Сталин
ГЛАВА 40. СТАЛИН
Здесь я о Сталине скажу,
и том я этим завершу,
я подвожу черту, в которой
увидите вы все свою судьбу.
Вы скажете вдруг – почему?
При чём тут Сталин и мою судьбу
вдруг связывают с ним при этом?
Как в песне, что поётся лишь дуэтом,
услышать можно в разных голосах
то пение по-разному в умах,
так я хочу вам показать то пение,
что хором пелось много раз,
так было много разных всех суждений,
что можно потеряться в них на раз.
Кто был за Сталина, кто – резко против,
кто проклинал его столь много раз,
что в ненависть лишь вылился экстаз,
а я же покажу вам мнение,
которое не слыхивал из вас никто,
и Сталин только в этот раз
добьётся реабилитации,
оттуда, сверху, видя нас,
он, наконец-то, улыбнётся,
и свет души его прольётся,
что люди только в этот час,
спустя больше полвека после смерти,
поймут, что дрался он за нас,
что не тиран он и не деспот,
он просто главный человек,
что переделал этот век,
что главным был в борьбе могучей,
где Тьма пыталась одолеть здесь Свет,
чтобы не жили дальше все потомки
России, всем несущей Свет.
Итак, я начинаю свой завет….
*****
Иосиф Сталин — вождь страны,
с фамилией по роду Джугашвили,
родился он в селении Гори
губернии Тифлисской, что отныне
считается Грузинской стороной,
а потому язык грузинский был родной
для мальчика, что рос лишь сам с собой,
везде лишь помня только мать,
которая стремилась опекать,
и, как волчица, защищать
свою отраду, свое чадо.
Отца здесь вспоминать не надо,
он был сапожником и вечно пьяным,
и мать он бил, ну, очень рьяно,
и сына тоже не щадил.
Понять любил иль не любил –
сейчас почти уж невозможно,
но мы попробуем всё ж осторожно,
чтобы Иосиф здесь открыл
души той юношеский пыл.
Сначала мать очень хотела,
чтоб сын священником прослыл,
а потому в Горийское духовное училище
директора просила, чтоб определил.
Но сын на русском языке не говорил,
а потому мать попросила,
чтоб сын священника его учил.
Два года русский сын учил,
и, наконец-то, поступил
в духовное училище и там
три года православие учил.
Потом он сдал приёмные экзамены
и был зачислен в семинарию
духовную Тифлисскую, она
тогда была и его домом,
и там же с самым первым томом
марксизма Сталина связал
тот первый революционный вал.
И хоть марксизм пленил,
он всё ж учеником прилежным был,
он получал высокие оценки
по богословию и греческому языку,
и много времени он уделял там языку,
что стал родным, как будто, домом,
да, русский стал ему родным.
Его любил он молодым,
ему же он остался верен
и в годы всех своих пленений,
и в годы ссылки во Сибирь,
и до забвения могил.
Всю жизнь он русский лишь любил,
хотя поэзию он в юности творил
на языке грузинском, чем прослыл
среди ценителей хорошим стихоплётом,
стихи красивые грузинские сложил.
Но тот марксистско-ленинский порыв
тогда почти что всех заворожил,
застил глаза туманом красным,
хоть понимал и он прекрасно,
что Бог сей мир всё ж сотворил.
Всё ж богословие учил
Иосиф много лет с пелёнок,
когда в нём был ещё ребёнок,
он мать свою боготворил,
её до боли он любил,
и Бога с детства он любил,
ведь мать его тогда растила
во слове Божьем и взрастила
в нём пониманье, что любовь
творит добро. Коль зло сильней,
то нужно думать лишь о ней,
o Божеской любви, что всех важней.
Он с детства знал, что Свет и Тьма –
это извечная борьба,
она была всегда и будет,
но только, «если зла прибудет
намного больше, чем любви –
тогда все силы береги» -
учила мать, - «ты только Тьмы
не бойся, сын, твоей любви
она боится всё же больше,
и если встанет на пути –
её же методом иди,
и этим самым обмани,
ну, а потом, поддай ей жару –
любви ей в топку запусти».
