Василий Кейметинов-Баргачан. Гэлбунде

Василий Кейметинов-Баргачан


ГЭЛБУНДЕ

Поэма

Перевел с эвенского
Андрей Родосский

На Севере дальнем, бескрайнем,
Где грозно бушует пурга,
Где болотиста дикая тундра,
Где заканчивается тайга,
Где высокие черные скалы
Устремились в небесную высь,
Там на склонах, поросших ягелем,
Стада оленей паслись.

Пробегают олени тучею —
Их издревле эвены пасут:
Как родных детей ненаглядных,
Оленей они берегут.
Там охотников смелых, удачливых
Испокон живут племена,
И названия речек и гор
Обессмертили их имена.

Я легенду старинную эту
Слыхал возле речки Буркат,
Где кристаллики кварца на дне
Ясным днем как алмазы горят,
Ранним утром небо алеет,
Точно солнечной девы коса —
На хребте Верхоянском, в Адычче
Царит вся эта краса.

Недалече — гора Гэлбунде,
В поднебесье устремлена —
В честь великого нашего предка
И шамана зовется она.
И хотя немало столетий
Протекло с тех далеких пор,
Его именем ныне зовется
Одна из священных гор.

Долго жил знаменитый Гэлбунде
На нашей земле родной,
Догонял лосей и оленей
И в упор поражал стрелой.
И эвены счастливо жили,
Каждый был и сыт, и одет,
Берегли родную природу,
Как учил их великий дед.
Подрастали дети и внуки,
Не зная ни горя, ни бед.

Быстро дни и годы промчались —
Ведь время летит, как стрела!
Упорхнуло синицею детство,
Птичьим пеньем юность прошла,
И старость пришла, как медведица,
Что добычу себе нашла,
Как осенняя черная туча
Или как беспросветная мгла.

Не гадал, не думал Гэлбунде,
Что так быстро старость придет —
Прожитые годы на плечи
Легли, словно тяжкий гнет.
Поначалу, не чувствуя старости,
Он легко и плавно ходил —
Только волосы побелели,
Становилось всё меньше сил.
Ничего здесь нету мудреного —
Ему было больше ста лет,
И не только тело слабеет,
А уже и памяти нет,
И Гэлбунде завел себе палку,
Где свой каждый прожитый год
Отмечал аккуратно зарубкою,
Чтоб годам вести своим счет.
И однажды сто сорок зарубок
На той палке внук насчитал.
«Значит, сто сорок лет мне исполнилось», —
Сквозь зубы дед проворчал.

Прожил счастливо жизнь Гэлбунде,
Радуя милых детей,
На охоту ходил, как на праздник,
Без труда добывая зверей,
Жирных уток, озерных гусей…

И забот не ведали дети,
Покуда Гэлбунде был молод —
Он держал их в полном довольстве,
И не страшен им был даже голод.
Только старость неумолима,
И ко всем подступала беда —
Наставало тяжелое время,
И всех постигла нужда.

И когда постарел Гэлбунде,
Не сыскался охотник такой,
Что с далеких гор бы вернулся
С богатой добычей домой.
И к тому же в лесах близлежащих
Стало мало водиться зверей,
А в озерах — пернатых кормильцев:
Жирных уток и диких гусей.

Тут и взрослые, и ребятишки
Принялись причитать, все в слезах:
«Будь моложе наш дед — много дичи
Наловил бы он в дальних горах —
Но рождаются редко такие,
Кто избавил бы от беды
И от страшной голодной смерти
Даже в гиблое время нужды».

Стали мыкать горе эвены
Без надежд и без радостных дум —
Только детским плачем голодным
Оглашался тогда каждый чум.

Стал Гэлбунде детям обузой —
Он поесть был вдосталь не прочь,
Хоть и плакали бедные внуки
От голода день и ночь.
Мог бы съесть он оленью тушу,
Не оставив даже костей —
В сто лет у него расти стали
Зубы новые, как у детей.

«Он зажился на свете, — сказали
Сыновья, взяв на душу грех. —
Коль его не отправим мы к предкам,
Смерть голодная скосит нас всех.
В мир иной он переселится,
Отдохнет от земных забот.
Предки ждут его с нетерпеньем,
А внуки продолжат наш род.
Даже если его мы прикончим,
То хэвки простит нам грех —
Ведь толкнула на смертоубийство
Нужда, что постигла нас всех».

