Если бы у зайцев были крылья

Заяц был весь серый, и только спина и уши, точно загорели под лучами весеннего солнышка, рыжеватыми. Он лежал на боку, вытянув лапы, под корягой на дне оврага, уткнувшись носом в прошлогоднюю листву, блаженно потягиваясь и, с шумом, вдыхая ее прелый аромат.
«Боже мой, как хорошо, - думал он, щурясь на солнце, - вот уже и весна. Ни тебе снега, ни морозов. А какие вкусные молоденькие листочки медуницы…. До чего же хорошо весной утром в лесу». И от этих мыслей у него приятно щемило сердце, и ощущение было такое, будто где-то внутри копошатся, порхают тысячи бабочек.
А солнце, с каждой минутой поднималось все выше и выше, ласкало своими лучами первые нежные зеленые листочки на деревьях, скользило по стальной глади озера, заглядывало во все, даже самые потаенные, уголки леса, наполняя его голосами вернувшихся птиц. И вот уже совсем скоро все вокруг ожило, запело, зажужжало.
Заяц задремал, и снилось ему уже  ржаное поле, и, склонившиеся над ним золотые колосья и голубые васильки. Как вдруг, его сон прервало веселое звонкое щебетание. Прямо над его головой, с ветки на ветку перепархивали две маленькие птички.
- Чи-чи-чи-чи-чи! Как я вас рада видеть, даррагая моя! Чи-чи-чи! – заливалась серенькая хохлатая птичка, - Когда вы вернулись? Ну, расскажите же, где вы зимовали? Я слышала, вы отдыхали на море! Чи-чи-чи! Это далеко? Какое оно – море?
- Фьють! – присвистнула ее собеседница, пестренькая пташка с темными щечками,  - Море -  оно огромно, куда ни посмотришь, везде вода. Берегов не видно!
Заяц поднял уши и приоткрыл глаза. Этот разговор занимал его все больше и больше.
- Даррагая моя, разве так бывает, чи-чи-чтобы ни одного берега не было видно?
- Конечно, бывает. Да наше Озеро по сравнению с ним, просто лужа! Море – оно такое огромное и такое разное. Оно бывает серым, синим…. Иногда даже черным, когда шторм и волны поднимаются к небу, закрывая собой молнии, а потом, оттуда обрушиваются на берег, сокрушая все на своем пути. Но, зато, как прелестны тихие солнечные деньки! Тогда море спокойно и волны белыми пенными барашками выбегают на берег. И солнце! Фъють! Какое солнце!
- Ах, как я вам завидую, как я вам завидую! Чи-чи-чи-чи! А мы - то зимуем здесь и ничи-чи-чи-чего, кроме снега не видим….
Они удалились в глубь леса, и их голоса вскоре слились с общей симфонией пробуждающегося леса.
Заяц зевнул, встряхнулся и, озираясь по сторонам, направился в сторону Озера. Солнце уже почти встало, когда Заяц добрался до места. Он приподнялся на задние лапы и выглянул из-за пожелтевших прошлогодних кустов рогоза и осоки. Ровная водная гладь походила на большое зеркало и почти не шелохнулась. Лишь небольшие ровные круги плавно расходились вокруг двух уток, которые что-то ловили, время от времени, опуская под воду головы. Другой берег казался узкой зеленой полоской у горизонта…. Но, он был виден, и Заяц знал, что если бежать быстро вдоль берега в одну сторону и останавливаться лишь пару раз, чтобы передохнуть, то вечером, когда на небе начинают зажигаться первые звезды, можно оказаться на противоположном берегу.
«Как же так, - думал он, -  ни одного берега не видно? И волны барашками…. Разве так бывает? А как же другой берег? Как же обходить это Море, если захочется поглодать осинки на другой стороне?» Заяц просидел на берегу весь день до вечера, прячась в прибрежных ивняках, думая о Море.
Прошла весна, и наступило лето. Он  щипал цветки клевера и резвился целыми днями на ржаном поле за лесом с соплеменниками. Заяц больше не ходил к Озеру, и, казалось, совсем забыл и о птичьем разговоре и о Море.
 Пряное жаркое лето сменила теплая дождливая осень, позолотившая на деревьях листья. Птицы засобирались в теплые края. В лесу стало тихо, все замерло.
Зима неожиданно ворвалась в Заячий лес на крыльях северного ветра и сразу завьюжила, закружила, посыпала снегом. Лес опустел, не слышны стали птичьи голоса, лишь изредка вороны сипло каркали в высоких кронах деревьев. Заяц за лето нагулял жирок, вылинял, и сейчас был белоснежным, и, лишь только, черные кончики ушей, да черный нос могли выдать его на снегу. Днем он барахтался в сугробах с другими зайцами, обгладывал кору молодых осинок на берегу Озера, путал следы яркими солнечными днями, убегая от Лисицы. Но когда приходила ночь, прижавшись теплым брюхом к подтаявшему снегу и закрыв глаза, грезил он о Море, и не слышал  ни жалобного воя вьюги, ни стона старой лохматой ели, укрывавшей его от непогоды и ночных страхов.
И виделось Зайцу бескрайнее синее Море до самого горизонта. Над ним кружатся какие-то неведомые маленькие птички, очень похожие на тех двух товарок, которых подслушал он ранним весенним утром. Вода в Море прозрачная и до самого дна видны странные цветные пучеглазые рыбы с пестрыми плавниками-крыльями. А на небе ни облачка, и солнечные лучи, разбиваясь о лазурные воды, рассыпаются по волнам бесчисленными солнечными зайчиками.
Крепко спит Заяц, уткнувшись носом в лапки, сладко вздыхает.
И вот уже видит он себя на песчаном берегу у самой кромки воды. Легкий теплый ветерок, шутя, перебирает шерстинки его, заячьей, белой шубки, и прямо навстречу ему выбегают дружно на берег белые Барашки-Волны.
Не хочется Зайцу просыпаться, убаюкала его вьюга, и лишь сквозь сон тяжело вздыхает: «Ах, если бы Зайцы могли летать…. Если бы у Зайцев были крылья…».
Нифонтова Л.В.

 Вы прочитали еще одну сказку моей дочери. Надеюсь, не пожалели о потерянном времени. С уважением.