Трагикомедия

I.

что за пепел замкнул новолуние,
запахнул ваше нежное небо?
это я, только корчусь нелепо
в приступе, вроде, безумия.
такая картина:
комната – недопомпея
под лавой недовезувия.

воскликните: «это
случилась оказия!
вы, девушка, милая, юная,
довели все до безобразия
и все ручки-то режете – струнами…»
а я скажу – это фантазия.
и ночка сегодня – безлунная.

страшно, товарищи?
вот вам новая песня столетия!
вылезаю из проклятой ямищи,
объявляю вам: трагикомедия!

II.

началось все с землетрясения.
его, может, не было вовсе.
это воля воображения.
началось все с привычного – в осень.

сцена первая: холод, слякотность улиц,
небеса – желто-мертвый бутон космеи,
бархат голоса – нежный. волнуюсь.
минуты, постойте! но молвить не смею…

ты послушай. ведь ты – настоящий,
ты из крови, и плоти, и мыслей.
ты останешься в сердце кипящем,
что в груди моей пьяно зависло.

ты послушай… ведь это все – правда?
что ноябрь весенний же месяц!
что сегодня уже было завтра,
что кошек у жизни аж десять!

ты не слушай… я градус вдыхаю будто,
словно в голову стукнули звезды.
я иду – просветленный Будда:
когда еще так улыбнется?..

вспоминай! не задерживай зрителей – смотрят.
твоя память из тысячелетий,
и руки твои еще помнят,
помнят автора трагикомедий.


III.

я твой анекдот. ходячий и истеричный.
коридор оглашаю смехом,
постоянным печалям помеха,
надломленный шут, скоморошка,
чертенок без рожек – с рожкой.
нервишки треплю? артистично!
отменно! похвально!
прескверно! нахально!
не богиня. а так, полубожка.



IV.

отступленье «без лирики».
только скверные хрипы
и выкрики.
обетов на нежные монологи
не было и не будет.
прошу вас, хрупкие люди,
уносите, пожалуйста,
ноги.

остерегайтесь паинек
накрахмаленных, как рукава,
тихих, спокойных, сладеньких,
с лицом, словно камень (жива?).

в их омуте топятся черти,
мерзнут в арктических льдах,
на скалах символы чертят,
гнут спины в тщетных мольбах.

их здесь никогда не лелеют
и ангелов тоже не ждут.
сердце тихони ржавеет,
греет на шее змею.

заслоняя собой эту прелесть,
не забудь надеть на спину щит,
и держи глаза на затылке:
может быть, уже нож в ней торчит.

V.

не называй меня любимой,
когда ты едешь не ко мне.
а жду ли я? я жду ревниво,
оставив разум в стороне.

кусая локти, губы, пальцы,
я не верну тебя назад,
и мысленно прошу остаться –
но с мыслями иду в разлад.

пишу: гуд морнинг, гутен таг,
как день, как вечер, завтрак как?
чем дышишь? сколько куришь в день?
не одолела ли мигрень?

не собираешься жениться?
настанет день остепениться…
шучу, оставим этот вздор.
не злись. кольцо – не приговор.

верчу – кручу – меняю маски,
и как подросток, верю в сказки.
а ночью раны ковыряю.
ты – точно так же. я-то знаю.

VI.

остановите на следующей, будьте добры,
будьте бодры, стерегитесь беды…
вагоны, вагоны, маршрутка, метро,
окна, дорога, билет – все одно.
я прибываю, моя остановка,
несусь на колесах отчаянно, ловко
и вновь прибываю в город безлюдья.
где же вы, мне ненавистные судьи?
частички проклятого города – ты:
любимые метры, аллеи мечты,
поляны пороков,
дорожки упреков,
точка рассвета,
точка привета,
от руки до руки – два километра
встреча дождя и кудрявого ветра.

VII.

сегодня променад
по полкам отроческих книг.
я ускоряю шаг -
передо мной возник
знакомый вензель, шрифт, окрас.
хватаю корешок, и глаз,
читая «Фауст. Гете»,
роняет каплю в переплете.
и фОрзац вежливо гласит:
тобой даритель дорожит.
ты удивишься, и не раз:
внутри – десятки нежных фраз
у корешка, карандашом
знакомым почерковым швом.

так шкуры срезают с убитых волков.
так убегают во тьму от долгов.
так в вену вгоняют отчаянно дозу.
так чуют в каждом мотиве угрозу.
так в окна выходят и не возвращаются –
так люди однажды берут… и влюбляются
и тысячей искр взрываются в крике
от найденной вечером
подписанной
книги.