Иосиф с детства это понимал,
но этот мир тогда воспринимал
таким, каким его он видел
сквозь призму ветреных забав.
Тогда поддался он теченьям
марксистско-ленинских учений,
и в семинарию ходить он перестал,
а вдруг лишь к физике воззвал –
устроился работать наблюдателем
в Тифлисскую физическую обсерваторию,
планет чтоб видеть траекторию
и фон Земли магнитный изучать.
Попутно стал в маёвках проявлять
безудержный свой юношеский пыл,
ареста он едва ли избежал,
потом подпольщиком прослыл.
Путь к власти был его тернист,
он был, как будто, теннисист,
то он вставал, то падал ниц,
ловя судьбы тот мяч тернист.
Он много раз был в ссылке, был в Сибири,
бежал оттуда пароходом по Оби,
потом был снова арестован,
и вновь отправлен в ссылку, где они,
все каторжане вмиг забыли
про все страданья впереди –
их скоро там освободили
Февральской революции сыны.
Затем тот красный вихрь страны
так закружил, что он не слышал
воззваний светлой стороны,
и лишь потом немного он очнулся,
когда уж стал на пике той страны.
Вершины власти всё ж его влекли,
как и влекут они любого,
поддался он увещеваниям плохого,
как все тогда поддались вехам Тьмы.
Но кто не видел образ Тьмы,
тот не поймёт своей судьбы,
а кто боролся здесь, на воле,
тот сможет чистые увидеть сны.
Сознание всегда сильней,
чем сотни призрачных теней,
чем тысячи той Тьмы чертей,
чем много жизни лет при ней.
И Сталин ею одурманен
был очень много-много лет,
а враг тот тёмный был коварен,
он козни строил там, где нет
сопротивления в ответ.
И в эту пору мысли свет
проник в мозгу у Джугашвили,
ведь встретил он Надежды свет,
свет Аллилуевой отныне
горел всегда в его уму.
Он полюбил, и посему
в том восемнадцатом году
женился Иосиф на Надежде,
казалось, Свет сразил ту Тьму.
Он стал женат во второй раз,
но первая жена не покорила,
хоть сына Якова ему родила,
и через год от тифа умерла,
так быстро, будто, вовсе не жила.
Теперь была любовь, ему
хотелось защищать родную
Надежду, светлую такую,
безмерно он любил её,
и, подарив ему дитё –
сына Василия и дочь Светлану –
Надежда прочно бросила в окно
его любви тяжёлый якорь –
входить другим запрещено.
Иосиф быстро продвигался
по лестнице той красной власти,
не понимал и он, отчасти,
что борется с самим собой,
когда вдруг пламенный герой
познал тот образ Тьмы лихой.
Представился ему такой
в образе друга, беззаветно
стал преданным ему, порой,
уж слишком сильно, безответно
был рядом он в почти любой
отрезок жизни, поминутно
входил тот в его жизнь, попутно
для тёмных открывая дверь.
А Сталин – тот не понимал, поверь!
Мы плавно перешли теперь
к Лаврентию Берии, который,
как будто, спрут всосался в щель,
и проникал везде в ту дверь.
Когда ж он познакомился со Сталиным?
Не помнит то никто теперь.
Как он проник в самое сердце?!
Как стал почти невидимым?! А ей,
той Тьме лишь оставалось
руководить страной идей.
Когда Иосиф Сталин в Сочи прилетал,
от праведных трудов где отдыхал,
туда частенько прилетал и Берия,
всегда он очень точно знал,
когда необходимо появиться,
чтоб в образе вождя мог закрепиться
извечный друг, соратник, чтобы слиться
со славой Сталина всегда,
где б ни была его звезда.
Он стал нашёптывать тогда,
Сначала, будто бы, слегка,
потом сильней, ещё сильнее,
бурили мозг его глаза
гипнозом Тьмы, он смуту сеял
так, что никто бы не поверил,
что Берия – источник зла.
Он перестроил все умы,
что были рядом в то мгновенье,
его способность – олицетворенье
могущества вселенской Тьмы,
ведь Берии были верны
все те, кто в годы этой Тьмы
писали протоколы, донесенья,
строчили заговоры, исполненьем
любой у Берии мечты
мгновенно занимались те рвачи –
все те, которые урвали
себе часть власти этой Тьмы.
