Трость Поддубного

Русский язык, с одной стороны, действительно велик и могуч, а с другой — засорен, захватан и автохтонными, и «приблудившимися» его носителями. И в этой своей податливости к нивелировке, утрате отборных кондиций видится вполне юным, подростковым, будто ему и впрямь триста, а не тысячи лет, как украинскому, о чем твердят иные украинофилы.
В литературе же естественно и уверенно писать именно на «великом и могучем», а не на его слабых, обиходных оттенках особенно трудно. Нужна поистине огромная сила. Иван Поддубный трость двухпудовую носил, не замечая ее тяжести, вертя ею так и сяк на прогулках. А попробуй кто другой — неловкое же зрелище!
Так и с писателями — множеству просто не по плечу тот язык, на котором они пишут. Множеству. А уж из новых поколений — и подавно. Может, это я из других, не российских, а украинских, огородов так вижу? Но ведь и в Литинституте языковая ткань творчества сокурсников не впечатляла. Какая-то прикладная серость к содержанию, тоже, разумеется, не богатому — ведь что в подцензурном режиме напишешь полноценного? Мэтрам и тем редко удавалось. Цитата из Глазкова стала крылатой:

Табун пасем.
Табу на всем.

А вот мой наставник Егор Исаев в другую крайность опрокидывался — так смаковал именно язык, что был демонстративен в нем, писал, будто красуясь, будто поглядывая в зеркало: «А, каков я? Что ни говори — хорош!» Думалось, идеология ломает бедолаг — представителей и «содержательной», и «языкоцентричной», особенно корневой, от сохи, литературы. Но вот идеологии той нет, а прибавилось ли по-настоящему сильных в русском слове писателей, тех, кто естественно и не напрягаясь может носить двухпудовую трость?
А в Украине, откуда родом Поддубный, как у писателей с обстоят дела с родным языком? Ну с этим самым, многотысячелетним? Думаю, что не лучше. А если точнее — то хуже. Безвкусица перехлестывает через край.
Такая вот общая беда затопила обе страны — могу констатировать это достаточно квалифицированно: как пишущий и на русском, и на украинском.

(Из книги "Порох и метан", 2017)