Блокада Ленинграда

История СССР. Том 2. 1941-1945 гг.

ГЛАВА 5. БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДА

5.1. 1941 г. Начало блокады
О, Ленинград – невыносимое мученье!
С восьмого сентября, замкнув кольцо,
враги бомбили город в исступленьи,
чтобы исполнить волю Гитлера свинцом.

К началу той блокады город верил,
что та осада будет не всегда,
возможность транспортных артерий
всё ж позволяла грузы слать туда.

Но населенье города страдало,
железная ж дорога не могла
принять большие грузы у причала,
нужны были фарватеры туда.

И к октябрю четыре земснаряда
задействовали для портов тогда,
узкоколейную дорогу, что с причалом
соединили, чтоб ходили поезда.

Семьдесят два речных буксира
ходили в Ладоге тогда,
где грузы в баржи загружали,
чтоб переправить в города.

В Осиновец и Ржевку доставляли
все грузы Ленинграду вдоль кольца,
и Ладоги флотилия грузила
продуктов грузы в самоходные суда.

Но Ленинграду всё же не хватало,
эвакуировали всех, кого могли,
а люди, несмотря на всё, желали
лишь одного – чтоб победить смогли!

С начала октября по картам хлеб давали
по двести грамм на человека в день,
и лишь рабочим, ИТР немного добавляли –
не больше грамм четыреста за день.

А с ноября и вовсе меньше стало –
сто пятьдесят и триста граммов в день,
и всё же город жил, во что бы то ни стало,
врагу сопротивлялся, словно тень.

И люди там, от голода шатаясь,
снаряды выпускали целый день,
работали и вести с фронта ждали,
надеялись – Победы будет день!

В начале ноября захвачен город Тихвин,
железная дорога оказалась у врага,
и Ленинград совсем притихнул,
осталась лишь одна дорога – сквозь врага.

Дорога жизни – Ладоги дорога,
через всё озеро по льду проторена,
но слабость льда ещё не позволяла
большие грузы провозить туда.

Маршрут дороги много раз меняли,
поскольку враг обстреливал её,
и слабость льда, что постоянно изменялась,
всем позволяла развивать чутьё.

Лишь с декабря дорога та окрепла
и стала той единственной звездой,
которая вела так неприметно
к победе жизни – и любой ценой!

Но Ленинград страдал всё больше, больше,
тот город захватила враз зима –
на Ладоге лёд становился толще,
и в городе свирепствовала мгла.

Суровая зима была настолько,
что стыла кровь и не могла согреть тела,
мороз был градусов под сорок,
и отопленья не было тогда.

Топили всем, чем только можно было
и воду добывали изо льда,
тогда сжигали даже книги,
нужна была лишь жизнь одна!

И холод там свирепствовал повсюду,
и голод, что клонил лишь только спать,
и каждый знал – заснёшь и не проснёшься,
и приходилось часто людей звать.

Спали попеременно, понемножку,
поели всё: ремни, всю кожу, кошку,
но разум позволял всё ж рассуждать,
поддерживать друг друга хоть немножко,
стихи читать, любить и милых ждать…

5.2. Ленинградская симфония Шостаковича

Но русский дух не сломлен был нисколько,
по Ленинграду весть вдруг пронеслась
(я забегу вперед немножко,
и расскажу, как музыка лилась).

Великий русский композитор Шостакович –
сын Ленинграда и всей Родины всегда,
из музыкальных всех сокровищ
создал симфонию, что так горда!

Он в декабре писать её закончил,
но был эвакуирован из города тогда,
и в первый раз симфония звучала
в сорок втором весной, до слёз всех доводя.

В мае сорок второго ту симфонию прислали
на самолёте в город Ленинград,
и партитуру срочно разобрали
средь музыкантов, словно на парад.

В день первого звучанья той симфонии
был авиа-удар сильнее зла,
все силы наши были брошены и бомбы,
чтоб подавить противника сполна,
и чтоб фашисты замолчали,
дав музыку послушать всем тогда.

Зал филармонии был полон,
горели люстры все тогда,
пятнадцать ослабевших музыкантов
сыграли музыки великой той слова.

И музыка лилась, как будто, пела
о Родине несчастной те слова,
и ненавистью к немцам так ревела,
что струсили немецкие войска!

Та музыка лилась по радио,
по громкоговорителям всей городской сети,
и плакали в том городе все матери,
и сыновей просили – отомсти!!!