Коварный, наглый, вероломный,
хитрее не было его,
того Лаврентия, который
Сталина заполонил всего.
И лишь Надежда светлая его
интуитивно чувствовала Берию,
она в нём насквозь видела всё зло,
и как питает недоверие
Лаврентий к ней самой. Оно,
то зло, увидев в ней знамение,
и, понимая, что её умение
любить Иосифа – опасность для него –
затеяло игру назло.
Когда Лаврентий Берия в дом к Сталину входил,
то он с собою приносил
то ощущение коварства,
злодейства, страха, что она,
Надежда, сил лишалась –
так чувствовала то она.
Всю энергетику злодейка Тьма
в образе Берии брала тогда
с чистейшей ауры Надежды,
чтобы лишать её сил и ума,
тем самым, чтобы крепла лишь она –
коварная земная Тьма.
Надежда попыталась устраняться,
но Берия прохода не давал,
он специально появлялся
везде, где в доме он бывал,
и где Надежда проходила
одна. Он специально заставлял
ее насильно ощущать всё это,
касался пальчиком её лица,
как будто, обвивала шею
гадюка с жалом. Он тогда
бурил глазами сладострастно,
испытывал на ней все зло,
играл пред нею специально
и задевал её назло.
Она терпела, отстранялась
и не могла поверить в то,
что муж не видит ничего.
А Берия – тот добивал её,
и день за днём, и ежечасно,
он добивал её негласно.
Она пыталась часто уходить
от Сталина, но ведь любить –
то смысл жизни, и забыть,
что муж и дети под прицелом,
она не смела, и всецело
лишь только верила ему,
и возвращалась для сего.
В судьбе ведь всё предрешено,
лишь Сталин сам не видел зло,
он даже не воспринимал фамилию
жены, что это – знак лишь для него.
Божественное слово «АЛЛИЛУЙЯ»
не переведено ни на один язык,
осталось неизменным это слово
во все века изданья книг.
Что значит «АЛЛИЛУЙЯ» в богословии?
То – восхваление Творца,
надежда на осуществление
его великого венца.
НАДЕЖДА АЛЛИЛУЕВА (!!!) – его
надежда на божественное просветление,
как ангел, посланный с небес, знамение,
но Сталин – он не понял этого всего.
Жена просила часто у него,
чтоб Берию он не пускал в их дом,
чтобы его не слушал и потом
не принимал решения при том.
Но он был твёрд и неприступен:
«Чтоб Берия вдруг стал лжецом?
Где факты?“, - требовал,
„Где факты? Чтоб в таком
обмане уличить, да ты вообще о чём?
Как можешь ты о нём такое говорить?»
Какие факты?! – просто жить,
по-женски чувствовать и видеть,
и всем нутром лишь ненавидеть
то ослепительное зло,
что в Берии тогда жило.
Надежду это зло слепило,
ему же лишь глаза застило,
да в мозг Иосифу вползло,
не видел там он ничего.
Она ж в себе всё то копила,
всю боль, которую взрастила
в себе Надежда, видя зло,
как расползается оно,
что здесь, в России, зло давно
пустило корни в безконечность,
что столь коварное оно,
а муж не видит ничего,
и ей не достучаться до него,
и, не имея сил сопротивляться –
взвела курок себе в висок,
но выстрелила в сердце, как урок.
Она хотела сим поступком
заставить Сталина понять,
что зло не дремлет и очнуться,
чтобы успеть его унять,
она хотела дать ему понять,
что АЛЛИЛУЕВА НАДЕЖДА умерла
лишь потому, что он не видел зла!
Да, было то самоубийство,
она ушла в тридцать втором году,
а Сталин в шоке был — ну почему?!
Что сделал он такого?! Почему?!
Она ушла, бросив ему,
как будто, вызов смертью этой.
За что?! Не понимал он – почему???
Так и не поняв, весь ушёл в ту Тьму.
Даже когда жена была в гробу
не подошёл и не простился,
так на неё тогда он злился,
что оттолкнул её в гробу.
Он расценил ту смерть предательством,
ударом в спину лишь ему.
