золотая улица

***
в том августе косматом и густом
холодном как родник
как булка сдобном
нам думалось о всяческом простом
и неудобном

о том которым все из нас больны
и навзничь от него неизлечимы
том самом по естественной причине
не знающем о нас до глубины

и до голубизны нас невзлюбившем
до розовости нежном ко всему
закатному дозревшему тому
что ягоды шиповника и вишни

но только не на наших языках
и нам был страх

как облако над крышей как видение
нам пела и звала нас и вела
как травы рьяна как рукав бела
парная мысль о стихотворении

дурная весть о том что до конца
досмотрен сон и зажевало плёнку
и никому ни одному ребёнку
состарившегося его лица

не вспомнить вовсе с самого начала
как не запомнить первого луча

нам падала на плечи алыча
несносная по голове стучала
ранетка

ветки били по щекам
и резались и жглись и было стыдно
быть забродившим к осени повидлом
из прошлогодних ягод и к шагам

примешивалась грусть вязала грушей
невыспевшей по стонущим рукам

в том августе всё представлялось нам
светлей и суше

но так темнело небо как бедро
подгнившего плода так набухало
как взбитое под утро одеяло
раззявившее влажное нутро

и ничего не делалось нежней
оправданней и сколько-нибудь легче
всё было просто - головы и плечи
и булочная за углом а в ней

из молотого зарождалась жизнь
из малого толклось пеклось большое
нам было непременно хорошо и
безбедно друг о друга опершись

и пряная упрямилась трава
и горько пахла
и была права

***
непоправимостью объят
мышиным поедом
проет до самого
крахмального нутра
весь этот белый свет разъят
и в нём какое-то
предвосхищение
прощенья
и добра

***
так ты смотрел мне в спину
так цвели магнолии
в других широтах
так стоял туман
так я расстрельно знала
вот и вся история
весь океан

***
но ничего но ничего
ничто не сбудется
и позабудется
и будет пенье пчёл
и сад и мёд
и звонкое плечо
под алычовой веткой
золотая улица
в которой дом и дым
и чей-то силуэт
и распрощание
на сто
лущёных
лет

***
ведь было что-то красивое
в том как нас делили на
коралловое и синее
на косточку апельсина и
бездомное семя льна
на имя в отверстом профиле
на вёрстку и на пароль
на чёрную из-под грифеля
сечёную эту соль
 
и что-то такое вертится
на сожженном языке
о смерти и о бессмертии
о пахаре рыбаке
о том как звенела пасека
и ширился и кишел
круг озера как пестрел
безвременник распоясанный
 
нам было нам было голодно
и жадно до звёзд и жатв
до ягод съестных чьи головы
в некрепком снегу лежат
до лунного обнищания
и облака и крыла
ведь было оно – прощание
сквозное как обещание
холодное как зола

и синее то есть красное

молчание то есть звук

всё вспыхивало и гасло

и семени говор масляный

и косточки горклый стук