Дом без балконов

Старинной тишиной окутан дом.
  Мерцает тускло люстра над столом.
    Комод, надутый, словно виноват,
      Разнообразный антиквариат...
 
Кого в себя впускали зеркала?
  Тут, говорят, красавица жила...
    А через много-много долгих дней
      Вдруг она стала бабушкой моей...
 
Вот эта дверь, парадное крыльцо
  Сто лет назад смотрели ей в лицо
    И в серые глаза, и в стебель шеи,
      Когда встречались с бабушкой моею...
 
А на пути в гимназию встречал
  Её мне незнакомый идеал...
    Стоял январь. Срывался лёгкий снег.
      И бабушкин срывался лёгкий смех...
 
На Рождество давали карнавалы,
  Где бабушка меняла идеалы...
    Их много было, верно, зеркала?
      А бабушка красавицей была...
 
Спокойный взор её, немного хмурый
  Много увидел на своём веку...
    Свистели, как нагайки, пули-дуры...
      Не оттого ли он хранит тоску,
        Когда он изменился, взгляд влюблённый,
          Увидев злобу белых и зелёных;
            Увидев черепа на "Чёрной Сотне", -
              Хоть столько лет промчалось до сего дня!
 
Да, помнит это время старый дом,
  Когда разгром сменялся на погром,
    Превозмогая голод, боль и стон,
      Стучал здесь пулемёт и "Ремингтон", *
        Что плохо пробивал на букву "ять"
          И слышал окрик: "Руки вверх! Стоять!"
 
Все времена имеют отпечатки,
  Но если в то, как в сказке, вдруг, попасть, -
    Увидели бы, как в жестокой схватке
      Пять раз на день менялась в доме власть...
 
Двадцатый век. Двадцатый Новый Год...
  На топливо пошёл в огонь комод,
    А то, что тот комод в себе вмещал -
      Глава семьи на хлеб тайком менял...
 
Но время шло вперёд. Пузатый НЭП
  На сале и на бубликах окреп,
    Кричал, смеясь, над худобой людей:
      "Платите рублики вы поскорей!"
 
Ночами часто не хватало дров.
  Мороз стучался в двери всех домов.
    Хоть кто-то ел в "Астории" ростбиф,
      Кого-то пожирал в подвалах тиф;
        А по ночам бандитский хлопал "кольт":
          Свидетель - на афише - Мейерхольд...
 
В "отделах" памяти есть множество моментов,
  Когда через бокалов лёгкий звон,
    Сентиментальные романсы декадентов
      И в "номерах" усталый, горький стон,
        Жил голод беспризорников в подвалах...
          Жестокости и ненависти жало...
 
В те времена ходили поезда
  Нечётко, не везде и не всегда...
    И ехали на крышах и подножках,
      Зажав в руках пожитки, кто - куда,
        Зажав в руках последних корок крошки,
          В разрушенные горем города...
 
Голодный год куда-то гнал людей
  От горя, эпидемий и смертей...
 
Наверно, тот, кто знает  ц е н у  хлебу,
  Не ценит бриллианты, серебро...
    Ведь в те года - чтоб был ты или не был -
      На пуд муки менялось всё "добро"...
 
В пути, навстречу собственной судьбе,
  Покачивалась бабушка в купе.
    Цыган сидел на полке с нею рядом,
      Слепой солдат и поп-архиерей,
        Ютилась девочка какая-то с солдатом;
          Напротив спекулянтка; рядом с ней
            Матрос; да человек с печальным взглядом
              На это положение вещей...
 
И в том купе царили мрак и холод.
  Кого-то в сон клонили слабость, голод;
    Кому-то стало дурно - тот упал...
      И грустный человек свой хлеб отдал:
"Возьмите хлеб, тут, право же, немного..."
  И по вагону шёпот пролетел:
   - Антилигент ить, а дурак, ей богу! -
     - Да ить всю жисть он дармовой-то ел! -
 
Летело время с поездом к победам,
  И с грустными глазами человек
    Впоследствии моим явился дедом,
      И с бабушкой они прожили век.
Он обладал возвышенным умом,
  Писал стихи, и знал он по-латыни...
    Его, конечно, помнит старый дом,
      И память бережёт о нём святыни...
 
В полночной тишине порою вздохи
  Послышатся и затихают вдруг...
    Испуганные призраки эпохи
      Осветит свет ночных трамвайных дуг...
        Ворвётся гул троллейбусного парка...
          По эстакаде прогремит метро...
            И вспыхнет контур Триумфальной Арки
              В огнях экскурсионного бюро...
 
И снова тишиной окутан дом.
  Не блещут в нём ни сталь, ни алюминий...
    Мерцает тускло люстра над столом...
      Реликвии. Фамильные святыни...
 


* "Ремингтон" - марка пишущей машинки. (Прим. автора)

1980-е.


Рецензии

Завершается прием произведений на конкурс «Георгиевская лента» за 2021-2025 год. Рукописи принимаются до 25 февраля, итоги будут подведены ко Дню Великой Победы, объявление победителей состоится 7 мая в ЦДЛ. Информация о конкурсе – на сайте georglenta.ru Представить произведения на конкурс →