Но из братьев никто не решался
Душу отчую погасить —
Не хотели у маленьких внуков
Любимого деда убить.
«Мой сын Кэвэкэн это сделает, —
Старший сын говорит. —
Он любимчик деда — ему он
Любые проделки простит».
«Вот его и подговори,
Чтобы поднял на деда он руку,
Чтоб отправился дед к праотцам,
Позабыв про земную муку».

Кэвэкэна, любимца Гэлбунде,
Старший сын подозвал
И, замысливши страшный грех,
Вкрадчиво так сказал:
«Кэвэкэн! Какую игрушку
Ты хотел бы иметь, мой свет?»
 Он знал: по душе ему бубен,
В который бил его дед.

Как будто обжегшись, мальчик
Ответил отцу, не шутя:
«Никакой мне игрушки не надо,
Я теперь уже не дитя».

«Знаю, что тебе бубен нравится,
На котором играет твой дед.
Ты, наверное, сможешь его
Получить — отчего бы и нет?»

«Бубен дедушка не отдаст —
Он нужен ему самому».
«Но живет слишком долго дедушка —
Пора на тот свет ему.
Надо, чтобы избавился дед
От муки невыносимой —
И поможет ему человек
Самый близкий, самый любимый».
«Не убийца я — как я могу
Так безбожно расправиться с дедом?»
«Не поможешь ему умереть —
Так станет он людоедом.
Он же лопает всё подряд
И наесться никак не может!
Выжил дедушка из ума —
Тут ничто ему не поможет.
Коли выживет он, его мукам
Долго не будет конца».
«Пусть так. Но как мне убить его?» —
Спросил Кэвэкэн отца.
Тот ответил: «Пойдем на охоту
Мы завтра утречком рано,
На дальние горы — твой дед
Ходил туда на барана.
Только дед останется дома
Наедине с тобою,
А ты сегодня припрячь
В кустах свой лук со стрелою.
Только скроемся мы в лесу —
Ты лук со стрелою хватай,
А потом, вернувшись домой,
Без промаха в деда стреляй.
В лес потом беги без оглядки
И скрывайся там до рассвета», —
Так учил Кэвэкэна отец,
Тот не мог возразить на это.

Затянулась тревожная ночь,
И никому не спится:
Каждый чувствовал, что должно
Недоброе что-то случиться.
Полог неба к утру заалел,
И вся природа проснулась,
И солнце, словно дитя,
С ясных небес улыбнулось.
И сыновья Гэлбунде,
Чтобы печаль отпугнуть,
Подальше от грешного места
Отправились в дальний путь.
Кэвэкэн и старый Гэлбунде
Оставались в чуме одни,
Но путникам стало тревожно —
Воротились к чуму они.
«На душе отчего-то тревожно —
Накатила злая тоска,
Колет сердце», — промолвил со вздохом
Средний сын старика.
«Не бери себе лишнего в голову», —
На него цыкнул старший брат.
Младший молвил: «На что мы решились?
Я и сам теперь уж не рад…»
«Ну-ка, тихо!» — отрезал старший.
Не посмели ему возразить.
Стали братья за Кэвэкэном,
Укрывшись в кустах, следить.
К чуму мальчик уже приближался,
Сжавши крепко стрелу и лук —
Словно легкая рысь, он крадется
По-охотничьи к чуму… И вдруг
Дверь открылась, из чума раздался
Рздирающий сердце крик,
И олень большерогий оттуда
Выскочил в тот же миг
И легко проскакал мимо братьев,
Будто хищником алчным гоним,
И быстроногий мальчишка
Стремглав побежал за ним.
Устремились за ними и братья,
Хоть погоня была нелегка,
Потому воротились к чуму,
Но не было в нем старика.

Несся вдаль олень быстроногий,
С запрокинутой головой,
И бежал за ним Кэвэкэн,
Любуясь его красотой.
Ах, с какой бы великою радостью
Он к оленю на спину залез
И помчался бы шибче ветра
Средь высоких гор и сквозь лес!
Кэвэкэн побежал резвее,
И, казалось, оленя настиг —
Но олень, ударившись оземь,
Превратился в лося в тот миг,
И по топким, вязким болотам
Среди кочек стремглав он бежит,
И болотные грязные брызги
Вылетают из-под копыт,
А на холке сверкает шерсть,
Солнышком залитая.
Скачет лось, а за ним Кэвэкэн
Мчится, не отставая —
И вот их родимый чум,
Становье их, где олени
Пасутся, нагуливая жир,
Остались уже в отдаленье.
Превратилась большая река
В маленький ручеек,
И на дне у ней мелкие камешки
Каждый увидеть бы смог,
А дальше тянулись к небу
Цепи высоких скал —
И, как соболь иль горный баран,
Лось по склону вверх поскакал.
Кэвэкэну тоже тогда
Карабкаться в гору пришлось,
Хотя внезапно из виду
Пропал быстроногий лось.

