26. Милорда с Анной не корю за ночь...

  (предыдущий фрагмент главы из тома «Генриетта», роман «Миледи и все, все, все»
  «25. Как плод запретный с нею...» http://stihi.ru/2020/08/19/2596)

Гость влез под маску «мыслепогруженья»,
но взор упёр в ладонь, как в козырёк:
– Интимно ваш супруг… без наущенья
  чьего-то либо… вами пренебрёг.
– Вы, де Субиз, отчаянный игрок! –
польстила Генриетта. – Поперёк
  стремлений  ваших встань к финалу шельма –
  ему преподнесёте вмиг урок!
– Коснусь вопросов вашего сношенья.
  Из мести, в честь основ предназначенья,
  наставьте хоть    один    вы Карлу рог!
– Я помню королевский свой зарок.
  Крутя хвостом, спасаться поздно шее.
– Не путайте любовь вы и порок.

– Мне это наставленье… иль упрёк…
  расценивать как личное прошенье?..
– Вы всё, что не любить решили впрок,
     попробуйте хотя бы на зубок, –
стал дерзким де Субиз. – Итог убог.
    Счастливою женой, прошу прощенья,
    не    выглядите    вы со стороны.
– Хотелось бы прямого наращенья
    двора    мне – человек до ста родни

  и верных    земляков     мне. Но   супруг     мой
  с кормёжкою для всех не с    дуба    рухнул!
  На то намёк был в первые же дни:
   к папистам антипатии сильны, –
хозяйка погрустнела. – В сердце жженье!
  Супруг при смене чувств, увы, ретив.
  И что мой лик, моё телосложенье,
  когда я – католичка, примитив!..
  Да, в чём-то вы и правы: охлажденье
  имело политический мотив.

– Хоть пару ваших с ним альтернатив
   друг другу вы  озвучивали  сдельно?
   Муж, устранился, вас не совратив? –
гость выдохнул, вопрос свой упростив. –
  И с   кем   же… в ситуации постельной
  стал в пику этикету он учтив?
  Хоть раз бы посмотреть на этих див!
– Король, остыв, плевал на возраженья.
  Любовный пыл дошёл до вырожденья,
а ревность муж вписал себе в актив.
Моей натуры женской безраздельно
всё ж не унизив и не укротив,
в алькове муж стабильно нерадив.
Сам прячась за бесплотный образ тени,
мужских лишённый инициатив,
со мной он ни разбойник, ни шериф.

В то время как муж более чем скромен
и холодностью злоупотреблял,
супружеский стал долг его огромен.
Никто рогов ему не отшибал…
Я – пылкий среди женщин экземпляр,
а в чувствах муж ко мне отнюдь не ровен.
В любви ни генерал, ни адмирал.

– Быть может, обстоятельствами Карл
и   верно   политически настроен,
но вашей красоты он не достоин.
Я вам об этом тоже намекал.
– А что вы о    себе    б сказали, воин?
Подход ваш не излишне ли фриволен?!
– Моя    страсть, если к вам – цунами, шквал!
– Кота     достать забыли из мешка!

– Признался вам во всём. Но есть постскриптум.
– А если так, то вы предельно скрытны
и шквал ваш окружён стеною скал.
Французы, даже если кто устал,
обычно в чувствах очень колоритны
и – без замков на душу, на уста.

К каким же вы способны переменам?
Моральный принцип вами осквернён.
К кому вас отнести? Ко львам, гиенам?
Есть где-то, коль не врут, хамелеон…
В каких вы отношеньях с Бекингемом?
Болтают: он продаст вам галеон,
а в дружбе то ли    вы    с ним, то ли он.
– Да   что    вы! Для чего мне этот геморр?!