И он ожесточился посему.
Он перестал общаться с близкими,
все опостылели ему,
он запретил в своём уму
упоминать Надежду ту.
И именно тогда, в эпоху ту,
в эпоху олицетворенья
сердечной муки и опустошенья,
и ко всему ожесточенья,
Лаврентий Берия подластился к нему.
Он понимал, у Сталина уж нету мненья,
внушал он в голову ему свои сужденья,
подсказывал, подсовывал ему
то списки, то тома, то протоколы,
ни в чём не знал он там прокола,
и Сталин доверять стал лишь ему.
Вначале слепо верил, посему
подписывал всё то, что подносили,
не проверял, ведь, если дело сшили,
так значит, есть за что, так рассуждал.
Но вот когда пошёл дел целый вал,
однажды Сталин вдруг остановился,
а Берия чуть-чуть засуетился,
но вновь услужливо молчал.
Берия был озадачен ролью,
которая была поручена ему
грозной вселенской Тьмою,
что думал, как лишь ублажить ту Тьму.
Он развивал в себе коварство,
учился у служак той Тьмы,
и, подобравшись к пику власти,
стал тенью Тьмы для всей страны.
Но Сталин вдруг почувствовал всё это,
вдруг просветление в его мозгах
блеснуло очень ярким светом
так, что издал он возглас: «Аа-х!
Какой же я - таки дурак!
Как я не понял это раньше?!
Не усмотрел, что это так?!»
Он заперся вдруг в кабинете,
долго ходил, стучали в такт
его ботинки на паркете,
из угла в угол он метался так,
уж пять часов прошло и боле,
а он не выходил, что так
испугались поневоле
его работники, что стихли враз.
Боялись дверь открыть, спросить,
боялись что-то зацепить,
чтоб «не дай Бог!» чего не уронить,
чтоб не нарушить тишины,
что там установилась,
o времени почти забылось,
сидели все, как истуканы,
боясь рукой пошевелить.
И каждый подсознательно пытался
понять, что происходит там,
за этой дверью, что случилось,
все понимали, что вот там
что-то такое происходит,
что не понятно всем умам.
Вдруг Берия вошёл в приёмную,
они очнулись будто там,
и словно вихрь прошёл по головам
на тот вопрос, что он задал:
«Что Сталин? Почему так долго не выходит?»
Они безсвязно отвечали,
как будто речи все лишились. Хлам
в мозгах вдруг превратился
в сплошной всего лишь «та-ра-рам».
Берия сильно удивился,
ушёл, но вида не подал.
А Сталин всё метался там,
метались мысли и события,
все факты сопоставив, он вдруг сам
остановился резко и пронзился
той мыслью, что ему вонзилась
и в голове вдруг закрутилась.
Он вспомнил матери слова!
Откуда-то с глубин ума
полезли все события из детства,
когда учил он там весьма
прилежно слово Божье,
и лишь сейчас понял сполна!
Он вспомнил матери слова:
«Чтоб получить помощь с Верха,
ты должен видеть знаки, сын,
открой глаза свои, тогда,
увидишь то, что ты не видел.
Бог посылает знаки всем, когда
уж человек практически ослеп от зла,
ведь знаки есть во всём, но нужно,
взглянуть на вещи по-иному иногда.
И иногда привычные слова,
почти приевшиеся, вдруг тогда
увидишь ты, как будто, снова,
и лишь тогда поймёшь сполна.
А чтобы победить врага,
злодейку Тьму, что воеводит,
нужно привычные слова
читать обратно иногда.
В том заключаются ЕГО глаза –
увидеть мир обратный, Темный,
глазами светлыми, прочтя
то имя снова по-другому»
Сталин очнулся, подошёл к столу,
взял лист бумаги, ручку, подошёл к окну,
и крупно написал в одну строку
«приевшееся» слово – БЕРИЯ.
И здесь, на солнечном свету,
он прочитал то, что не видел,
и он почти ослеп, ведь наяву
полз холодочек недоверия,
в спине кинжалом острой боли
он ощутил всю ту подсказку ЕГО воли:
БЕРИЯ — обратно — Я и РЕБ!
