Paradise Lost, BOOK 3, John Milton

Потерянный рай. Книга 3. Джон Мильтон.

Содержание:


Бог, сидя на своем Троне, видит, что Сатана устремлен к новосозданному миру. Указывая на него своему Сыну, сидящему по правую руку, он предсказывает успешное совращение им человечества, поясняя, что высшая Мудрость и Справедливость безупречна и вне досягаемости кого бы то не было; что Человек изначально создан свободным и вполне способным противостоять искусителю. Тем не менее, он изъявляет желание проявить к нему милость, поскольку падение его не по врожденной испорченности, но по слабости перед искушениями Сатаны. Сын Божий воздает хвалу своему Отцу за его снисходительность по отношению к человеку, но Всевышний поясняет, что эта милость не может быть дарована без удовлетворения высшей справедливости, поскольку поддавшись искушению, человек этим оскорбляет и унижает его величие и потому со всем своим потомством обречен на смерть, пока не найдется кто нибудь, кто согласится ответить за оскорбление и понести за него наказание. Сын Божий, в качестве искупления, добровольно предлагает себя. Отец принимает его жертву и провозглашая его своим воплощением, предопределяет его имени возвышение над всеми именами на Небе и на Земле, повелевая всем Ангелам поклоняться ему. Те, повинуясь, под звуки Арф хором поют гимны, прославляя Отца и Сына. Сатана, тем временем, добирается до крайних пределов нашего мира, где он наталкивается на место, называемое Лимбом - преддверием суетности и тщеславия; узнает всех созданий в нем обитающих; после чего приближается к Небесным Вратам. Далее следует описание ступеней восходящих к ним и вод, что своим течением омывают Небеса. Затем Сатана направляется прямо к Солнцу, где он встречает Уриила - владыку или гения своей Сферы и обратившись перед ним меньшим Ангелом, с усердным притворством выказывает желание постигнуть новое Творение и Человека помещенного Богом в новосозданный Мир. Выведав у него его местонахождение, он направляется туда и прежде спускается на Гору Нифат.




Слався первенец небес, пречистый Свет!
Иль называть тебя лучом предвечным,
Не порицаемым поскольку тьмы в нем нет,   
Того кто в нем недосягаемым и вечным;
Кто пребывал несотворенным существом,
Чрез вечность пробиваясь истеченьем;
Иль током чистого Эфира видеть в нем;
Кто знает чьим теперь он направленьем?
И прежде Солнца уже были твои дни,
Ты этот мир окутал в своем слове,
И приподнял его из темной глубины,
И бездну уподобил своей воле.
К тебе своим крылом я  устремлен,
Из Омута Стигийского, где избегая плена,
Был в тьме срединной звуками рожден,
Из лиры сладкозвучного Орфея.
И воспевая Хаос с Вечной Ночью,
Наставлен Музой, увлекал все ниже я себя,
В ту пропасть где увидел все воочью,
И хоть с трудом, но вновь вознесся я.   
Теперь к тебе вернулся цел и невредим,
И свет превышний твой при мне;
Пусть и не к тем глазам, теперь напрасно им,
Искать свой проблеск в этой тьме.
Затмило их орбиты каплею густой,
И под завесой мир мой исчезает,
Но только и всего, я с песнею другой,
Места те не оставлю, там где Музы обитают.
Среди тенистых рощь и солнечных холмов,
Там где ручьями чистыми вдоль склона,
В священных песнях проливается Любовь
И омывают водами подножие Сиона.
У тех потоков звучных еженощно я стою,
При этом помню не на миг не забывая,
Тех двух других, что равными ему,
Со мною вместе жребий разделяют.
Так что судьбой своей стал равен тем певцам,
Слепцу Тамирису с незрячим Меонидом,
И ты Тиресий и Финей, наверное и вам,
Провидцам древним уподоблен видом.
Так пусть их напитает мысль моя,
То что приводит все в согласное движенье,
В гармонию общую созвучного числа;
Как птица неусыпная сокрыта тенью,
Настраивает к пенью полуночному себя.
Из года в год зима бежит к своей весне,
Встречает лето свою осень золотую;
Пройдут, вернуться, только не ко мне,
Теперь ни утра, ни заката я не знаю.
Я не увижу больше ни весенний цвет,
Ни летних роз, ни стад пасущихся, ни света;
Исчезло все, что видел больше нет,
И даже дивный лик живого человека!
Но словно тучей окружает меня тьма;
Теперь отрезан от веселого общенья;
Все скрыла от меня теперь Земля,
Пусты все книги, стерты все творенья.
Тогда, о Свет, свети тем ярче нам!
Излей на душу пробудив к иному зренью:
И пусть из глаз рассеяться туман,
Чтобы для взоров недоступные виденья,
Я смог узреть и их поведать вам.

