На конкурс Золотое Перо Руси

             Номинация "Интервью"
             Анатолий Ильич Берлин,
             Лос-Анджелес,
            
- Анатолий Ильич, заметил такую вещь: когда Вас просят рассказать о себе, Вы почти всегда начинаете с того, что родились в Ленинграде. И мне в связи с этим сразу вспомнились строки Иосифа Бродского: «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать. На Васильевский остров я вернусь умирать…». Вот и последнюю свою книгу Вы назвали «Петербургские дома». Спросить же хочу вот о чём: «какие звуки слились» для Вас в названии нашего с Вами родного города? Или есть какой-то другой город, о которым Вы скажете – это «Мой Город»?

- Масштабный вопрос… И несмотря на кажущуюся очевидность, достаточно неожиданный. При всём разнообразии задаваемых мне вопросов, именно этот, конкретно сформулированный, застал меня врасплох.  Ответа «по накатанному» не получится, а это, в свою очередь, означает, что он окажется пространным и будет рождаться именно сейчас, по мере изложения фактов и вытекающих из них умозаключений. Полагаю, он ещё не скоро обретёт законченную форму.
Итак: начну с того, что, в сущности, я и не знаю других городов России; родился в Ленинграде, где ещё до революции родился и мой отец (дед, Георгиевский кавалер, имел так называемый «вид на жительство», т.е. разрешение на проживание в столице). В период Великой Отечественной войны мы с мамой находились в эвакуации. Город Свердловск, за малостью лет, помню весьма смутно, а в сорок пятом, когда отец вернулся с фронта домой, мы поселились в нашей довоенной квартире. После нескольких биографических перемещений внутри Ленинграда, в возрасте 39 лет я покинул и город, и страну. Констатация этого факта сразу же подводит к мысли о том, что нет в моей жизни другого города, который я мог бы назвать «своим» в том смысле, который Вы вложили в задаваемый вопрос. По сути, я прожил в Лос-Анджелесе большую часть своей «взрослой» жизни, но здесь не прошли мои детство, юность и годы молодости, здесь звучит хоть и понятный, но всё же не совсем родной язык, да и архитектура города на Неве, впитанная «с молоком матери», не оставляет городу моего проживания, впрочем, тоже любимому, никаких шансов.

- А тянуло ли Вас после эмиграции обратно к дворцам и набережным Ленинграда-Петербурга?

- Мне не дано узнать, насколько Иосиф Бродский ностальгировал по родному городу, но лично я не бродил по нему во сне, не перебирал в памяти милых сердцу мест, событий, людей. Будучи прагматиком, я понимал, что в мире, в котором мне предстояло прожить (обязательно успешно) оставшуюся жизнь, нет места оглядыванию назад. Отсюда и отношение к прошлому: в те печальные годы, собираясь в эмиграцию, мы уезжали «навсегда» и настраивали своё сознание именно на эту волну.
Первая возможность «вновь посетить» появилась лишь в 1994 году, и впечатление от той поездки было весьма неоднозначным и не самым благоприятным: обшарпанный, «раздолбанный» (по сравнению со ставшим привычным «заморским» пейзажем) город, жёсткие, одетые в «Адидас» «мальчики» у гостиницы, нищая интеллигенция, голодные беспризорные дети… И было больно!
Последующие два визита, достаточно недавние, оказались гораздо приятнее и по тематике (поэзия), и по остальным общечеловеческим параметрам.

- Наверное, не погрешу против истины, если скажу, что в творчестве поэтов и писателей, даже просто поживших какое-то время в Петербурге, всегда проступает образ этого северного и необычного города. А как, на Ваш взгляд, отразился Петербург в Вашей поэзии?

