Маргарита Мендель. Двадцатый. Рус. Бел

Прикоснуться к солнцу в последний раз.
Отпылать вместе с маками, из сознания
вынув песнь потаённого мироздания.
Оступиться. Упасть. Встать и снова – в пляс

мимо черных зашторенных катафалков,
мимо осени, смерти и тысяч «жалко».
Мы тут замерли где-то однажды в марте,
и с тех пор все вопим в уменьшённой кварте.

Заперт вход. Воздух спёрт ожиданием и страхом,
что всё вновь повторится, великим крахом
обозначив двадцатый. И знак вопроса
повисает в тиши за отсутствием спроса.

Так живое общение стало реликвией.
Бах, действительно, богоподобен в транскрипции
высших сил и земного – простого и хлипкого,
населенного душами, плачем и скрипками.


Дваццаты
 
Дакрануцца да сонца ў апошні раз.
Адпалаць разам з макамі, са свядомасці
выняўшы песню патайнай светабудовы вытокі
Спатыкнуцца. Зваліцца. Устаць і зноў - у скокі

міма чорных заштораных катафалкаў,
міма восені, смерці і тысяч "шкада".
Мы тут замерлі дзесьці аднойчы ў сакавіку,
і з тых часоў усё лямантуем у паменшанай кварце.

Замкнёны ўваход сапрэлы чаканнем і страхам,
што ўсё зноў паўторыцца, вялікім крахам
пазначыўшы дваццаты. І знак пытання
павісае ў цішы за адсутнасцю рання.

Так жывыя зносіны сталі рэліквіяй.
Бах, сапраўды, богападобны ў транскрыпцыі
вышэйшых сіл і зямнога - простага і хліпкага
населенага душамі, плачам і скрыпкамі.

   Перевод на белорусский язык Максима Троянович