Отец на небесах на Троне вечной славы,
Низводит Око вниз чтоб обозреть,
Дела свои и все своих создания,
Где ангельские силы окружают Твердь,
Его вниманием в восторге несказанном,
Как звезд несметных не исчесть всех их;
По праву руку образом преславным,
Единый Сын; на землю очи устремив,
Зрит первую чету он человеческого рода,
В саду блаженном счастья и любви,
Заключена их воплощенная природа,
Стяжать себе бессмертные плоды,
С счастливом одиночестве; затем он видит Ад,
Как пропасть вкралась между ними,
И вдоль стены парит пытливый Враг,
По темной стороне возвышенный в Эфире;
Готовый крылья утомленные сложить,
И в Мир ступить ему там уявленный;
Уже с землею отвердевшей стало быть,
Но Небосвода своего еще лишенный,
Тот воздух с океаном не умея отделить.
Отец узрев с недосягаемых высот,
Где времена сливаются в картину,
И в ком грядущее и прошлое живет,
Так обращается к единственному Сыну.

О Сын, смотри какою неистовою злобой,
Теперь противник гордый наш объят;
Нет для него оков, ни пропасти бездонной,
Ни в преисподне нет ему преград.
Похоже так ожесточен он местью этой,
Что по его же безрассудной голове,
Ударит прежде и летит теперь он к свету,
Небес касаясь к новосозданной земле;
В ней мною созданного ищет человека,
И думает нельзя ли силой приобщить,
Иль ложью совратить его от света,
Чтоб заблуждаясь захотел он преступить,
Завет единственный, что обещаньем
Сохранности и силы в послушании его,
Так и падет напару со своим исчадьем;
Кто будет виноват? себя лишь самого,
Винить останется; каким неблагодарным
Быть нужно, дал я все что мог отдать;
Задуман исключительным созданием,
Чтобы в силах был везде он устоять,
И чтобы не стал он падшим в этом мире,
И пусть и выбирать представил самому;
Так всех я Духов создавал в Эфире,
И тех кто устоял и уступивших всех ему.
И те, так и другие волею свободной;
Как Дух порабощенный сможет уявить
Любовь мне с Верой непреклонной;
И о какой заслуге в принужденье говорить?
Нет радости мне в послушанье таком,
Раз Ум (ведь выбор в нем) а Воля здесь слепа,
Рабы необходимости в бездействии своем,
А покориться мне и вовсе не судьба?
Так были изначально созданы они,
То что ж творца винить и ставить под сомненье;
Иль в сотворение они предрешены,
Другим Законом или провидением?
Не я предписывал мятеж их самовольный;
Их выбор, если б знали наперед,   
То не к чему и право быть свободным,
Чтоб узреть прискорбный свой просчет,
Чтоб впредь могли уже предвидеть.
Так без намека на погибель иль толчка,
Что должен был но даже я не мог увидеть,
Они творцами собственного зла,
Во всем что выбрали и сами рассудили.
Они свободны, таковыми им и быть,
Пока желаньем земным свои вериги,
Себе не сыщут чтоб себя поработить.
Иль что же изменить мне их природу,
Ту что законом направляет ход вещей,
Им представляя полную свободу,
Взлететь или упасть средь пропастей?
И потому слепцы своим решеньем,
В неведенье растленные собой;
А человек на поводу их заслужил прощенье,
Упрямцы все — идут своей стезей.
И славу преумножат Милость и Закон,
На Небесах и на Земле всему моим ответом,
И от начала до конца моих времен,
Пусть Милосердие сияет ярким светом!

Благоуханием амброзии налились Небеса,
Разлившись в нескончаемом пространстве,
Пока Всевышний изрекал свои слова,   
Священных Духов осеняя своим счастьем;
И образ Сына, ликом отраженный,
Блистал во всем, с любовью ко всему;
Безмерным состраданием озаренный,
Так изливая чувства обратился он к Нему.