- Будучи рождённым под знаком «Близнецов», я не могу не признать, что во мне живут два различных человека, и второй, не в пример первому, чуток, даже сентиментален в своём восприятии реальности: в отношении к людям и происходящим событиям, к страданию, таланту, цветению сирени и улитке, ползущей по асфальту… Это, вероятно, и делает из меня поэта. Написав эту фразу (я не занудно излагаю? - смайлик), уловил мысль, кажущуюся мне сегодня очевидной: без Питера я не состоялся бы как художник слова. Ленинградская школа, сырой, но такой вдохновенный климат города, его музеи и парки, в которых мне не так часто удавалось гулять, петербургские дома, красоту которых я оценил много позже, сделали своё дело…Отсюда и благоговейное отношение к факту своего рождения в Ленинграде, и благодарность городу, взрастившему меня… По-моему, я почти ответил на вопрос о «Петербургских домах», осталось только добавить: весьма сомнительно, чтобы я назвал свой сборник «Ленинградские дома» … Это о звуках… (смайлик)
А вот совсем недавно, перед нашим с вами разговором, 6 ноября 2010 года была проведена встреча любителей поэзии в Лос-анджелесской библиотеке, и называлась она «Его Величество Санкт-Петербург». Читались стихи классиков, современных поэтов, проживающих как в России, так и в зарубежье.

- В одном из интервью Вы заметили, что кумиров в каких бы то ни было областях у Вас не было. Но всё-таки – каковы Ваши творческие вкусы и ориентиры в музыке и в литературе?

- В силу своей мировоззренческой позиции об относительности всех человеческих ценностей, я, действительно, не создавал себе кумиров.

К тому же, большую часть своей жизни я прожил «технарём», самоотверженно изучавшим тонкости своей науки и отдававшим ей всё своё время. Мои отрывочные – набегами – экскурсы в литературу, музыку, живопись просто не позволяют мне высказывать сколько-нибудь серьёзные определения в областях знаний, в коих не удалось получить основательного образования. Предпочтения, естественно, имеются. Тяготею к литературе по современному философскому видению мира, книгам эзотерического характера о смысле бытия и человеческого существования… В поэзии, тем не менее, меня больше привлекает старая школа, классическая форма письма, то изящество и благородство, которыми она отличалась.
В последние годы, близко общаясь с замечательными музыкантами и художниками, укрепился в своей прежней, но несколько нерешительной склонности к классическим формам искусства. Однако, предпочитаю не озвучивать свои «ориентиры» и оставляю их, в основном, лишь для личного пользования.

- Поделитесь, пожалуйста, что для Вас поэзия, какое место она занимала и занимает в Вашей жизни?

- Я был «сильным» специалистом-инженером, о чём могу заявить с полной ответственностью, и потому достиг немалых успехов. Думается, моя поэтическая квалификация до этого уровня не дотягивает. Увлечение поэзией, пронесённое мной через всю жизнь, приходилось искусственно сдерживать, дабы не отвлекаться от любимой работы, обеспечивающей материальное благополучие семьи. Лишь тогда, когда в этом отпала необходимость, я смог уделить поэзии должное внимание. С тех пор она стала неотъемлемой и наиважнейшей частью моего существования, и я отдаю ей всего себя. Люблю русский язык и очень хочу, чтобы, несмотря на неизбежные изменения в нём, он оставался чистым, благозвучным и грамотным. Хорошая поэзия, несомненно, этому способствует.

- Многие поэты формулировали своё творческое кредо. Формулировали ли его Вы?

- Естественно. Оно сформулировано давно и звучит следующим образом: если кто-то получает от моего творчества эстетическое удовольствие, находя в нём поэзию, это то, во имя чего я работаю.

- Читая Ваши стихи, среди прочих запомнил такие строки: «Достаточно ли‚ право‚ я несчастен‚ чтобы писать хорошие стихи?» Нередко от поэтов можно услышать, что автор всегда пишет о себе. В то же время знаю стихотворцев, которые говорят совсем иное, дескать, что лирические герои их произведений не имеют с ними – авторами – ничего общего. Как Вы сами определяете – Вы пишете о себе или отстраняясь от своего «я»?

- Немного того, немного другого… Не думаю, что поэт может просто абстрагироваться и не пропускать через себя то, о чём он пишет. С другой стороны, многие произведения компилированы из бесконечного ряда опосредованных знаний и сторонних жизненных коллизий, переосмысленных и трансформированных автором в поэтическую форму. Что касается приведённых Вами строк, то это, скорее, дань широко бытующему мнению, что только на грани нервного срыва возможно создать произведение искусства, способное «зажечь сердца людей».