Он понял всё почти мгновенно,
ведь РЕБ в иудаизме – то почтенное
название их Учителя всего,
Главнейшего и Старшего. Его
ударило, как будто током,
все мысли полетели вдруг потоком,
что Берия – «помощник для него»
и ставленник той Тьмы коварной,
который подобрался к главной
судьбе страны и с помощью его.
Вдруг завертелось в голове,
зачем евреев не терпел он,
не мог вначале объяснить он
всю ту неприязнь к ним извне.
Теперь же чётко в голове
засела ненависть к евреям,
потоки мыслей в тишине
увидели всё то в окне
в листке бумаги с словом «Берия»,
где осознал он суть неверия.
Он понял – такова его судьба,
он понял, что злодейка Тьма
здесь не отступит никогда,
что даже убери он Берию,
она пришлёт ему другого,
сценарий выпестован строго,
нет смысла принимать другого,
пусть Берия играет свою роль.
И хоть сильна была в нём боль,
он принял то решенье мудро,
решенье то пришло под утро,
он осознал всю свою роль –
за что он отвечает в Свете,
зачем учился мыслям этим
тогда в отрочестве, когда
учили слово Божье в семинарии.
Теперь же в Берии тот образ твари
он видел чётко, но ума
Иосифу хватило не показывать,
что видит сущность он сполна.
Он снова вспомнил матери слова:
«Не бойся Тьмы, и пусть она
боится лишь тебя. Когда
придёт пора с ней повстречаться –
ты обмани её тогда,
и действуй так же, как она,
и дай понять ей, что меняться
события не будут, и тогда
придёт к тебе помощь с Верха».
В то время помощь он не видел,
он сам себя там ненавидел,
но осознав всю суть вещей,
он понял – помощь ещё будет,
нужно лишь действовать умней.
Решительно он вышел из дверей,
со стульев не упали чуть служаки,
в его глазах было желанье драки,
он шёл навстречу Родине своей!
В мозгу перевернулось осознанье,
он понял по-другому положение вещей,
он по-другому осознал восстанье
и год семнадцатый, что годом был теней
и всех тех «красномыслящих чертей»,
зачем пролилось столько крови,
он понял, что заполонила вдоволь
та Тьма умы всех мыслящих людей,
он понял, что она теперь
распоясалась здесь, на воле,
что служит ей теперь уж более
ста миллионов всех людей.
А он потворствовал ведь ей!
Он понял сущность пролетарского восстания,
что было нации евреев лишь желанием,
что было подготовлено тогда
на средства из-за рубежа,
чтоб русских убивать сполна.
Он понял, что злодейка Тьма
умы затмила каждому тогда,
он понял, почему его Надежда умерла,
что этого не вынесла она,
и что ее чистейшая душа
пыталась это всё сказать ему,
который должен был остановить здесь Тьму.
Он понял всё. И посему
стал мыслить он в эпоху ту
решительно и кардинально по-другому,
чтоб действиями обмануть ту Тьму.
Чтоб мысль в ней ту укоренить,
что он отныне только с ней,
он Берию приблизил даже больше,
чем это было раньше, дольше
беседы вёл с ним, соглашался,
но, как бы Берия там не старался,
он обгонял его быстрей.
Это ведь он придумал списки,
решил он вычистить Россию от людей,
которые служили Тьме своей –
служили в службе ВЧК,
НКВД и ГУБЧК
служили в партии так рьяно,
вверх продвигались столь упрямо,
и, продвигаясь, убивали,
что это стало смыслом жизни всей.
Сталин подсунул Берии идею,
что нужно больше всех уничтожать людей,
которые стремятся к власти,
чтоб узурпировать скорей.
Берия за идею ухватился,
ведь он в борьбе своей стремился
убить побольше душ, чтоб ей,
той Тьме любимой и неповторимой,
преподносить больше смертей.
И он заданье Сталина быстрей
стал выполнять и составлять
те списки проклятых людей,
что Тьме продались, кто ловчей
служил, старался и пытался
наверх пробраться поскорей,
кто красною заразою проникся
до самых пяток и костей.
Так проводилась чистка партии,
так шли репрессии в дозор,
так вышел в свет приказ НКВД 00447,
так проводилась депортация народов,
как будто в вихре хороводов
сметала Тьма своих людей
под руководством Берии теперь.