А немцы слушали и думали –
не может быть! Ведь город – мёртв!!!
А после – вовсе обезумели,
ведь им дошло – пошёл их счет!!!

И музыка лилась с той страшной силой,
что всё могла бы сокрушить,
преодолеть страх, голод, стать могилой
и немцев там похоронить!

В той музыке была защита,
она объединяла всех,
давала духу крепость, как в граните,
и верила в Победу громче всех!

И город жил, он ел её сонеты,
и пил ту музыку до дна,
и был он музыкой согретый –
и смерть была побеждена!

О, уважаемый читатель, здесь хочу я,
прервав всю хронологию событий,
вам рассказать о Ленинграде по порядку,
ведь до освобождения, воюя,
он стал для всех героем. Без оглядки
на холод, голод, люди, там зимуя,
хотели одного – лишь победить
и Тьму фашистскую испепелить.

5.3. Ленинград. Первая блокадная зима

Когда дорога Ладоги окрепла,
давали 350 и 200 граммов хлеба в день,
но это было вовсе незаметно
для организма, что застыл как тень.

О, первая блокадная зима,
ты столько жизней унесла,
что не расплатишься за век –
там в январе и феврале сорок второго
от голода погибло двести тысяч человек!

Январь сорок второго – страшный холод,
и что сильнее – холод или голод?
И люди там не знали где черта,
которую, переступив, как в солод –
взлетаешь прямо в небеса.

А голод в Ленинграде был двух видов:
одних – высушивал до дна,
и шёл не человек – а кости индивида,
как геноцида главные глаза.

В других – вода задерживалась только,
и человек тот распухал тогда,
и тело, как желе, качалось
и лопалось, до смерти доходя.

И Ленинград усеян был телами,
что умирали прям на улице тогда,
кто не дошёл к воде, припав щеками
примёрз ко льду Невы, что у моста,

кто от бомбёжек сгинул. Пустота
лишь отдавала эхом звонким
по улицам твоим звуча.
О, Ленинград! И киноплёнка
не передаст твой взгляд тогда.

Но, что совсем скажу невероятно,
блокадный город – он не только жил,
врага он ненавидел необъятно,
свой дух в осаде города крепил!

Он танки выпускал! Как? – не понятно!
снаряды, пулемёты, бронепоезда,
и слесарь на заводе ел несладко,
лишь только б танки выходили со двора.

За первые полгода той осады
блокадники давали фронту танки –
700 машин, не требуя награды,
лишь только были б те буханки –
и будут снова танки, танки…

А смерть стоит уж у ограды,
и мОчи нет, но слово «надо»
стояло пред глазами, как зарок,
и образ Ленинграда, как глоток,
глоток свободы, мира, хлеба,
о, только б сделать хоть шажок…

Но сварщик Власов, обезсилев,
от голода не смог идти,
и ленинградцы, холод пересилив,
его на санках к цеху привезли,
и пОд руки его на танке усадили –
ты только лишь, Иваныч наш, вари.

И он сварил 13 танков,
и пересилил смерть в себе,
и лишь тогда упал в землянку,
чтобы забыться в сизой мгле…

*****

Землянский полк и отравляющие газы
вдруг вспомнились ему в том забытьи,
как в годы Первой Мировой войны те гады
смесь хлора с бромом запустили в их штыки.

Противогазы были лишь у немцев,
и наши в том окопе полегли,
и шли спокойно по земле те иноземцы,
и думали, что русских погребли.

Когда ж приблизились к окопам – как из ада (!)
вдруг пехотинцы наши поднялись,
и кровью, лёгкими, харкая, аж взахлёбом,
на немцев страшно подались!

И три германских полка той пехоты,
все разом в бегство убрались
от той атаки русских мертвецов пехоты,
что, умирая, но за Родину дрались!

И помня это, ленинградцы жили,
атаку мертвецов свою вели.
Мы не мертвы, нас воли не лишили,
мы из уроков той истории всё извлекли!

И ленинградцы, еле поднимаясь,
по улицам несли металлолом,
что для заводов ленинградских, не сдаваясь,
не слушая, как ходит метроном.

Под метроном ложились спать и ели,
под метроном восход встречали, пели,
вошёл в историю тот знаменитый метроном,
что был налётов немцев знатоком.

Коль тикал медленно – то можно шевелиться,
коль быстро застучал – то срочно устремиться
в подвал или в убежища оскал,
а, главное, чтоб вовсе не проспал.