- И ещё вопрос как продолжение предыдущего: должен ли поэт и впрямь испытать какие-то жизненные невзгоды, как это следует из процитированных строк, чтобы действительно писать, что называется, «на уровне»?

- Иногда от автора ждут избыточного выброса адреналина, сопутствующего любовным переживаниям или, к примеру, алкогольному угару и подобным экстремальным состояниям. Это не всегда верно. Тема, скажем, Бабьего Яра, в силу негативной энергетики, заложенной в само событие, не может оставить равнодушным читателя, даже если стихотворение написано слабо. Во всех остальных случаях для достижения той же цели поэту необходима определённая форма допинга. Этим допингом, в отсутствие уже упомянутых, может оказаться возникшее жгучее желание обыграть интересную тему, неординарное словосочетание, свежую рифму, головокружительную метафору… Но поэт должен «уметь» настолько вдохновиться «сором», из которого, по выражению Анны Андреевны Ахматовой, «растут стихи», чтобы возникшее желание переросло во внутренние вибрации, являющиеся необходимым элементом творчества. Я намеренно взял в кавычки слово «уметь». По-моему, этому научиться нельзя; этот благословенный дар или есть, или его нет!

- Вы вместе с Вашей супругой Софией – создатели литературно-музыкального салона «Дом Берлиных». История подсказывает нам, что, например, в 19-м веке такие салоны были нередко центрами культурной жизни «высшего света». Идея Вашего детища как-то связана с этими историческими параллелями? Почему Вы пришли к мысли создать не просто литературный проект, но именно художественный салон?

- Литературно-музыкальный салон, со временем получивший название «Дом Берлиных», возник в середине девяностых годов прошлого века. В то время было трудно представить, что небольшой союз единомышленников, объединённых любовью к музыке и русской поэзии, выльется в своеобразный клуб интеллигенции, очаг русской культуры в далёкой от России Калифорнии. Всё было просто, по-домашнему…
Начало было положено выступлением замечательной пианистки, Народной артистки Грузии и Заслуженной артистки России Маргариты Чхеидзе. Концерт состоялся 25 августа 1996 года. Следом в Салоне дал концерт известный бард Вадим Егоров. Вскоре последовали выступления поэта-шестидесятника Петра Вегина в совместных со мной литературных чтениях. Круг постепенно расширялся. Уже четырнадцать лет Салон является своеобразной сценой, с которой лучшие представители российской культуры общаются со своей зарубежной русскоязычной аудиторией. Не стану перечислять фамилий: желающие могут просто зайти на сайт «Серебряный стрелец» и ознакомиться с темой во всех подробностях. Исторические параллели не являлись самоцелью и возникли позже.

- В 1993 году Юрий Михайлович Лотман издал книгу «Беседы о русской культуре». А в 1999 году, открывая в Российском консульстве в Вашингтоне праздничный вечер, посвящённый 200-летнему юбилею со дня рождения А.С.Пушкина, замечательный актёр Сергей Юрский сказал: «Русская культура, основателем которой явился Александр Сергеевич Пушкин, просуществовала 200 лет» … На Ваш взгляд, живёт ли сегодня русская культура, о которой говорили Лотман и Юрский?

- Ю.М. Лотманом поднят широкий круг исторических и философских вопросов в области русской культуры, который немыслимо обсуждать в рамках подобного интервью. Я же хочу вернуться в 1999 год, в котором нам с женой выпала честь быть приглашёнными на юбилейные торжества в Карнеги-Холл. На последовавшем после концерта вечере в Российском консульстве Сергей Юрьевич и произнёс эту пугающую фразу. Позже, уже в кулуарах, он добавил: «Это никому уже не нужно и умрёт вместе с нами». Времена для служителей искусства, действительно, были тяжёлыми, чем и объяснялось подобное пессимистическое утверждение. К счастью для России и всей русскоговорящей интеллигенции, русская культура, серьёзно переболев, сумела сохранить значительную часть былых традиций и на их основе создать много нового и прекрасного.