Отец! исполнен милосердия вовек,
В словах, где приговор последний заключен,
И изволением твоим безвинный Человек,
Теперь твоею милостью прощен.
И пусть он ею вознесется высоко,
Хвалою вечною, Землей и Небесами;
Прославленным бессчетными устами,
В священных песнопениях у Трона своего!
Ведь не пропасть любимому творенью;
Хоть и незрячий он уйдет в небытие,
Но если безрассудство вторит преступленью,
Та как же разграничить недомыслие его?
Настолько будучи далеким от тебя,
Таким далеким, о Отец, творением любимым,
Того, кто сам все вещи создал для себя,
И сам же этого Судьей непогрешимым.
Иль можно ль допустить чтоб Супостат
Возобладал над ним и все расстроил,
Чтоб благо высшее увлек с собою в Ад,
И злым намереньем он мщение устроил?
Захочешь ли ты этого, хотя за это ждет
Еще печальнее судьба, но даже если с ней,
Что если в Ад людское племя увлечет
И развратит его там гордостью своей?
Иль что теперь из злобной прихоти его,
Свое творение отменив ты уничтожишь,
Что создавал для своей славы? Без него,
Чем ты величие и благо преумножишь?
А в слабости впадут в кощунственное зло.

Мой Сын! Души моей сердечная отрада —
Всесильный Демиург ему в ответ —
Мое единственное слово, моя радость,
В ком скрыта сила, мудрость, и мой свет.
Что было сказано тобою мыслью моей,
И моей цели ты изрек предначертанье;
Кто хочет тот спасется волею своей,
Иль к милости единственным воззванием;
Восстановлю утраченные силы вновь,
Что пожраны грехом его коварным,
И укрепив собою обновлю его я кровь,
Чтобы с Врагом боролся он на равных.   
Пусть знает он моим восстановлением,
Как был он хрупок от падения своего,   
И что лишь мне обязан он спасением
И никому кроме меня, нет больше никого.
Из тех избранников одних я милостью свой,
Отмечу над другими, таково решенье;
Другие часто будут слышать голос мой,
Напоминая им о бывших прегрешеньях,
Смягчить их раздраженное взывая божество,
Которым помыкали отрицаньем,
Покамест не иссякло милосердие его,
К их восхождению настойчивым воззванием.
Так буду я освобождать их чувства и умы
Что омрачившись тьмою были скрыты;
Сердца их каменные будут смягчены,
Для покаяния, смиренья и молитвы.
И без притворства к устремленью тому,
Не буду глух, не будет Око мое слепо;
Меж нами Совесть я посредником вселю
Судьею  к руководству их ответа.
Кто будет слушать им откроется затем
Дорога к свету в ослепительном свеченье,
Того огня уже неугасимого ни чем,
И кто достигнет обретет спасенье.
Но тот кто посмеется над терпением моим,
Не будет знать пощады и прощенья,
Но очерствев, слепому быть слепым;
Тот сам отвергнет всё пренебреженьем.
Обречены к паденью большему во тьме,
Никто им не укажет путь из бездны,
И спотыкаясь в этой гибельной тюрьме,
Все их усилия будут бесполезны,
И кроме этих все благоволением моим.

Но первым быть не каждому средь всех;
В непослушании человек грешит на веру;
Небесному господству причиняя вред;
Теряет всё кто подменяет его меру.
Не зная чем загладить Воровство,
Все посвящается священному крушенью,
Тогда исчезнуть должен и потомство все —
Нельзя предать непогрешимое сомненью;   
Пока желанье не изъявит кто другой,
Себя представить жертвой добровольной,
За смерть оплатою. Скажите, кто собой,
Средь Вышних Сил любовью безусловной?
И кто из вас захочет смертным быть,
Во искупление людского преступленья,
И средь бесчинства справедливость уявить,
И кто из вас способен к снисхожденью,
В самозабвенье милость проявить?

Но тишина, и Ангелы все сами по себе,
В безмолвье погрузив небесную обитель;
Ударом смертоносным по своей же голове,
Не хочет ни Заступник ни Проситель;
Среди бездонной пропасти сомненья,
Никто не хочет подставляться за него,
И человечество лишенное спасенья,
Теперь На Смерть и Ад обречено.
Но Сын в ком вся любовь и полнота творенья,
Вновь ходатайствует во имя искупленья.