Но ленинградцы ко всему привыкли
и метроном не слушали потом,
а каждый день лишь к радио приникли,
чтоб слушать сводки с фронта о былом.

По радио звучали сводки
Информбюро, и слышал Ленинград –
бои идут, но сводки слишком кратки,
и непонятен весь расклад.

Ещё стихи по радио все ждали,
читала те стихи сама Берггольц,
и словно пули били в цель и достигали
в тех душах ленинградцев хлебосольств.

И ленинградцы там ещё читали,
в библиотеках книги брали, как всегда,
библиотекари их так комплектовали,
чтоб поступали книги и в госпиталя.

Библиотекари на месте умирали,
но сохранили фонды книг тех на века,
хоть книги в городе, как топливо, сжигали
и всё же сохранились экземпляры и тома.

И люди ждали ту весну, как будто, чуда,
что, вместе с листьями деревьев, шелестя,
придёт Победа в город после худа,
и именно весной ту весть неся!

Это сейчас весь город заколочен,
зияет чёрными проёмами окон,
и воет ветер за окном, и вой полощет
сей странный звук зимы, как метроном.

И Медный всадник заколочен лесом,
завален весь мешками, что с песком,
но в День Победы царь Петр с интересом
увидит город свой с открытым вновь лицом.

*****

Ну, а блокада продолжалась.
Зимою город был как лёд,
водопровод, канализация сломалась,
и превратился город в хоровод.

Там нечистоты выливали прям под окна,
поскольку сил уж не было совсем,
чтоб донести ведро до поворота,
и, обезсилев, падал прям у стен.

Мороз – он схватывал всё быстро,
и все дворы были превращены
в огромные валы скользящих блистр,
движенья были все прекращены.

Там сталактиты, сталагмиты расцветали
в подъездах, как из сказочных чудес,
причудливая бахрома свисала
с тех лестниц из сосулек, как с небес.

Носили воду из Невы сплошным потоком,
и руки слабые все не удерживали вес,
расплёскивали воду, как в протоку,
и замерзал проход во весь отвес.

И темнота была такая, как в могиле,
и в ледяном строю с ведром наперевес
ходили люди наугад, и лишь светили
намазанные фосфором значки, что из древес.

Казалось город-призрак в страшной сказке,
где бродят призраки, и светится в груди
зеленоватый глаз в пальтовой складке,
и воет ветер в призрачной пруди.

Передвигались чётко по тропинкам,
и медленно, и медленно плелись,
по лестницам цеплялись по перилкам,
чтоб дотянуть до этажа свой вис.

И в круге ледяного хоровода,
и, стоя там, у жизни на краю,
бойцы МПВО дежурили в проходах,
чтобы своих поддерживать в строю.

Они дежурили на крышах Ленинграда,
и в каждую бомбёжку были там,
и сбрасывали зажигалки с крыши града,
песком их засыпая из ведра.

Бойцы МПВО в дозор ходили дружно
в обходах по квартирам, теребя,
будили ленинградцев осторожно,
и смерть ту отгоняли от себя.

Они входили в комнаты чужие,
чтоб вывезти покойников во склеп,
и видели детей глаза слепые,
которые просили только хлеб.

Родители ведь раньше умирали
и отдавали детям всё своё,
и хлеб, и карточки, и воду – защищали,
с последним вздохом умирали за дитё.

И было там таких ребят немало,
которые остались в сиротах,
и государство детские дома там открывало,
чтоб позаботиться о них в этих стенах.

И ни одна страна такого не познала,
таких масштабов бедствий не несла,
а СССР там, в Ленинграде, создавала
в блокаде детские дома (их больше ста).

И выжили тогда все эти дети
лишь потому, что их родители спасли,
чужие люди забирали на рассвете,
подкармливали их всем, чем могли.

Детей кормили там обоями, газетами,
как жидкой кашей, размочив в воде,
а дети думали, что кормят их котлетами,
что пахли в маминой сковороде.

И голод ощущался криком боли,
что скручивала внутренности в жгут,
и только всплеск сильнейшей силы воли
тот крик скрывал, и мух, что в глазах плывут.

А в городе свирепствовали крысы,
они бежали с всех округ сюда,
в тот Ленинград, и, словно в антрепризе,
свой пир устроили тогда.

Бойцы МПВО ходили дружно,
и с крысами сражались лишь древком
лопаты и свистели дружно,
чтоб разогнать тех крыс свистком.