- Анатолий Ильич, знаю, что Вы с недоверием относитесь к термину «эмигрантская поэзия». Но, думаю, не ошибусь, если скажу, что до середины 90-х такое разделение – между эмигрантской и «домашней» русскоязычной поэзией – существовало. Особенно если принимать во внимание не столько самый факт поэзии на русском языке, сколько разную судьбу написанного здесь и там, разные пути поиска отечественного читателя. Сегодня есть ощущение, что эта грань потихоньку стирается. Или всё-таки есть ещё различие?

- Определённые различия, обусловленные, в основном, средой обитания авторов, конечно же, существуют, и это естественно. Тематика произведений, динамика развития описываемых в них событий, сам язык, претерпевший гораздо меньшее влияние новомодных образований, и, как вы справедливо заметили, различные пути поиска читателя – всё это накладывает свой зримый отпечаток, который неизбывен. И тем не менее, мне не хотелось бы называть создаваемые вне пределов России произведения «эмигрантской поэзией»: в этом термине, по-моему, заложена какая-то нотка пренебрежения, а поэзия того не стоит.

- Кстати, о разных читателях. Вы давно уже живёте в Америке. Известно, что за океаном знакомы с творчеством Чехова, Достоевского, Толстого… А есть ли в американском обществе интерес к русской поэзии?

- Интерес к русской литературе существует, но либо среди людей, так или иначе имеющих свои корни в России (в основном – недавних эмигрантов), либо в кругу интеллектуалов, студенчества и профессуры, интересующихся вопросами лингвистики. Это очень немногочисленная прослойка общества. Держу в руках интереснейшую книгу Серены Витале «Пуговица Пушкина», переведённую на английский язык и неоднократно переизданную, и пытаюсь представить себе образ современного читателя, который в циклоне бесконечных дел, событий, информации находит и желание, и время её прочесть…
Русскоязычной же поэзией, как вы и сами понимаете исходя из интереса к поэзии «на местах», занимаются, в основном, либо сами поэты (сюда входит и сравнительно многочисленная прослойка графоманов), либо их друзья (в основном, «седые головы»), воспитанные на русской поэзии. В некоторых семьях пытаются приобщить к ней и молодую поросль, что редко удаётся. Иногда подобные попытки доводятся до абсурда: в канун нового 2010 года мне случилось побывать на спектакле в одном из местных детских садов для детей русскоговорящих эмигрантов. Малышей научили декламировать стихи Есенина, Пастернака, Ахматовой (как-то педагоги забыли об Агнии Барто, Корнее Чуковском, Сергее Михалкове), при том, что дети не понимали ни единого слова. Присутствовавшие в зале бабушки и дедушки знали тексты наизусть, шелестели губами и пытались подсказывать, а вот большинство молодых родителей не понимало порой того, что произносили их отпрыски, поскольку тоже родились уже в Штатах или приехали в юном возрасте, и уровень знания ими русского языка невысок.   
При взгляде на российскую молодёжь, я испытываю гораздо больший оптимизм. Моё сердце радуется тому непреложному факту, что многие интересуются поэзией, читают, пишут и завоёвывает почётные призы на конкурсах. 

- Вы перевели на английский язык многие произведения А.С.Пушкина. Можно ли говорить, что читатели прикасаются именно к русской поэзии или дистанция всё равно остаётся?

- Полагаю, что Вы имеете в виду англо-говорящих читателей, которым интересен Пушкин… Основываясь на том, что в Америке время от времени появляются в продаже переводы стихов и поэм, изданных различными авторами, осмелюсь предположить, что такой интерес существует, но, опять-таки, в основном, лишь в академической среде.
Имеющиеся на моих полках переводы Уолтера Арндта,  Михаила Шарера,  Джулиана Лоуэнфельда под эгидой Санкт-Петербургского «Пушкинского фонда» изданы небольшими тиражами, что и подтверждает справедливость моих оценок.
Что касается «прикосновения» к Пушкину, могу лишь констатировать печальный факт: поэзия в переводе теряет свою самобытность и прелесть звучания, но это уже отдельная тема.

