Дядя Яша

Умер дядя Иссак. Какая жалость. Жил, жил, а потом взял и умер. Дома занавесили зеркала. Никто не говорит о нем в доме. Там тишина и смерть. Жена лежит и думает об Иссаке. На самом деле земля поднимает свой невидимый челн в небо и колет его нижегородскими холмама. Само небо, и то выливает дождь на всё ему видимое, на расстояния в десятки километров. В доме слышно дождь. Он шумит от миллиарда столкновений с крышами, землёй, с прохожими и их зонтами, покрывая воздух шумом, в котором лежит человек и не дышит. Не живёт больше на этом свете, потому что живёт уже на том, где жизни нет. Он, один из миллионов в этом городе устроил представление – он лежит на столе, губы сжаты, глаза закрыты и он сам, сжатый смертью, лежит у всех на виду:
– Подходите ко мне. Целуйте меня в уста. Если не можете - целуйте в руки, в веки. Я не пошевелюсь. Я же мёртвый. Я бывший человек, который лежит здесь два дня, а потом его зароют в землю. Или сожгут. А ему никакой разницы… разница, вроде, есть – там лежишь в гробу ниже уровня земли в могиле. Температура плюс пять градусов. Там тихо-тихо-тихо… Ничего не меняется. Ты изменяешься сам. Ты тлеешь каждую минуту. Десять лет и тебя не узнать. Сто лет – череп и скелет под лохмотьями одежды. Тысяча лет, если уцелеет кладбище и ты на нём, в той же позе и в той же яме – череп и скелет без чего-нибудь - все на тебе. Ты можешь летать, но у тебя не получается. Твоё место в земле и ты лежишь в ней, думаешь своим безмозглым черепом, о том, как протекла твоя жизнь – бездарно протекла - и сейчас ничего не поделаешь – лежи и думай черепом своим, то есть тем пространством, которое и заключает твой череп. А скорее ничем, потому что ты сам ничто – то что было человеком.
 Дядя Иссак был родившимся, две недели назад, мальчиком, спокойным, не плакавшим после того, как простынка под ним увлажнялась или становилось скользкой от испражнений. Дядя Иссак вглядывался в мир, окружавший его. Была маленькая детская коечка, дальше был стол, дальше окно с занавеской. На стене висел коврик, на котором седенькая бабушка кормила козу куском чёрного хлеба. Коза стояла как вкопанная и жевала хлеб. Бабушка смотрела на козу с жалостью, и другой рукой лезла в сумку, висевшую на её плече, за новым куском хлеба. Дядя Иссак любил эту бабушку. Она не стукала его по попе, не говорила ничего, просто улыбалась ему, а он ей. Была ли это любовь он не знал, но улыбался ей, как только его взгляд останавливался на бабушке. Через две минуты он засыпал и бабушка приходила в его сон.
  В комнате был ещё один мальчик. Он был старше Иссака на целых три года. Он часто подходил к Иссаку и внимательно смотрел на него. В руке мальчик держал куклу. Кукла была его любимой игрушкой. Когда Аркадий ложился спать игрушка была подле него. Он обнимал её двумя руками и засыпал.
  Однажды днём мама пошла на улицу за овощами, которые продавали в овощной лавке на углу ихнего дома. Она сказала мальчику, тому что был постарше, чтобы он смотрел за Иссаком. Мама вышла и ушла за угол дома. А мальчик кинулся к ботинкам, вытащил из коробки ботинки (они-то и стояли в ней) и отнёс её на окно. Потом он вернулся к мальчику, вытащил его из детской кроватки и положил мальчика в ящик. Он встал на стул и стал двиать мальчика к краю подоконника. Это был третий этаж дома. Внизу была булыжная мостовая.
  Вошла мать, вернувшаяся из магазина. С воем бросилась к картонной коробке и выхватила мальчика из неё.
  Еще история из моего детства. Я помню как ко мне подходит дедушка Зельман Абрамыч. Гладит меня по голове и дает трёшку. Большая бумага синего цвета. Говорит:
- Вот тебе, Саша, три рубля. -
Я беру эту трёшку, складываю её и засовываю её в карманчик. Мы едем с папой домой на красном трамвае. Моя рука в карманчике. Дома я её достаю и разглаживаю. Отец смотрит на этот подарок.
- Где ты ее взял?
- Мне дедушка подарил.
 Отец удивлён – мне дают деньги? Деньги маленькие, крохотульки, а не деньги. По ценам, когда деньги вступили в 1961 год, они стали 30-тью копейками. Видимо, я представлял такую невысокую цену в глазах дедушки жадюги.
  Когда отец вернулся с войны дед стал шить ему костюм, бостоновый, потому что отец надумал жениться на моей маме. Он сшил шикарный костюм, двубортный, темно синий, просторный – брюки торчали стрелой и были широкими с отличнейшим материалом, кружком проглажены на их обоих концах. С отца он затребовал немаленькую сумму, которую тут же выплатил отец.
  Отец не был жадным. Я в восьмом классе ходил в черном, узком пальто с большими накладными карманами целых три дня. У меня был ещё сшитый костюм – брюки скромный клёш. Костюм был как шелковый, зелёный, в чёрные квадратики был сшит материал. Я ходил в примерочную, выходил, чтобы показаться, и это приводило меня в восторг. Я буду ходить по городу и люди, в частности девушки, будут на меня смотреть и удивляться:
- Что это за симпатичный человек появился в нашем городе. -
Пальтишко я испортил на третий день сигареткой, засунутой в правый отложной карман. Образовалась дырка. Сигаретка была недотушена. Пальто пришёл конец по моей молодости – не умел я затушивать сигареты и понёс горький ущерб. Костюм? С ним было хорошо. Сигаретами я его не поджигал, а штука вышла неоспоримая. В карманах пиджака было нормально, а я тогда пристрастился к курению и это тянулось почти всю жизнь.
  Да, я не рассказал вам всю историю о дяде Иссаке. Он стал капитаном второго ранга на подводной лодке!
                17 авг 2020