Однажды в рейд МПВО пришла заявка,
что за покойником им нужно в дом прийти.
Когда пришли, сказали: «Мы – доставка.
Кого на кладбище вам нужно отвезти?»

И вышла из угла старушка:
«Это я покойница, самой мне не дойти
до кладбища, вы помогите, детки,
на саночках меня лишь довезти.

Я на морозце посижу там, у могилки,
да и сомлею я с иконкой на груди.
Я не хочу на улице валяться,
хочу, чтоб по-христиански погребли».

Но ленинградцы-комсомольцы растерялись –
возить живых на кладбище им не пришлось,
и не было приказа, чтоб живые
ползли на кладбище, как им вдруг возбрелось.

И отказали бабушке - старушке,
а через день опять пришли туда,
в заявке управдома сказано –
«к старушке», и плакать захотелось без конца…

5.4. Ленинград. Дорога жизни

Всю эту зиму Ладоги дорога
переправляла грузы чрез себя,
дорога постоянно та петляла,
через сигнальные флажки не преступя.

Там спецбойцы дорогу проверяли,
прощупывая путь весь на коньках,
чтоб тёплые ключи не доставали,
и чтоб не оказаться в тех волнах.

И были специальные команды,
что занимались изысканьем трасс,
чрез трещины мостки прокладывали ладно,
работали без сил и, не смыкая глаз.

А на другом том берегу дороги жизни –
там срочно строили железную дорогу,
чтобы помочь блокадникам Отчизны,
в Кобоне той устраивав подлогу.

Чтоб враг там не обстреливал Кобону,
рабочие, чтобы его отвлечь,
все уходили в лес глубокий от  дороги,
чтоб ложные костры зажечь.

К исходу февраля сорок второго
по Ладожской дороге провезли
на 30 больше тонн продовольствия святого,
муки и сахара в блокаду завезли.

За Ленинград вся Родина болела,
и к Ладожской дороге слали города
свои запасы продовольствия, хотела
лишь накормить блокадников страна.

Семипалатинск, Свердловск, Пенза
прислали грузы мяса и муки,
а Оренбург и Омск без ценза
всё слали продовольствия мешки.

Но на машины не грузили много,
ведь провалилось много их тогда,
перевозили понемногу,
и главное, чтоб дорога та была тверда.

К весне сорок второго Ладога ожИла,
дорогу жизни всё ж пришлось закрыть,
но партизаны Пскова подсобили,
обоз прислав, умерив немцев прыть.

Когда в апреле Ладогу закрыли
и перестали грузы доставлять,
в город продовольствия сгрузили
на 55 дней запас распределять.

5.5. Ленинград. Весна 1942 года

Весной сорок второго город Ожил,
в нём ожила культурная стезя,
театры заработали, трамваи,
не покорился город, немцев поразя.

Ведь Гитлер захватил Европу за полгода:
Норвегия и Бельгия сражались девяносто дней,
Франция продержалась ещё меньше срока,
а Польша капитулировала за шестнадцать дней.

А в СССР лишь только Брест стоял почти что месяц,
сражался где один лишь гарнизон,
и Ленинград стоит, хоть немцы его месят –
бомбардировки, голод в унисон.

Да, Ленинград – герой, но были в нём и твари,
которые, за свою шкуру трепеща,
поближе быв к верховной сваре,
на всех голодных наживались, не щадя.

И были в Ленинграде злые рынки,
где спекулянты, меж рядов бродя,
скупали всё: одежду, золото, ботинки,
буханкой хлеба за всё это наградя.

Милиция боролась с этим, но всё тщетно,
они маскировались под тряпьём,
и продолжали наживаться по предметно,
среди голодных возомнив себя царём.

И воровство там процветало густо,
ведь были те, кто чтобы выжить воровал
все карточки соседские так шустро,
потом на мясо их менял.

Но самое ужасное на свете,
что этот голод Ленинграду преподнёс –
каннибализм, что был тогда в расцвете,
как чёрный спрут окутал город этот спрос.

Там были банды каннибалов,
сбивались в кучки, чтоб суметь
из подворотни встретить жертвы
и их мясцом потом хрустеть.

И ели люди даже трупы.
Душонки их сгнили сполна –
не погнушались даже друга
убить и съесть его дотла.

Каннибализм там пресекали жёстко,
но всё ж имели место факты, да,
лишь к сентябрю сорок второго
такие случаи случались, но уж редко,
а к марту сорок третьего
сие явление побеждено.