Отец! изрек ты свое слово; Человек,
Теперь везде твоим благоволением;
Для милости преград здесь больше нет,
И вестники мгновенным устремленьем,
Путем кротчайшим облетают эту твердь.
В твоих твореньях всюду их обитель,
Непрошены, нежданы и молитва не нужна;
А что же человек, творец и исполнитель,
Помочь обязан, но ослеп он от греха.
И чем же возместит он разорение свое,
Погрязший грешник, что он может знать?
Узри же ты меня во искупление его —
За жизнь его свою я жизнь готов отдать!
Пусть на меня и упадет твой ярый гнев;
Я откажусь от вечной славы что с тобою
Делю я; пусть весь яд и смертный грех
Испью до дна, чтоб общею судьбою,
С ним вместе плотской смертью умереть,
И пусть всю эту злобу наша смерть,
Обрушит на меня своей неистовой рукою.
Не долго быть мне пленником слепым,
И вскоре царства мрака притяженье
Преодолею я; покуда пламенем твоим,
Искрой бессмертной вечное творенье,
С тобою неделим живу всегда в тебе;
И пусть во власти смерти будет тленье,
Но в остальном один и тот же я везде.
Когда же долг уплаченным сполна,
Своей гробницы жертвой мне не быть;
Чтоб с тленом не погибла чистая душа,
Я своего Губителя восстану покорить,
Что злобным баловнем сговорчивой добычи.
И раною смертельной смерть уязвлена,
Склониться предо мной поверженною дичью,
И будет пресмыкаться жала лишена.
И Ад плененным чрез пространство,
Приволоку с Триумфом громким я с собой,
И все Владыки Тьмы во всем убранстве,
Закованы в цепях предстанут пред тобой.
И этим зрелищем ты счастлив вновь,
Как смертный тлен с души освобожденной,
Твой Сын единый сбросит, и Врагов,
Всех похоронит твоей властью возрожденный.
И вместе с Сонмом новым избавленьем,
Вернусь на Небо я чтоб рядом встать,
И Лик твой тихим счастьем примиренья,
По руку правую я буду созерцать.
В присутствии исчезнет злоба разобщенья,
И совершенной Радости исполнено творенье.

В таких словах и вслед их обращенью,
Беззвучно продолжал их молвить в тишине,
Сочувствуя земному, смертному творенью,
Смиренно повинуясь Отчей стороне.
Свободной жертвой счастлив предложить
И этим своего Отца исполнить изволенье,
И Небо в изумление, не зная чему быть,
Постигнуть речь и цель, в недоуменье,
Но тут Всесильный снова начал говорить;

О Сын, кто между Небом и Землей,
Под вечным гнетом угрожающего гнева,
К порядку призываешь род людской,
Прекрасно зная как люблю я все творенья!
И хоть и создан был последним человек,
Тебя ради него от сердца отрываю,
Чтобы не пропал он в безднах своих бед
И хоть и знаю что надолго потеряю.
Ведь ты один кто в силах искупить,
С его природой слившись сущностью своей,
Среди людей вполне способен уявить,
Во всем великолепии из плоти и костей;
Когда наступит время явишься ты вновь,
Найдя от Девы дивное рожденье,
И под Адамом обновишь его ты кровь,
Блистая в своем новом воплощенье.
Как смерть находят так и пусть в тебе,
Восстанут своим следующим рожденьем,
И к новой жизни возвратятся все,
Кому положено твоим благоволеньем.
Ложатся на Сынов все преступления Его,
И лишь заслугою тот сможет оправдаться,
Кто отрешившись от нечестья своего,
И в благочестие не будет возвышаться.
И слившись с сущностью возвышенного света,
Найдут другую жизнь правдою Твоей,
Погасит Человек все прегрешенья Человека,
И взвешен, смерти преданным своей,
Чтоб встать из мертвых, мертвых воскресить,
Всех кого жизнь твоя способна искупить.
Так побеждает злобу адскую Любовь,
В когтях во власти цепкой смерти умирая,
Столь дорогой ценой восполнит она вновь,
Что так легко губила злоба не осознавая;
И губит по сей день не помня ничего,
Всех тех, кто отвергал благоволение его.
И нисхожденьем до его несовершенства,   
Не станешь меньше своего ты естества;
Ты у Престола в славе высшего блаженства,
Вкушаешь равным блага Божества;
Бросаешь все чтоб в разоренье
Мир не погряз и не погиб и был спасен,      
И найденным заслугой большей чем рожденье,
Велик ты более в приношении таком.
Любовь твоя превыше твоей Славы,
И в поругании вознесен ты будешь все равно,
Затем что Трону был назначен изначально
К нему своё все устремляя естество.
И здесь вновь обретенным воплощеньем,
Ты будешь царствовать как Бог и Человек,
Сын человека — Божее творенье,
Вселенский Царь помазан на свой Век.
Прими свои заслуги, вечно царствуй,
И я тебе вверяю Силу всю свою,
И все Господства, Власти и Начальства,
Под Высшее твое Начало отдаю.
И преклонится пред тобою всякое колено,
На Небе, на Земле и под Землей в Аду;
Когда сойдешь с Небес во славе совершенной,
Архангелы всех призовут к суровому Суду;
Тот час со всех сторон дыханием ветров,
Живые все и мертвые ушедших поколений,
От векового сна последуют на зов,
На общее судилище узнать решенья.
Среди святых ты призовешь к ответу всех,
Людей и Ангелов и тяжестью греха,
Часть их погрузятся на дно, отяжелев,
И Ад в числе своем сомкнется на века.
Мир между тем разрушенный огнем,
Из пепла новым кругом возродиться из двоих,
Землей и Небом, где заслугой каждый в нем,
Восполнит все потери в горестях своих.
Где все увидят золотые свои дни,
И плодотворные дела и радость жизни новой,
И будут наслаждаться благами любви,
И правдою ни чем не омраченной.
Тогда отложишь царский Скипетр совсем;
Нужды не будет, и повсюду пребывая,
Во всем Превышний будет уже всем;
Так славьте Боги вы того кто все претерпевает,
Во имя исполнения завершающего дня,
И чтите Сына моего как чтите вы меня.