Спросите шепотком: милорд, мол, демон?
И я вам головой в ответ мотну.
– Каким вы занялись упрямо делом?
– Скажу, предпочитая прямоту,

сверяясь со своим сердечным ритмом:
английских шашней нет в моём роду,
тем паче с королевским фаворитом.
Сейчас лорд выше всех, но что в   крови   там?!
  Незнатен. Но заслуг я не краду.
Насколько бы он ни был деловитым,
отказ мой у меня уже во рту.
Милорда с Анной не корю за    ночь,    но
Парисом лорда я прозвал заочно.
Упрусь, как бык, но к лорду не войду!

– Вы  –  тёмный    для меня бычок. Порочный.
Морально пребывала я в аду
серьёзных опасений. Страх бессрочный
терзал: а вдруг пойдёт на поводу
у вас лорд    Бекингем  –   политик склочный!

И блуд свой не роднит он с тишиной.
– Париж душе министра льстит ценой
бесчестия Луи, хотя побочно
с Парижем мир удерживал лорд прочно…
– Да, в шаге от войны стоит стеной
мир, выстроенный наспех и сырой.
Свой страх авантюрист изгонит   прочь,    но…
– …не пир горой задать готов герой.
О многом бы спросить у лорда срочно!
Сдаётся мне, его неправомочно
своею завлекали вы игрой.

Возможно, что не в  первый  раз.                – В который?!               
Что общего найду с его конторой?
К чему мне, повторюсь, их геморрой?!
– Вы сами к лорду шли дорогой торной.
Дошли в итоге бодрый, не хромой?
– Мне с ним не по дороге, хоть накрой
с поличным нас искатель лжеисторий!
Водиться с    Бекингемом?!    А на кой?!
Он  –   смерч    на политическом просторе,
а в прошлом – томный арлекино-голь.
Нет-нет! Я к Бекингему ни ногой,

ведь он меня с Луи совсем рассорит!
Я – к    вам    с душой открытой и нагой
шёл следом на дистанции слугой!
– Как жаль, что рядом вас с моей    красой    нет.

Нет    вообще    бычков, клеймённых мной.
Не числю, Карла, будучи женой…
– Укусом    заклеймите!                – Лучше хной.
Могу  отдушкой  вымазать спросонья.
Помечу эксклюзивной антивонью.

А может, и   помадою   губной
намажу, как проказница клиента.
Но это всё в сторонке от конвента.
– Как водится, вне публики гульнём?
Да? Тет-а-тет во время уикенда?..
Пока что прихожусь я вам ни    кем,   но
вдвоём налево дружно мы свернём…
Зачем мы обсуждаем Бекингема?!
– А просто он поднялся офигенно!

Парит над всем он нашим вороньём.
– Так часто    говорите    вы о нём,
общаясь   с ним, свидетелей минуя,
что я невольно вас к нему ревную…
Но что ж я вас    словами    мариную!
Амурным не споить ли вас вином? –
мне хочется спросить вас напрямую…
– Без жертвоприношения  Амуру

поладим: опрометчив был бы ход.
– Зря что ли в ваше сердце я внедряюсь?!
– Какой бы не пригрезился вам ракурс,
каких бы от меня не ждали льгот –
Амура звать не станем наперёд.
А вина остудит кусками лёд.
Успеет надоесть ещё нам Бахус.
Пока что интересней мне милорд,
который пожелать успел всех     благ    уж,
но как политик мне не    смотрит    в рот,
острит, что от меня впадает в аут
и вообще меня не понимает…
А хвастал о себе, что полиглот!
Грозит мне    равнодушием    милорд,

чтоб жизнь моя в    обидах    протекала.
Но я ему    сторицей    боль верну!
– Ату! Ату его – политикана!
  Повесьте на него за всё вину
  и крошечность его цените клана,
  а то бы он опутал всю страну!
   И    так    уж лорд корёжит старину! –
принц де Субиз, для собственного плана
не к ночи амплуа оставив дню,
на флирт шёл с королевой наяву. –
  Вот я для вас – явление благое...

...Бурлит парламент в ярости и в горе
от произвола, что милорд творит,
и лишь для короля он костью в горле
пока ещё не стал как фаворит.

