Полиптих Я и Ветер

Порой взглянешь на этот безумный изменчивый мир и почувствуешь себя внутри огромного урагана что несётся, сметая всё на своём пути. Ужаснёшься, помянешь на чём он стоит, вспомнишь что когда-то и не задумывался насколько сам мал и невесом. Подумаешь: «да, я всего лишь соринка попавшая в око бури. Меня сдует жестокий порыв. Вряд ли кто-то заметит что соринки не стало. И всё же я желаю лучшей доли, иной участи. Я сам хочу стать дуновением ветра, стремительным потоком, стать бурей, взглянуть на мир иным оком... и разрушить то что увидел»

Весталка плясала в порочном тумане,
Пленила нас жизнь, были мы на аркане,
И мало кто знал что же станется с нами,
Весталка плясала в порочном тумане,

Корявые мойры неясно прядили...
Узоры паучьи запутаны были
И мошка там билась - её восхитили.
Корявые мойры неясно прядили...

И буря несчастий срывала покровы,
На белых листах точками пятна крови.
Поставлены знаки, отыграны роли.

Отыграны роли,

Молчание в зале.

Весталка исчезла в порочном тумане...

Ты видел ветер как пеплом небо
Скрывает землю там где я не был?

Ты слышал песни цветных созвездий,
Что слаще мёда в губах невесты?

Ты знал то время, как спеет вишня,
Когда цикада трещит неслышно?

Свистел ты ветер над полем брани,
Сдувал пылинки с извечных знаний.

Лобзал ты пламя чужих пожаров,
Срывал покровы с великих станов.

Ты дуешь тихо, ты рвешь и мечешь.
Зачем ты лечишь? Зачем калечишь?

Ты просто в грусти, что не отпустит.
В чертогах боли, в чертогах грусти

Летает ветер и землю пеплом
Скрывает небо там где я не был.

Я зрел достаточно и долго,
Заглядывал за горизонт,
Цеплялся взглядом так проворно,
Что целый мир собрал в аккорд.

Но звук его меня расстроил.
Не так ли? Жадный до всего
Я рушил башни, но не строил
И думал что уж всё равно.

Я мир звучащий съел без хруста
Глазами, те что полны слёз
И стало больно, стало пусто.
Зачем же задал я вопрос?

Увидел мало и немало,
Но грусть свою держа в себе,
Я твёрдо знал что с миром стало,
Весь мир принадлежал... не мне?

И от того ли я столь грустный?
Уверен то что небо зрел.
Под солнца светом я стал тусклым.
Но я не этого хотел...

Я видел деву. Как пламень белый
Среди тумана, средь улиц серых
Цвела и пела: «Луч солнца первый
Разгонит тучи сердец чёрных,

Разгонит горечь и кровь в жилах,
И око взглянет в небес двери.
Смеясь, играя на тонких нервах,
Из рек глубоких взойдут пери.

И духи ветра и всех песен,
Что мир слышал и был гордым,
Летели стаей на пир весел
Из Авалона... назад в Авалоны»

Я видел деву. Как цвет белый
Среди пустыни, где смерть веет
Цвела и пела: «Средь тьмы терний
Сидит призрак и прах мелет:

Срывает нежно с земли путы,
И травы-пряди берёт в ладони
Сжимает с болью и сеет смуты,
Вдыхает запах. Не сменит доли.

Смеётся, плачет и обнимает
Терновый куст и не нужно боле
Ведь мягок ветер порой бывает...
Живёт тот призрак, не зная боли»

Я видел деву. Как свет белый
В горах высоких, на скалах острых
Цвела и пела: «сорняк крепкий
Растёт на кремни-камнях мёрзлых.

Изогнут ветром и бурей битый,
Листву теряет, но терпит боли.
Поёт сорняк на трезубец витый,
Ведь он растёт там где капли крови»

Я видел пепел как снег белый,
Где власть тумана, где мир обмана
Исчезла дева как дух вольный,
Как парус белый средь океана

И стало пусто и стало больно
Где власть тумана, где мир обмана
Поёт та дева теперь свободно
Как парус белый средь океана.

Сидя на скалах и глядя за нить горизонта, там где водная гладь, где крикливые чайки и солёные волны омывают солнце, ужаснёшься, помянешь былое и... заплачешь... насколько теперь велик и всеобъемлющ.
Подумаешь: «да, я всего лишь буря которая смела всё на своём пути, в алчном желании достичь чего-то большего, объять необъятное, заглянуть за край. Но меня погасили волны. Своей белой пеной они напомнили мне, показали что я не замечал ценного в своем мелком бытии соринкой в чьём то глазу. В нелепой зависти я сам стал глазом, что забился грязью и ослеп.
Всё же... лишился своей доли и участи, но здесь и сейчас я, погашенный волнами, слышу шум воды и далёкое, тихое пенье, что преследовало меня всю мою жизнь»