- Вы являетесь учредителем поэтического конкурса «Серебряный стрелец» и литературной премии им. Петра Вегина. Расскажите, пожалуйста, как возникла идея конкурса и этой премии, какой смысл Вы вкладываете в их существование?

- Предыдущими ответами я, надеюсь, подготовил вас к тому, чтобы коротко сказать о том, что именно любовь к русскому слову, к поэзии, которую я предпочитаю называть «изящной словесностью», к людям, разделяющим мою страсть, привели нас с женой к мысли об организации конкурсов. Нам представилось органичным внести посильный вклад в продвижение и поощрение поэтического мастерства.

- Анатолий Ильич, были ли какие-то трудности при организации проекта? Если были, то с какими сложностями пришлось бороться, какие препятствия пришлось преодолеть?

- Нельзя сказать, что трудностей не было, но совместно с замечательными и талантливыми литераторами из Украины Светланой Осеевой и Пётром Солодким нам всегда удавалось с ними справиться. Эти подвижники вложили и продолжают вкладывать много сил и таланта как в оформление сайта «Серебряный стрелец», так и в его содержание. Титанический труд! Их усилиями проект привлекает всё большее количество серьёзных авторов, профессиональных литераторов для судейства, интерес множества дружественных сайтов (таких, например, как «ИнтерЛит»). Ими разработана надёжная система подсчёта баллов при выявлении победителей, исключающая нарекания по одному из самых деликатных и уязвимых моментов судейства.

- В 2008 году в РИА «Новый регион» было опубликовано Ваше интервью, озаглавленное «Серебряный стрелец: Русскую поэзию спасёт интернет». От чего, по Вашему мнению, её надо спасать?

- Спасать русскую поэзию уже не надо… Просто надо оберегать то, что есть, от натиска серости и равнодушия к великой культуре.
Русский язык - «великий и свободный», как учили нас в школе. Его лингвистические и грамматические особенности позволяют создавать замечательные по своей образности произведения. Я это понял, переводя поэтические тексты на английский язык, превышающий русский по словарному запасу, но такой метафоричности, ёмкости строки для просто-таки «ювелирной» передачи нюансов не встретишь, пожалуй, ни в одном другом языке.

- А почему, по Вашему мнению, именно интернет спасёт русскую поэзию?

- До сих пор придерживаюсь мнения, что именно интернет оказал и оказывает неоценимую услугу поэзии, давая возможность авторам донести результаты «трудов праведных» до огромного количества страждущих. Представьте себе «докомпьютерный век» с его мизерными возможностями передачи и получения информации, и всё встанет на свои места. Приведу частный, но близкий нам пример: зададимся вопросом, мог бы состояться «Серебряный стрелец» без «всемирной паутины»? Кто-либо сосчитал, сколько поэтических сайтов сегодня в сети и, соответственно, какой колоссальный объём материалов в ней одновременно присутствует, постоянно обновляется, дискутируется?..

- За кого из победителей конкурса за все годы его проведения Вы больше всего рады?

- Я рад за всех победителей. Со многими из них, уже после подведения итогов, продолжаю общение. Испытываю катарсис, когда читаю особо талантливые стихи молодых поэтов, особенно из «глубинки» … Какая энергетика в них заложена!

- В одном из своих интервью Вы сказали: «Стихи будут необходимы всегда! Вопрос в том – кому? Поэзия всегда элитарна…» А правда, кому сегодня, на Ваш взгляд, необходима поэзия? И каким Вы видите того читателя, который вхож в элитарный клуб ценителя русской словесности?

- Поэзия, на мой взгляд, необходима тому, кому без неё жить трудно. Людям с высокой душевной организацией присуще стремление к прекрасному. Такие люди будут существовать всегда, являясь этим «элитарным клубом», крупинками золота на безграничных просторах золотых приисков.

- Анатолий Ильич, огромное Вам спасибо, что сумели уделить время для столь насыщенного и интересного интервью. Задам последний, традиционный для нашей рубрики вопрос: что Вы пожелаете читателям журнала?

- Самого обычного: здоровья, человеческого счастья… а ещё успехов тем, кто пишет, эстетического удовольствия тем, кто читает.

Беседовал Валентин Алексеев, 2010