И даже всем  красоткам  пышногривым,
отвергнутым милордом, но ревнивым,
не грех на нём за то искать вину,
что лорд, не видя чувств их глубину,
лишь Анне посвятил свою харизму…
Хотите  у него вы быть в плену?
Сомнамбулой он ходит по карнизу.

Политика его – набор капризов.
Ваш герцог, политический реликт,
напрасно ищет повода как приза –
разжечь военный с Францией конфликт.

– Примерно так всё я предполагала.
За ним – а он политик не плюгавый –
не    замыслы    стоят. Почти дела!
Сама я недостаточно лукава –
мне б Бекингема взять в учителя!

– Конфликт бы вероломный вышел, грязный.
Событие    одно    на всех, суд – разный;
пройдёт, не    колокольчиком   звеня…
– Похоже    на милорда.    Бросит    разве
он Анну, если    ждёт    его змея?!
Ужель она при всей красе смирна!
И как тут устоять при всём соблазне!

Ему по кайфу, мелко семеня,
лезть лично в бойню в грохоте и лязге?!
Легко он из-за Анны влезет в дрязги,
но планы держит в    тайне    от меня!
Общенье на    минуту:    «Здрасьте-здрасьте».
А так, чтоб рядом – с нынешним в контрасте –               
бок о бок, стремена чтоб в стремена –
он в  жизни  не захочет для меня!
Пусть выдастся, ни козней чтоб, ни  дрязг,   день!
Наступят ли иные времена?..
Меня он только дразнит. Дразнит! Дразнит!!!
Со мною, как с собачкой несуразной,
дистанцию он держит вне ремня!
Лежит, как специально для меня,

в таланте реагировать – мгновенность.
В отказе приближаться, словно леность,
предстало нежеланье брать всерьёз
волнение моё ввиду угроз!

– Ого! Да в вас во всю клокочет ревность.
И он интересует вас один?!
Ужели Бекингем так досадил,
что вас не остудила эфемерность

надежды на взаимную приязнь?!
– Где вы, Субиз, впадаете в маразм,
там я гляжу на все явленья трезво.
Везде лорд кобелирует так резво,

что доля чувств-симпатий от меня
едва ль    облагородит    кобеля!
Нет    ревности во мне к его персоне –
могу поклясться  я на эспадроне!

При самом сытном к ночи корме дня,
при самом     возбуждающем    на троне…
и вне его… амурном рационе,
к любви расположенья у меня
ваш Бекингем не    вызовет.    Резонно?
– Резонно. Только страсть не столь казённо
способна     рассуждать,    найдя козла,
поскольку ведь любовь безмерно зла.

Она где драматична, где позорна…
Вот нерест, например, не иллюзорно
приводит к смерти рыбок без числа…
Выходит, и в любви вам жизнь грустна?
 
– Нет, это просто недоразуменье.
Прошу не    говорить    про нерест вас.
Не то сыщу от вас путь вызволенья…
– Но как же украшает вас волненье!
А вы ж идёте, вовсе не резвясь…
– Принц, ваше какого про фавор мненье?
– Мне жаль: я не могу держать равненье
на Бекингема даже через раз.
Я вам неинтересен, с ним разнясь…
– Гнев может принести мне несваренье.
А чем же выдаёт меня волненье?
– Алеют щёки. Да и    лик    чуть-чуть.
Глаза сверкают. Бурно дышит грудь.

Без вашего, однако, позволенья,
всего я не затронул бы…            – Ах, плут!
Намёки ваши в духе исступленья
Остатки    целомудрия    добьют!..

– Намёки что! Они неощутимы.
Но делаю я дам из полудам…
Объятия мои и вовсе дивны
ночами и без пауз по утрам.
Дай    счастья,    Бог, мне на мои седины
и    фарта    по мужским моим трудам!
– Не то чтобы меня вы рассердили,
но должный вам отпор, ей Богу, дам!