Едва лишь Всемогущий произнес слова,
Как Ангельские сонмы из глубин Веков,
В своем числе несметном без числа,
Провозгласили громко отпущение грехов,
С Осанной в нескончаемом пространстве;
Своим поклоном оба Трона одарив,
В радостью проникнулась все Царство
Сплетаясь меж собою в основаньях их.
Из Злата с Амарантом в новом свете,
Цветком бессмертным, что до смертного греха,
Под Древом Жизни цвел в Эдеме,
Но в ослушанье возвращен на Небеса.
Где он собой Источник Жизни осеняя,
Среди небес чрез Елисейские поля,
В потоке Солнечном рекою протекает,
Блаженством райский Цвет превознося.
Лучами никогда не неувядающих гирлянд,
Сплетают Духи кудри лучезарные свои,
Подобно Яшме, мостовою между Врат,
В улыбках Роз Небесных на пути.
Затем берут златые Арфы в руки,
Подвешены подобные колчанам с их боков,
И льют из Сфер Небесных звуки,
Всех приводя в неописуемый восторг.
Предвестники священных песнопений,
В чарующих симфониях, не молчит никто,
И в их созвучии исчезают все сомненья,
Где Небеса в согласии всех и никого.

Тебя Отец они всех прежде воспевали, —
Бессмертный, Вечный Царь всему!
Тебя, Источник света и Творец всей твари,
На своем Троне что не видим никому,
Среди лучей сияющих, но даже,
Когда лишь пробивает толщу туч их блеск,
Что Храм скрывают твой, на страже,
Ты все равно нам кажешь край одежд,
Своим сияньем освещая царство ночи —
Да так что Серафимы не дерзнут,
Приблизиться не скрыв крылами очи,
Чтобы воспеть Творенья твоих рук!

Подобием небесным, Сын Единый,
Чьей образ без изъянов видим всем,
Кто всюду в поступи своей неуязвимый;
Запечатлен но сокрытым от о всех,
Печатью Славы в бесконечной полноте!
С тобою слившись Духом уявляя,
Величье Твое все то что есть в Тебе,
Твои все Силы неизменно отражая,
Во всех мирах что с ним ты взял себе!

Его же и рукой тщеславные Господства,
Падут иль нет в стремлении с тобой,
Когда возносишься ты правом первородства,
На Колеснице своей пламенной стрелой,
С ним слиться вместе Вечность потрясая,
Сквозь Твердь ты устремленным впереди,
С собою всех Восставших увлекая,
Всех непокорных оставляя позади!
Ты тот кто мщением именем Его;
Не Человека но Врагов грозой свирепой,
Чей злобой терпит Он падение свое,
Но милостью Отца средь Рокового Света,
Твое Он не оставит на погибель Существо!
Но больше все склонясь к сожаленью,
Смягчит Он гнев ту Распрю завершить,
Где справедливость вопреки прощенью,
Себя не могут друг от друга отличить,
На твоем Лике не смотря на благодать,
Где за тобою Он сокрытым предлагает,
Вторым, готовый себя гибели предать,
За преступление которого не знает.
О беспримерная любовь, доступная Богам!
Хвала тебе Сын Бога и спаситель человека!
Да будут Именем твоим все песни где воздам,
Тебе я все в лучах сияющего света,
И не забудет Лира вам воздать все похвалы,
Тебе с Отцом с кем неразделен ты.