Лося искал Кэвэкэн,
Охотничьей страстью объят,
Добежал до площадки меж скал —
Начинался там камнепад.
Там стоял загадочный лось,
Низко склонив рога,
И к мальчику он пошел,
На бой вызывая врага.
В первый момент поглядел
На лося мальчик с опаской,
Но утратил лось грозный вид —
От него повеяло лаской.
Лося тогда мальчуган
Пожалел и прогнать решил,
Чтоб никто на него не охотился,
Чтоб никто его не убил.
Но в этот миг странный лось
Ужасный рев испустил.
Такое страшное зрелище
Хоть кого испугать могло б!
Кэвэкэн натянул свой лук
И выстрелил лосю в лоб.
Тут окровавленный лось
С шумом наземь упал —
И мальчик видит — пред ним
Родной его дед лежал.
«Дедушка! — мальчик вскричал. —
Зла не держи на меня:
Подучили тебя убить
Меня отец и дядья,
Чтобы ты оотправился к предкам,
Чтобы встретился с праотцами,
Не терпел бы голод и холод
И не мучился вместе с нами.
Предки давно тебя ждут!»
Кэвэкэн заплакал навзрыд,
Зажимая дедушке рану —
Шибко кровь из нее бежит.

«Не плачь, ненаглядный и милый!
Выслушай мой завет.
Гордись, что именно ты
Провожаешь меня на тот свет.
От твердой твоей руки
Я умираю, не мучась.
Так должно было быть — такова
Воля Сэвки и твоя участь.
Ты должен продолжить наш род,
Который вовек не умрет,
Прародителем должен ты стать,
А я буду тебе помогать.
Счастлив будешь ты в жизни своей,
Да и мир не без добрых людей.
А теперь мой последний завет
Выслушай, мальчик, спокойно.
Долго я жил на земле
И жить старался достойно.
Но страшная, злая болезнь
Проникла в наши края —
И, чтобы путь ей пресечь,
В себя всосал ее я.
Сделав это, сумел я
Многих спасти людей —
Но, забытый хворью, не мог
Умереть я смертью своей.
Освободи же теперь
Ты дух смертоносный мой
От бренного тела — его
Мучат язвы и гной.
Завяжи глаза мне ремнем
И стреляй недрожащей рукой —
Целься прямо в сердце, чтоб я
Обрел, наконец, покой.
Распори мне одежду ножом
После смерти — не трогай рукой, —
И, чтобы ее спалить,
Костер разведи большой,
Чтобы болезнь не успела
Сделать черное дело.
Выкопай девять могил
И хорони меня смело —
Пусть никто не узнает, в которой
Из них лежит мое тело.
Прах мой поглубже зарой
И засыпь мою кровь землей,
Пока высохнуть не успела —
Только так ты сможешь людей
Избавить от злого недуга.
А вы все живите счастливо
И берегите друг друга.
Прикончи меня стрелой,
Только не плачь надо мной:
Мне-то обиды нет,
Что покину я белый свет».

Выстрелил мальчик — и деду
Сердце пронзила стрела.
Тут небо покрылось тучами,
И задрожала скала,
Хлынул яростный ливень,
Гром неистовый загромыхал,
Словно бубен — тот, на котором
Дед Гэлбунде играл.

Раздалась дедова песня,
Ее пел он, когда камлал —
Только бубен сильнее гремел,
Только голос громче звучал,
И слышно было камланье
В вольном небе высоком,
Словно пел шаман, подражая
Кукушкам, воронам и сойкам.
Голос звучал с вышины,
Но слышалось в этом шуме
Каждое слово, как будто
Пел Гэлбунде в соседнем чуме.
Но вот гроза миновала,
Кончился ливень и град —
И первые лучики солнца
Отроги скал золотят.

Умалчивает легенда,
Как деда внук хоронил,
Но путники видят поныне
Девять священных могил.
Есть скала под названьем Гэлбунде —
В Адычче, что в Верхоянье —
В честь шамана зовется, который
Совершал усердно камланье.
Устремясь в бескрайнее небо,
Высится эта скала,
Словно памятник, что природа
Сама ему создала.