Вы что сейчас сквозь зубы процедили?!
– Фривольное читайте по губам.
Мой плотский вкус подскажет: я – гурман.
– Пробелы воспитанья – тоже дыры…

– Я думал, что навёл на вас дурман,
с чего и яркость щёчек – сверх румян.
– Есть в вас от Бекингема тон задиры.
– Он – просто неотёсанный чурбан.
– Хотите Бекингема    превзойти     вы?
– Я, не теряя инициативы,
хочу, пусть и не всё мне по зубам,
любовь свою продлить на пользу вам.
– Такого приучить мне кавалера?!

– Хотя и не бычок я для вольера
и некоторым образом – чужак,
но даже и не стоя на ушах,
во всём рад услужить вам, королева.
Пока что до сих пор не оплошал.
Я чую, вам    мила    моя манера.

– Желаю, чтоб никто о нас не знал.
О вас молчу со всеми. Новизна
встреч тайных есть, пока они не часты.
Служите. Тоже тайно. Вновь и я
на этот счёт не буду языкаста.

– Червь ревности меня пусть и загрыз,
Амуром упиваться рано вдрызг.
Нас это не минует, а    пока    что
начну я, ради вас, на свой страх-риск
за Бекингемом слежку. Мне поклясться

вам истово в мужской моей любви
и преданности? Нынче визави.
При случае готов я и публично.
– Попробуй    откажи    вам – сразу вы
заявите, что я, мол, деспотична,
влюблённых обираю до сумы,
к поклонникам и принцам апатична.
Я скисну, если будете критичны.
– Кислейшая из кислых простокваш,
решили вы, что чуйка заскорузла?
Уверен я, вновь ищет герцог ваш
с Испанией военного союза…

– Рискните. Впрочем, при испанцах в раж
входить вновь Бекингему… – эту блажь
кто ж тут позволит?! Тяжкая обуза!
Всё это скушать – нужен не кураж,
а нужно необъятное лишь пузо.

У Англии такое – лишь мираж.
– Неважно застоюсь иль    тороплюсь    я –
устрою с Бекингемом променаж,
вплоть до успеха иль потери пульса
следя со стороны за ним искусно.

Рискну, чтоб взять у герцога реванш.
А пусть не отвлекает вам от мужа!
Зачем усугубляет    горе   в нас?
– Солидный Бекингему    подвиг    нужен.
Едва ли кругозор его заужен.
– По первому намёку, не ленясь,
милорда в чём-то дюже, в чём-то хуже,

рад поддержать я, но не облизать.
– Знакомы с ним два года,    год    ли – знать
должны вы Джорджа хоть наполовину.
Не станете о лорде отрицать

вы всё, что красит лорда как мужчину.
– Быкует он и правит не по чину.
Скажу по существу как от лица
стороннего: он прямо держит спину,

теперь уж даже перед королём.
Не путайте с игрою подковёрной.
Ночной кукушкой был – стал соловьём.
В ваш адрес нет ни шпильки, ни крамолы…

Я вижу, как приятны вам о нём
любые комплименты, разговоры.
– Ещё бы! Он – орёл пред вороньём
и волк матёрый пред собачьей сворой!

– От всех его упрямств    быками    прёт!
Но вам ли быть при нём    коровой    дойной?!
Скажу, как вам сказал бы Камелот –
кумир британских дам непревзойдённый.
Быть женщина не может невлюблённой.
Хотя и вкрался в голос дамы лёд,
в предмете увлечения милорд
угадывается определённо.

Я лордом    вообще   не умилён.
Союзник он плохой, а уж   пример-то…
– О нём вот    поподробней,    дабы он
достоин мог стать только комплимента.
– С милордом,    разберусь    я, Генриетта!
– Подумать    только! Говоря вам в тон:
как будто где-то    заговор    сплетён!
Вы – соглядатай?! Ну, не хрень ли это?!
Ну, правда, принц, какой из вас шпион?!
– Добычу от рассвета до рассвета
выслеживать начну, как сокол с неба.
– Следить дано, быть может, и не слепо,
да сокол-то ещё не оперён!
Вас в этом виде знаю много     лет,     но…
Ну, ладно, верю. Вид у вас победный.
Давно для всех народов и племён
решать активно – способ не запретный…

– Мой сыск активный, хоть и неприметный.
В ушко иглы пройду и вместе с тем
учусь я проникать сквозь толщу стен,
когда те не рассчитаны на гласность,
а мне нужны секреты всех мастей.
Есть связи, и моя есть деликатность.
– Неважно, каковы богатство, знатность –
от хитрецов не ждите новостей.