Так в Небесах они средь звездных Сфер,
Свои часы в священных песнопеньях,
Проводят в радости. Противник, между тем,
Достиг приделов Глобуса и темные Владенья —
Уже в пространстве уявили для него,
Тот внешний контур Мира, что достался,
Где средь ближайших Сфер явление свое,
Он уместил а Хаос позади уже остался,
Уже не в силах дотянуться до Него.
Ступившим Он идет; что издали невнятным,
Ему казалось тенью, там пред ним,
Раскинулось пространством необъятным,
Неясным, темным, диким и пустым;
И под густою пеленою сумрачной ночи,
Среди Стихий и вихрей леденящих,
Не разглядеть на небе ни звезды,
И в далеке под завыванье бурь кричащих,
В стене Небесной бился тусклый свет,
Сиянием Эфира; и в стремленье непреклонном
Туда спешит Он скрыться от всех бед,
Желая погулять на поле том просторным.
Как коршун вскормлен средь Имауса вершин,
Чьи снежные хребты кочующим Татарам,
Путь преграждают, так крылом своим,
Летит туда он где насытит себя даром,
Ягненком или мясом маленьких козлят,
Те что в верховьях Ганга и Гидаспа на лугах,
Но Сериканские равнины пищи не сулят;
Там где китаец на надутых парусах,   
Тележку гонит. Так в том бурном море,
Пустыни той, блуждая здесь и там,
Смотрел добычу Он в бескрайнем поле;
Но бесполезно все, никто здесь не бывал —
Ни мертвых, ни живых, ни одного создания,
Но всей тщетой и праздностью земли,
Дела напрасные и суетность с тщеславием,
Слетались словно атмосферные пары;
А так же все кто на бессмысленных вещах,
Питал надежду свою славой и молвой,
На счастье вечное и преходящий прах,
И на бессмертие в этой жизни иль другой.
Кто домогался для себя или вознагражден,
То предрассудок давний, плод слепого рвенья;
Лишь за хвалой в погоне побежден,
Взамен себе находит лишь возмездие.
Здесь все незавершенные творения природы,
Что прерваны, нелепы, злы, во избежание тупика,
С землею смешаны, несут сюда их воды,
Чтоб здесь пробыть и раствориться навсегда.
Не почивать с Луною как мечталось;
Обитель для святых те серебристые Луга,
Иль Духов средних, как бы это сталось —
Людей, но ангельского нрава существа.
Здесь рождены Сыны и Дочери Земли,
Союзов беззаконных всех Гигантов Древних,
Тех незапамятных времен что принесли
Багаж деяний замечательных и вредных,
Прославленных в преданьях старины;
Те первые строители, что на земле Сеннаарской,
Воздвигли башню Вавилона размешав все языки,
И от тщеславия в намерениях гигантских,
К неразберихе большей также б строили они.
Иные же как Эмпедокл, в одиночку,
Подобные встречались в разных временах,
Тот кто при жизни разрешил себе бессрочно,
Стать Богом ввергнув в жерло Этны прах.
Или Клеомброт что в море бросился узнать,
Платоновский Элизиум, но было б долго,
Зародышей безумных всех перечислять;
Отшельников и Идиотов, сколь их было много,
В одеждах Белых, Черных, мне не знать,
С их мишурой и четками; Здесь Пилигримы,
Что на своей Голгофе все хотели отыскать
Того на Небе; и те кто в рясы при смерти рядили,
Чтобы на Небе не могли им отказать,
Доминиканца или Францисканца в одеянье;
Все те же семь планет и яркая Звезда,
Хрустальной Сферы стрелки вечное качанье;
От дуновенья трепет, где теперь она?
У Врат небесных Петр их с ключами ждет;