*****

Когда в апреле город Ожил,
он посмотрел на всё со стороны
и ахнул – город дожил,
что мусора скопилось – как горы!

И город понял – надо бы прибраться, 
весь мусор, нечистоты увезти,
и обезсиленные люди стали собираться,
чтоб на субботнике порядок навести.

И разбирали те завалы, мусор,
подъезды вычищали, как могли,
все трупы подсобрали дружно,
в могилах братских погребли.

И Ленинград там выдохнул немножко,
троллейбусы с тех улиц увезли,
чтоб меньше всех последствий от бомбёжки,
и ток пустили по сети.

И ездили по улицам трамваи,
перевозили пассажиров до ночи,
по шести маршрутам объезжали
весь город по трамвайной той сети.

А немцев это лишь бесило,
их руководство приняло попытку «Айсштосс»,
люфтваффе корабли Невы бомбило,
но нападение их сорвалось.

Зенитный корпус наш их вовремя заметил,
все силы ПВО вели огонь, строча,
и немцы сверху, корабли приметив,
от страха бомбы те бросали сгоряча.

И бомбы падали, но не прицельно,
из 230 всех сброшенных тогда
лишь 70 разорвались прицельно,
и наши корабли задев слегка.

Бомба пробила только крейсер «Киров»,
были повреждены его орудия бортА,
а немцы там лишились бомбардиров –
18 сбитых самолётов у врага.

В ночь на 5 апреля снова бомбы
были сброшены врагом по крейсерам
безуспешно, ведь прицел тот дрогнул,
бомбы сбросив по госпиталям.

Наш огонь был там настолько мощным,
что прикинув операции всей ход,
генерал Георг фон Кюхлер[129]
доложил в Рейхстаг лишь то, что мог.

Но Гитлер повелел ударить снова
по советским кораблям Невы, крича,
что сотрёт с земли любого,
кто осмелится дать стрекача.

Операция «Гёц фон Берлихинген»,
с теми же задачами стоя,
началась в апреле под Демянском,
тактику полётов изменя.

Повреждён был минный заградитель «Марти»,
из подводных лодок – борт один,
неожиданное измененье тактик
наше ПВО не уследил.

И опять попало в крейсер «Киров»,
разорвав командный пункт у корабля,
два эсминца, тральщики бомбили
и сторожевые катера.

В Ленинграде поврежденья получили
36 жилых домов тогда,
корабль «Ворошилов» потопили
и пароход «Вахур», убив дотла.

Повреждён был крейсер «Максим Горький»,
Революции линкор, но лишь слегка,
и итог той операции был сорван –
почти все корабли в строю остались навсегда.

Тем не менее, итоги операции
показали нашим всё тогда –
недостатки в ПВО и нашей авиации,
в связи и прицельности огня.

У русских поговорка есть крутая:
«На ошибках учатся всегда»,
намотав на ус и, всё запоминая,
наши злость копили у себя.

Мощно укрепляли оборону
тысяч километров из траншей,
перегруппировку войск осуществляли,
чтобы дать отпор врагу взашей.

Были сгруппированы: разведка, маскировка,
корабельной артиллерии борты,
Ораниенбаумский плацдарм, как группировка,
позволив увеличить дальность всей стрельбы.

Но и немцы не сидели там без дела,
схему города составили тогда,
наметив сотни важных целей,
чтоб ежедневно их расстреливать с верха.

И возле Ленинграда развернули
сверхтяжёлые орудия, громя
цели города, но только подтолкнули
наших, оборону города крепя.

5.6. Весна 1942г. Огороды Ленинграда

Пока войска сражались с немцем глухо
и оборону лишь вели тогда,
сам Ленинград готовил город к слуху,
что будет город сеять семена.

Был в Ленинграде институт растениеводства,
хранились в нём десятки тонн зерна,
тонны картофеля, арахиса и риса,
маслин, овса и даже миндаля.

В рабочих кабинетах института
всю зиму жили, грудью защитя,
сотрудники, что в те минуты смуты
коллекцию спасли ценой себя.

От голода хранитель риса умер
в рабочем кабинете на столах,
герой он, потому что не бездумен –
не съел пакеты риса во шкафах.

Хранитель масличных культур –  он тоже умер
за письменным столом, сжимав пакет,
никто не думал, что и он безумен –
хранил собою всей коллекции дуплет.

