Да будет каждому свое

Ян Мазуркевич

Да будет каждому свое –
свое, испытанное небом.
Ко мне пронизан черный взгляд.
И мелет пену буревестник, пытаясь
скрыться под волной.
Не ведать горького начала,
словесных крошек темных лет,
стоит, согнувшись, у причала,
Скупой старик с пригоршней ветра,
с клюкой, проткнувшей рыбий рай,
он, заплетенный в кросны света,
с куделей в брошенных словах:
«О люди, люди … вашу радость - украли
Мойры на плечах,
украли ночью, дети злобы
и шляпой краповой на бровь.
Они порвали ваше знамя,
затоптан герб ваш золотой
в клочках автограф черной крови,
 и стал твой день глухой, немой…
Как запах боли из ракушки
от с мясом вырванных волос, простой
девчушки с подворотен,
благословенных городов.
Слова как жало серых будней,
растаяв, сгинули во мгле,
в сырой купине незабудок,
и молча выпитом вине:
«Да будет каждому свое, свое – испытанное небом»
Когда пройдет целебный дождь?
И вновь очистимся от скверны?
Забудем распри над кострами
ловцов бумажек и чинов?
Смотри, вальяжно, в черном звере,
к нам заезжает Авадон.
Его зрачки пусты, как чаша –
в поникших пьяницы руках,
слова – мрак Марианских впадин,
и вой гиеновых собак.
Ему продали наше время, под храп трибун
высоких слов, венцом смертельной клоунады,
и неразорванных оков,
прикладом в пальцы музыканта…
Вновь тянет к горлу Бухенвальд
железные на стенах крючья. О, память вещая!
Сезам! На краткий миг для нас откройся!
в снопах лежит твой чистый хлеб,
Земля под белыми крылами, твой храм неброский,
 летуценны, в далеких с золотом домах…
Кому доверилась, родная? забыла стансы песняров?
Делила ложе с черной мразью? За лусту
с черною икрой? Пустые бредни лихоимцев?
В корыте корками давилась…
…. Старик хмелел, волна о ноги
ласкалась теплой бирюзой,
и слезы хлынувшего ветра, смеясь,
просыпались под гром.
Старик остался неподвижен,
как тать, ответов в них искал
Под свод в багровом одеяньи
Ощерив бронзовый оскал…