И вот уж у подножья лестницы Небесной,
Уже почуяли ступени поступь ног,
Но нет, качнулся крест и ветер дует встречный,
Пути сокрытого от глаз, с обеих берегов;
Опять снесло их в столкновение извечном,
На десять тысяч стадий в старый кров,
Вниз, в пустоту безбрежного пространства;
Коварный хитрый Ветер, видели бы вы,
Кружится он срывая все убранства —
Их письма, четки, капюшоны, клобуки,
Буллы и мощи, индульгенции, прошенья,
Все это крутится взвиваясь в вихре унося,
Назад к Земле туда где их рожденье,
В чистилище где забывают все и вся.
С тех пор известно это место Раем Дураков,
Когда то мало было тех кто этого не знал,
Теперь безлюден он, нехожим для умов;
На этот Шар Враг на пути своем напал,
И там блуждал пока неясный проблеск света,
Земли и тех Небес с обратной стороны,
Не стал вниманье привлекать заметно;
Теперь туда направил спешные шаги.
Тут замечает вдалеке высокое строенье,
Восходит до стены Небесной, до конца,
Златых Ступеней, дивное виденье,
И на верху Портал великолепного Дворца.
Фасад в алмазах весь и в золоте везде;
Восточными камнями залиты Врата;
Таких строений не бывало и не будет на Земле,
И никакая кисть изобразить бы не смогла.
Та лестница которую Иаков зрел во сне,
Близ поля Лузы когда с Неба в Славе,
Сходили сонмы Ангелов сияющих к земле,
Когда в Харран бежал он от Исава.
Воскликнул пробудившись, Небесные врата!
И каждая ступень имела тайное значенье,
Но видимой для глаз была там не всегда,
Порой незрима в небесах для зренья.
Под нею морем яшмы и блестящих жемчугов,
В потоках Души избранных стекались,
И покидали Землю избавляясь от оков,
Подхваченные Ангелами иль сами умудрялись,
На Колесницах ввысь устремлены,
Несли их огненные Кони над поверхностью воды.
Теперь та лестница соединяла берега,
До низа самого; то ль легкостью подъема,
Теперь подвигнуть иль прельстить Врага,
То ль вызвать в нем печаль немым укором,
Его изгнанием от Врат небесных на Века.
Где снизу открывалась его взорам,
Блаженные приделы страждущей Земле,
И путь лежал просторным коридором,
Гораздо большим чем когда то на Горе
Сионской то что вел к земле Обетованной,
Хотя и он обширен был весьма,
Что простирался выше выходом пространным,
К Престолу вечного, незримого Отца;
Туда где Ангелы Его несли все указанья,
Повсюду разнося счастливым племенам,
Покамест он исполненный вниманья
Их ожидал близ Паниаса у истока Иордан,
И до Версавии, там где земля Святая,
Меж берегов Аравии с Египетской землей;
Таким казался переход к пределам Рая,
Ко Тьме привязан океанскою волной.
Так Он на лестницу Златую ту взошел
На нижнюю ступень к воротам Здания,
Что открывалась там, взирает он на все,   
Премного восхищен величьем Мирозданья.
Так двигаясь чрез дебри в темени ночной,
Разведчик пробирается с угрозою для жизни,   
К вершине и взобравшись там с Зарей,
Вдруг видит земли, расцветающие нивы,
Или огромный город сказочной страны,
Со шпилями и башнями, в сиянье,
В сиянье первых солнечных лучей;
Так Дух Враждебный этим созерцаньем,
Был поражен где Небо прошлых дней,
Еще тревожило живым напоминаньем,
Его средь бездонных пропастей;
В виденьях тех премного изумлен,
Не красотой но завистью охвачен теперь он.