Тому есть много доказательств,
ведь во всех списках Сталина тогда,
всех больше было членов ГУБЧК,
НКВД и всех чекистов,
что ранее людей стреляли быстро,
прогнили души их сполна.
Да, Сталин понимал тогда,
что в списки могут ведь попасть простые,
те люди, что здесь просто жили,
на них навет вдруг просто навели
из злобы, чтобы в лагерях те сгнили,
хоть не виновные они.
Он понимал, он всё осознавал,
он принимал, что, конечно, были
ошибки судопроизводства, но у зла
не может быть лица добра,
зло тут же перевесит чашу,
коль он поблажек даст сполна.
Из двух зол выбирают меньшее,
чтоб победить всё зло тогда,
у Сталина не было другого выхода,
он понимал, что и его душа
будет держать ответ сполна
в высокой Выси поднебесья,
откуда смотрят свысока
божественного лика облака.
Он знал всё то наверняка,
не дрогнула его рука,
когда подписывал расстрельные он списки,
хоть боль была и глубока!
Всё это делал он тогда
не для того, чтобы возвыситься,
и про культ Сталина страна
узнала только лишь, когда
после его смерти закружилась
опять борьба за власть с верха.
А культа не было там никогда,
была великая борьба,
борьба, где Свет и Тьма схлестнулись
уже навеки, навсегда.
Да, образ Сталина всегда
был сшит из сплошь противоречий,
но Свет гордится им, а Тьма же
до сих пор его пинает,
когда эпоху вспоминает,
где Сталин обманул её тогда.
Чтобы пришла в дальнейшем навсегда
эпоха Света и Добра,
мы все должны были пройти сквозь это,
чтобы божественному светлому сюжету
свершиться в следующие года!
Вот почему я говорила вам тогда,
что вы свою судьбу увидите при этом,
потомки русские, где Сталина заветы
вам нужно будет помнить здесь всегда,
чтобы божественному светлому сюжету
развиться в этом мире до конца!
Вы далее увидите сполна,
как будет продолжаться та борьба –
борьба мировоззрений и суждений,
что называется здесь Свет и Тьма.
Вся эта книга ей посвящена,
и вся история творится
именно так, а не иначе,
в борьбе закручена она –
спираль истории Вселенной,
спираль истории нетленной
планеты с именем Земля,
спираль истории России,
страны той светлой, что Мессии
ей уготована здесь роль –
сценарий выбран не простой,
ведь в ней – источник Света, силы,
и центр всей духовности Мессии
находится лишь в ней самой –
в той территории России –
находится в ней центр земной.
И потому такая роль
отведена ей в этом мире,
вы далее увидите то в лире,
когда прочтёте том другой.
Ну, а пока продолжу я о Сталине,
о его личности, чтоб понимали вы,
что было главным
в руководстве той страны.
Сталин был очень аскетичен,
вёл образ жизни – проще некуда,
уклад всей жизни был привычен
с годов младенчества. Оттуда
Иосиф ждал, как будто чуда,
когда мать принесёт конфет,
или нажарит вдруг котлет.
Он ел всегда лишь то, что было,
был по-простому он одет,
его нисколько не томило
во что обут он и одет.
Когда к вершинам власти поднимался,
не обращал вниманья он на то,
как в «кожанки» НКВД весь одевался,
всегда носил он лишь пальто.
Не обращал вниманья и на то,
что ел, что пил, как будто то
не важно было для него,
всё то материальное звено.
Когда он встал в главе страны,
по должности ему должны
были достаться привилегии,
но он – приверженец стратегии
отсутствия особых благ, увы.
Он отвергал предметы роскоши,
которые дарили там ему,
они ведь не были ему нужны.
Особенно он не любил из подношений
дары грузинской стороны.
Дарители считали, что они
задабривать его должны,
что раз он в Грузии рождён,
так, значит, Грузию и должен он
любить намного больше,
и почести оказывали дольше –
дарили красное грузинское вино,
мёд, мандарины, но всё то
вмиг отправлялось на задворки,
ведь Сталин не терпел сего.