Зачтётся невезучесть и усталость,
но вам не стать без новостей хитрей.
– Любую человеческую слабость
учитываю я в своей игре.
На горечь испытаю и на сладость.
С агентами    налажу    связь: всеядность
позволит дам в шпионки брать, пригрей
я сам их по-мужски, не как  б…й.

Я дать их язычкам    свободу    должен.
Из свежих новостей добуду отжим.
– Спор голословен. Но по чьей вине?
Какие доказательства вы мне
представите: ведёте ли за Джорджем
вы слежку? Что внутри интриг и вне
узнали вы? Ведь герцог осторожен.
– Да, вызов мой ему не просто брошен.

Даёт он результат. Но весь досуг
субъекта предстоит ещё разведать.
– Разведать? У милорда – образ ветра!
– Но он ведь не стоглаз и не стоух.

– Проверим, что у сыщика за нюх,
чтоб слить мне информацию, как воду.
Напрашиваетесь вы мне в угоду?
Наверно, разработали план «ух»!..
Поклонников сыскать легко, хоть роту!
Какие же из сладких заманух
предложат информацию мне сходу
про    тайну    Бекингема или   шкоду?..

Я вижу, вы    задумались,     мой друг.
– Вы ждёте то ли сплетен, то ли оду.
– Простая просьба вызвала икоту?
– Пусть речь не про бандита и марух,

но вызвать не хочу у вас блевоту.
К расспросам быть    могу    я скромно глух?
– На эту не    рассчитывайте   льготу.
– Про герцогских сказать вам потаскух?

– Вы к пошлости ходячей образ Смерти
к себе ещё примерьте!                – На хрена?!
О нет, моя богиня, не краснейте!
Грязь жизни вороша, тлетворен я!
Напраслины не     ждите    от меня,
поскольку моё слово твёрже тверди.
Молчанье     вас устроит ли,    ответ    ли –
мозги вам  правдой мог бы я проветрить,
насытив ею каждый закуток.
– Давайте уж про     пассий,    хоть чуток…

Ага! Я вижу, есть вам, что поведать.
– Едва ли приведу я вас в восторг
известием. Но Бекингем нестрог…
– К чему мне, принц,    язык    эзопов этот?
– …нестрог в морали. Этим и жесток…

В нём разочарованье – дайте срок –
придёт и к вам! Забудете свой лепет!
Такого б я любовника стерёг,
держа лишь при    себе,    пусть я не деспот…
Джордж явно часть цинизма шлёт на экспорт.

Но я-то на него не заманюсь.
И    вы    своё к нему пристрастье взвесьте.
– Не любите его цинизма?.. Ну-с,
считаете, любовник он без чести?
– В нём вероломство – за фасадом лести.

– К такому точно я не приценюсь.
Скорей уж от    мастиффа    ощенюсь!..
Откуда добываете вы вести?
Вы в курсе   дел    всех, словно с ним вы вместе
делили в плане женщин общий вкус!

