Самая ранняя служба поэзии

Себе на пользу взяв шумиху мира,
вложи в неё свой собственный досуг.
Ни счастья не имея, ни кумира,
идёшь по жизни, сам себе пастух,
а в сердце бравый марш – до гроба стук…
...Не всё-то поутру утёнку мило.
Луна ему кураж чуть «прилунила»,
а солнце на заре внесло испуг:
на завтрак ничего, помимо мух!
Утёнок по   двору   ходил уныло…
И вдруг как встрепенулся – дыбом пух!
Хозяйка рядом что-то обронила –
скорей склевать, не то склюёт петух!

«Хоть клюв мне склейте клеем эпоксидным,
жива душа не только хлебом ситным
и я изящней, чем гиппопотам.
Во мне, друзья, не сыщете вы сидня!
Хожу я за хозяйкой по пятам.
Один кивок, один шажок и – ам! –
кусочка нет! И  следующим   сыт   я.
Ещё себе в запас – за щёки – дам, –

пред носом индюка встав на дороге,
склевал утёнок быстро всё до крохи
и лебединый станцевал балет. –
Ой, кажется дела мои неплОхи!
Я чувствую, что я теперь – поэт!

Меня все гладят против перьев, следом
ещё и обозвали дармоедом!
Индюк под носом вырастил курдюк
и грозен во дворе, как сто бандюг.
Окрепну чуть и стану рифмоведом –
в поэзии заведомо битюг.
Назло срифмую так: утюг-индюк.
За рифмами могу слетать на юг.
Я противопоставлю их всем бедам!..
...Впредь прозу не признаю и на нюх!
Отвергнув явь житейских заманух,
на стих подсяду прямо за обедом»...