе с избой на продажу
кота и собаку! Изба на замке…
Открою калитку, обоих поглажу,
сухое печенье найду в рюкзаке.
Дорога на кладбище. Скирды сырые,
осинник трепещет, горит, полугол.
На свежем кресте, что в ногах у Марии,
сидит ненаглядная птаха щегол.
Старик возвращается вслед за коровой,
хрустит под его кирзачами стерня.
Он, дым выдыхая, хрипит мне «Здорово!»,
хотя совершенно не знает меня.
А я-то сама себя знаю? И что я
простой и прозрачной Марии скажу,
на нищей могиле в Михайловке стоя?
Скажу я ей вот что, и слез не сдержу:
- На избу нашелся уже покупатель,
Петровы забрали твой лук и свеклу,
а лик обновленный - у Паклиной Кати,
сестры Николаича – в красном углу.
Свидетельство о публикации №120090705402