Он не любил грузинское вино,
Россию он любил больше всего,
любил её рассветы и закаты,
и грома летнего раскаты
над Матушкой-Москвой его.
Любил он русских песен звук,
не выносил он ни на дух
других народностей напевы,
даже грузинский гордый звук.
Он только русское предпочитал,
но иногда украинское напевал,
любил он мягкую украинскую мову,
всё то – славянами он звал.
Единый звук любимого народа –
он в генах Сталина взыграл,
он пересилил гены мужа,
который Грузию лишь знал.
Всей роскоши он потому не признавал,
что он Россию лишь желал,
он жил Россией, ею он дышал,
и, как никто, её он понимал.
Ведь кто богаче во всём мире?
Не описать всё это даже в лире!
Страны богаче, чем Россия – нет,
и чем богаче русские, тем больше бед
обрушивается на голову России,
которая должна нести всем свет.
Сталин любил Россию страстно,
и потому-то громогласно
он дал в душе своей обет –
жениться больше он не будет,
женат он на России много лет.
Немного отклонились мы от темы,
ведь мы хотели Сталина узреть
в его быту, чтоб посмотреть,
каков был Сталин в самом деле.
А он работал на пределе
возможностей и своих сил,
ведь каждый день преподносил
проблем страны огромный ворох,
и, чтоб ему не слышать шорох,
что ветер с кухни доносил –
ковёр на дачу попросил.
Из всех роскошнейших предметов
на даче Сталина лишь был
ковёр персидский, что он постелил
в углу своём, где у камина
на кресле с пледом он любил
сидеть и мыслями радеть,
всё думу думая о милом.
Любил он тихо посидеть,
да поразмыслить о текущем,
и думая о том грядущем,
что мозг его заполонил.
Он много думал и курил.
Его любимая подружка,
особо вычурная трубка,
пускала в мир особый дым.
Тот дым был Сталиным любим,
он видел в нём события и вехи,
он видел в нём ошибки и прорехи,
он видел в нём всё то, что говорил
его безудержнейший пыл.
Ведь Сталин очень страстным был!
Но он скрывал свои эмоции,
ведь мир той Тьмы тогда был злым,
и он питался, между прочим,
эмоциями, что очень – очень
лишь выдавали человека пыл.
Чтоб человек душою не скорбил,
чтоб не сгорел и не сдурил,
не каждый понимал, что его пыл –
питание для Тьмы могучей,
но Сталин это не забыл,
он в семинарии всё то учил,
и потому он весь свой пыл
скрывал на людях, говорил
он очень тихо, монотонно,
чем создавалось впечатленье,
что грозил. И лишь когда один курил,
он выпускал эмоций пыл,
который уходил в пространство
и к Тьме тогда не доходил.
Никто не видел, чтобы Сталин вдруг ругался,
или повысил голос на кого,
все думали наоборот, что это зло –
тишайший голос из него,
уж лучше бы кричал, все б понимали,
и это лучше – так считали.
Лишь Сталин был знаток сего,
он понимал – не всем дано,
почувствовать всё это зло,
увидеть Тьму, её лицо.
Чтоб не задела никого
та Тьма в присутствии его,
он специально так старался
вести себя, чтобы остался
осадок тихого всего.
А посему всей роскошью его
и был ковёр, камин, кресло да трубка,
и более уж ничего!
Чтоб все предметы обихода
не вызывали б зависти иль злобы,
чтоб человек не чувствовал сего,
он приказал всё удалить то от него.
Да, но у Сталина была прислуга –
уборщик, повар, экономка, это всё
положено было по должности его,
и люди, что работали там на него
числились в штате аппарата,
зарплату получали и когда-то
боялись пуще прежнего всего
увидеть Сталина даже в окно.
Но, став работать вместе с ним,
бояться перестали, сим
заслужил он уважение
служителей по даче. Он один
часами мог сидеть в уединеньи,
работники всё понимали в то мгновенье,
не безпокоили его.
Он с ними был един,
их уважал, им говорил
своё приветственное «Здравствуйте!»,
кивком главы лишь уловим
был настроенья ход, и с ним
работники могли и пошутить,
он отвечал им пониманьем,
он видел каждого старанья,
ведь в душу проникал он к ним.