– Коль в слухах я и сам удешевлюсь,
ко мне не отнеситесь, как к невежде.
Уж лучше по губам     перчаткой     врежьте.
Пусть во дворец ваш я и не вселюсь,
но тайны буду знать, как знал их прежде.
Джон, брат милорда – часть пикантной вести.
Брат Джон свил с баронессою Сент-Люс

любовное гнездо в её же спальне.
Вы сами о подружкиной-то тайне,
возможно, в курсе, ведь Сент-Люс – ваш тыл.
Но невдомёк вам, что перехватил

тайком к себе в любовницы её же
и герцог Бекингем, деля с ней ложе.
– С самой Сент-Люс! Прогресс и креатив!
Нас удивлять отнюдь не прекратив,
милорд неистощим! Его, похоже,

так сильно возбуждает конопля.
А как же страсти к Анне?! К оной я
и    то    бы ревновала в далях дальних!
– Такая     сублимация     вот. В дамах
замену Анне временно найдя,

милорд прелюбодействует в тех ямах,
где блуд и шашни прячет темнота.
– Жить прелюбодеянием – не дар!
Не дай мне Бог зациклиться на хамах

и пить    самообмана    яд-нектар!
А вам, настырный вы проказник дня,
весь век бы в    сыскарях     ходить легальных!
Не всё же извиваться, как змея,
выискивая в массе серой диво
и на него же    компромат    ценя.
– Я – сокол, а не волк и не свинья.
Во всём есть золотая середина.

– На ваш бы нюх искать вам трюфеля
в земле, в ней даже    дырок    не сверля!
– Что шашни, что грибы – мне всё едино.
Но мне дороже то, что поинтимней.

– Выходит, баронесса расцвела
с недавних пор по той простой причине,
что стала Джону тайно неверна?
– Вот-вот! А вы    допрос    мне учинили!
Доказывать, брать перья и чернила –
смешно! Не  теорема,  чай, Ферма.

– Где ж были-то глаза мои и уши!
Лишь     прикрываясь     образом дикуши,
Сент-Люс побила     скрытности     рекорд!
Жаль, это приравнять не можно к чуши.

Какой пассаж! Сент-Люс – отнюдь не клуши-
мещаночки, с кем тешился милорд…
– Лебёдка впрямь всех куропаток лучше.
– До    завтра,     верный принц! Копайте глубже
и снова вам удача подмигнёт…

– В делах моих не может быть иначе.
Удача – впрямь реальность, а не фарс.
На слежку я и     сам    себя подначил,
как вьюн, вползая всюду и ветвясь.
Удача ради, собственно, удачи
не так уж и нужна, когда вне вас.
 
Лояльность ваша в будущем дороже.
Моя вы дама сердца и мой рок!
А вот на счёт милорда сами впрок
не обольщайтесь. И     наоборот     же,
весьма я сожалею, что навлёк
на вас тоску-печаль, сказав о Джордже.

– Мой сухопутный, но весёлый Роджер!
О будущем берусь судить по роже:
на троне вы – свинья. Без трона – волк.
– Коль вынесет моё нутро намёк,
  скажу я в вашей спальне на пороге:
  «Достиг вас, ибо волка кормят ноги»…
                .                .                .
...Считать, что никого нет мудреней,
чем мы (пупу земли дай жить шикарно),
иль бегать, как собачка на ремне?
Что     благородно     в нас? А что вульгарно?

Что     счастья     не даёт? Пожалуй, карма.
Всяк молится: «Бог, счастья вышли мне»!
Взор в космос устремлён – там в вышине
ответ: по праву взято иль нахально…

…Жизнь без любви становится вульгарна.
У Карла-короля любовь к жене
слабела или крепла так полярно,
что право мужа на ангажемент
всех прелестей её он регулярно
бросал на волю собственной хандры,
надуманных обид, монаршей дури.
Супружеский свой долг он в виде дули
выказывал     ей, мол, его надули,

поэтому он ночью нелюдим…
Муж сачковал, хотя был молодым.
Нет, он не превращался в педераста,
но, с точки зренья долга, выходным

от милой Генриетты счёт вёл часто.
Неделями к жене в альков не шастал:
«Вот-вот спадёт с моих глаз пелена.
Вы, Генриетта,    лю’бите     ль меня?

В семью внесли вы дух противоречий.
Но мне никто не нужен вместо вас,
ведь я проникся вами с первой встречи,
сочтя, что этот брак –  блаженств аванс»!..

               (продолжение http://stihi.ru/2020/08/26/8510)