Они спасали жизни ленинградцев
от голода на много сотни лет,
их подвиг сродни подвигу спартанцев,
храня историю Земли от зла и бед.

Весной горисполком издал указ
об огородничестве и овощеводстве –
везде, где только можно кинуть глаз,
использовать для пользы в плодоводстве.

И каждый даже маленький клочок земли
был распределён средь ленинградцев
и был засеян в радость той земли,
чтоб пользу принести всем домочадцам.

За предприятиями участки закрепили,
распределив их всем работникам по спискам,
рассаду всем распределили
на равенстве том большевистском.

Издательства печатали брошюры,
как правильно растить свой огород,
и ленинградцы, как по рецептуре, сажали
каждый сам свой огород.

Засажен был любой кусок земли –
все парки, скверы, клумбы и бульвары,
и ленинградцы из последних сил
освоили все те гектары.

Было засажено почти, что 10 тысяч га,
подсобные хозяйства, огороды,
и лишь бы им рожала та земля,
и ежедневно были их обходы.

5.7. Ленинград. Осень 1942 года

А осенью собрали урожай
картофеля, свеклы, капусты, лука,
и поняли, что выживут, раздрай
предотвратили в людях без испуга.

По картам овощи распределяли, как тогда,
блокадной той зимой сорок второго,
и знали люди, что уж никогда
не будут голодать вот так помногу.

И овощей давали 300 граммов в день
на карточку рабочую, несладко,
но главное, что лук был и чеснок –
цинга не победит теперь украдкой.

*****

Бои под Ладогой всё продолжались,
и Ленинград стоял, как тень
налёты авиации не прекращались,
и люди умирали каждый день.

Но день прорыва близился всечасно,
блокада ведь не будет на века,
и каждый день зарубку ставил властно
в умах людей на долгие года.

5.8. Ленинград. Зима 1942-1943 гг.

Второго декабря сорок второго
был утверждён план «Искра» для фронтов,
прорыва той блокады ждали долго,
уж снова зимушки настал покров.

И только в январе последующего года
взорвался залп «Катюш» всей полосы,
и вышли тысячи солдат родного фронта
на двух плацдармах берегов Невы.

И встретились фронты, что воевали
южнее Ладожского озера вблизи,
и долго в воздух шапки там летали,
за Ленинград палили до ночи.

И в Ленинграде радио сказало:
«Блокада прорвана, товарищи, ура-а!»
и плакали в том городе все разом,
и в голос голосили до зари.

И сразу стали строить ту дорогу,
железную, чрез город Шлиссельбург,
через Неву, построив переправу,
чтоб снова провозить священный груз.

Седьмого февраля все ленинградцы вышли,
Чтоб встретить поезд из Большой земли,
освободили город Пушкин,
из Гатчино всех немцев извели.

И весь тот сорок третий год
ходили поезда по ветке новой,
перевозили грузы в Ленинград,
дав жизни ветвь победы продуктовой.

5.9. 1944 год. Окончание блокады Ленинграда

Лишь в январе сорок четвёртого прорвали
всю оборону той фашистской Тьмы,
орудия Кронштадта атаковали,
и Ленинграда флота корабли.

И окончательно разбили ту блокаду,
и быстро продвигались в глубину
немецкой армии и разгромили ту громаду,
что непривычно было слышать тишину.

Налёты постепенно прекращались,
и больше не летели бомбы в Ленинград,
и люди мирно возвращались
из эвакуации в измученный свой град.

О, Ленинград, ты выстоял Победу!
Блокада длилась 872 дня,
но немец не сломал в тебе ту веру,
и Бог воздал Победу для тебя!

Как страшно подводить итоги мрака,
потери Ленинграда велики –
от голода погибло больше миллиона,
на «Пискарёвке» всех их погребли.

На Пискарёвском кладбище забвение
все эти жертвы там нашли,
не будет силам Тьмы уже прощения
за муки страшные, что люди там прошли.

Мой Ленинград! За муки эти страшны
тебе я низко-низко поклонюсь,
и перед Богом словом гласным
в любви навеки поклянусь!

И вы, великие потомки,
не смейте забывать войну,
пусть не познали вы котомки,
но только помните войну.

Пока вы помните – они живые,
те, кто погибли на войне,
пока мы помним их – мы не слепые,
мы видим свет от той войны.

И свет великих тех познаний
поможет нам идти туда,
где только Свет, добро и знания
откроются для нас уж навсегда.