Он видел насквозь каждого тогда,
когда раскрылись Сталина глаза,
он видел то, что недоступно взору,
хитросплетения той Тьмы узоры
он видел у людей всегда.
Стоило лишь взглянуть в глаза.
Он видел струнки всей души,
он понимал, где хороши,
а где коварны мысли люда,
где может человек тот сделать худа,
на что способна здесь его душа,
и поработала ль над ней здесь Тьма.
Об этом вы увидите сполна
в других частях огромного романа,
где он встречается с людьми, и странно
вдруг их не трогал никогда,
иль пропадала та душа,
оказываясь в лагерях тогда.
Писать об этом будем долго,
ведь было много в этом толку,
что Сталин, якобы, он убивал тогда,
лишь людям посмотрев в глаза.
Непонимание людское
застило всем тогда глаза,
и, чтоб увидели вы все такое,
я покажу вам на примерах, но когда,
в процессе всей истории событий
увидите вы Сталина глаза.
Всё это будет дальше, а пока…
я расскажу вам увлеченье
германским лидером, сплетенье
всех дум Иосифа ума
с теорией нацизма, что тогда
так явно процветала в той Европе,
что даже Сталина «взяла в уздцы» сполна.
Сталина действительно прельщала
теория нацистская о том,
что нация евреев – та неполноценна,
их нужно убивать при том.
Он ненавидел всех евреев
после Октябрьского переворота,
есть множество свидетельств в том,
что в лагерях советских находилось
огромное количество евреев,
и Солженицын всем писал о том.
Сталин и Гитлера поддерживал лишь в том,
теории его во всём остальном
считал преступными, но всё же
Гитлеру симпатизировал он тоже.
Он не понимал, что при всём том,
что Гитлер территориально отдалён,
что Пакт ненападенья заключён,
что шлёт поставки соглашенью в тон,
что Гитлер вот при всём таком
способен к вероломству он.
Не верил Сталин донесеньям,
хотя об этом думал он,
и всячески войну там отдаляя,
надеялся на Гитлера при том.
О, как же заблуждался Сталин!
Он не подозревал о том,
что Гитлер – это новое созданье
вселенской Тьмы, которой к поруганью
была представлена Европа в унисон.
Ведь нет коварней Тьмы ни в чём,
ведь ей в злодействах равных нет,
и как бы Сталин не продумывал о всём,
у Тьмы на всё есть свой ответ.
Она, как будто, заподозрив,
что здесь в России, всё ж остался Свет,
что Сталин в пику ей в ответ
своими действиями открывает Свет,
та Тьма решила здесь подстраховаться,
увещеваниям сомнений не поддаться,
она решила параллельно развязать проект
в Германии, страдающей от бед,
чтоб обезпечить там приход фашизма,
чтобы открыть дверь смерти механизму
чтобы Россию уж убить наверняка
и изнутри, где Берия работал,
и чтобы Гитлер добивал с верха.
И потому-то именно тогда,
спустя три месяца от смерти жены Сталина
именно Тьма взвела к престолу власти
Адольфа Гитлера. Она всегда верна
самой себе, та Тьма Вселенной,
подстраховавшись, как всегда,
она не изменила бренной
истории Земли. Во все века,
где Тьма вдруг перевешивала чашу
весов тех равноправия до дна,
она стремилась к совершенству
и поступала так всегда,
что развивала несколько этапов
стремительного наступления в те года.
Не мудрено, что Сталин заблуждался,
не мудрено, что хоть понять пытался,
но не сумел постичь то до конца –
предательство союзника тогда.
И потому, когда Германия напала,
Иосиф растерялся, ведь война
была, словно, кинжалом в спину,
как и сама Вселенская та Тьма.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Спасибо, мой читатель дорогой,
что вы прочли всё это. Вновь
я жду вас на страницах следующего тома,
где вы увидите весь шар земной,
что запылал тогда войной,
войной Второю Мировой,
и той мечтою вековою –
чтоб победить в войне с той Тьмою
и, наконец-то, мир сложить,
o чём мы будем дальше говорить.
Свидетельство о публикации №120082004086