С вершины обнимая сферу тех пространств,
Над круглым сводом тем он созерцает,
И все сокрытое под тенью тех убранств,
Под кров свой все незримо увлекает.
С Востока к Западу, до тех далеких Звезд,
За горизонт где поселилась Андромеда,
Вновь продвигаться он без устали готов,   
В движение которое не ведает придела.
Затем от Полюса до Полюса другого,
Обозревает свой он отвоеванный просвет,
И к сферам тех миров стремиться снова,
Без промедлений на уявленый в там Свет.
В потоках чистого, холодного Эфира,
Кружит он между Звезды одна к другой —
Что освещают все пределы Мира,
И кажут путь кратчайший и прямой,
Незримою Рукой  к желанным островам,
Сравнимыми ни с чем, и никогда;
Или подобно Гесперийским тем садам,
Что некогда прославили себя.
Своею красотой; поля, цветущие долины
Счастливых трижды дивных островов,
Кто населяет вас теперь, недостижимы;
Кто те счастливцы что нашли там кров?
И Солнце в вечной славе всех Небес,
В свое владенье непрестанно увлекает;
Его влиянием и силой поглощенной весь,
Туда свои Он очи неизменно устремляет.
То вверх то вниз то к центру то от центра,
Пространство то не обозреть и не понять;
В великом том Светиле где источник света,
В ком Звезды все не в силах рассказать,
От его Царственного Ока в отдаленье,
В ком без остатка все заключено —
Они лишь тень в своем круговращенье,
И все Созвездия в услуженье у Него.
Так льются числа в Звездном танце том,
Вкруг Солнца одного, Годов и Месяцев и Дней;
Его полярностью и в направление одном,
Вдоль притяжения отброшенных лучей.   
И всю Вселенную свою силой оживляя,
Они питают все что есть, доступные всему,
От всех поверхностей до глубей Океана,
Так открывалось с этой точки все ему.
Теперь на ней остановился Враг и может Он,
Здесь первым яркий Мир обозревает,
Под Солнцем Солнц, который Астроном,
В своей трубе еще не видел и не знает.
Поистине нашел он превосходным место то,
Что вне сравненья ни с чем, ни на Земле,
Ни в камне, ни в металле и ни что либо еще,
Но свет огнем сиял повсюду и везде.
Подобно раскаленному металлу,
Что частью Золотом казалось, частью Серебром;
Иль если уподобить дорогому камню,
То Хризолит или Топаз с Рубиновым огнем,
В двенадцати цветах наперсника Аарона;
Иль если с камнем сравнивать то может быть еще,
С тем что Философы искали очень долго,   
Хотя в своем Искусстве и нащупали его,
Связав Крылатого Гермеса силой мысли,
И заманив Протея в перегонный куб,
Из Моря древнего, и в форме его чистой,
Во всем многообразии представили на суд.
Что ж удивительного если эти все поля,
В дыханье чистом тому Камню подражают,
То что Философы искали вовсе и не зря;
Что жидким золотом здесь реки вытекают,
Одним касаньем растворяя все и вся,
Могучею Алхимией центрального Светила;
Что так от нас недостижимо далеко,
И столько ценного приносит в тьму земного Мира,
И насмехаясь надо всеми производит все,
Из самых ярких красок редкой красоты?
Здесь все явленья и причины в новом свете;
Открытыми глазами вдоль всей той земли,
Обозревает Сатана и видит все секреты —
Не тени, но сиянье солнечных лучей;   
Когда восходит Солнце над Экватором в зените,
Бьют прямо вниз, нет места для теней
И в том эфире чистом, в настоящем виде,
Всем позволяется увидеть облики вещей.
Где вскоре перед ним в убранстве славном,
Явился Ангел тот что некогда предстал,
Как некогда на Солнце перед Иоанном;
Сокрытым частью, но не меньше он блистал,
В лучах сияющего солнца; золотой тиарой,
Глава украшена, холодные глаза,
На плечи кудри золотые падали волнами,
И воздух рассекался взмахами крыла.
Казалось озабочен важным порученьем,
Но погруженный в мысли, беспристрастный взгляд,
Врагу представил самому в его явленье,
Все оценить в его глазах и прочитать.
И с Ангелом той встречею нежданной,
Был счастлив Сатана найти проводника;
Желает он чтоб он полет его случайный,
Направил в Рай в счастливые места,
Где обитает Человек и все его ответы,
И странствия его среди безвестных областей,
Тогда должны закончиться на этом,
Но где пробудятся проклятья наши все.   
Но прежде вид сменив желает он другим,
Предстать во избежание затруднения и риска;   
И вот порядка младшего он юный Херувим,
Сияет на лице прелестная улыбка.
В Движениях изящество и в образе другом,
Все выдавало в нем великолепием небесным;
Так он в притворстве был искусен и силен,
Скрывая сущность под личиной лестной.
Спирали вьющихся волос из под Венца,
Спадают на его ланиты в блеске золотом,
Сверкают крылья и сливаются в цвета,
И для дороги спешной в одеянии простом,
И посох в Серебре для поступи пристойной;
Не долго там он незамеченным ходил;
Пред ним там вскоре Ангел уявленный,
Приблизился вплотную и назвался Уриил —
Один из тех семи, что возле Трона,
Приказы к исполненью ждут; его Глаза —
С Небес и до Земли под властью его Взора,
Подчинены Его веленьям и суша и вода;
Повсюду он доносит волю к исполненью;
Тут Сатана приветствуя, ответил с обращеньем.

«О Уриил, один из наивысших тех семи,
Что блещут в Славе возле Божьего Престола,
Ты истинный посланец воли и судьбы
И настоящий толкователь Его слова;
Ты верно здесь с высоким порученьем,
И честью стать его Глазами, осмотреть
Теперь здесь новый круг творенья;
О, как же мне с тобой хотелось бы узреть,
Все те непостижимые и дивные явленья;
Но главное теперь что Человеку суждено,
Того в ком весь восторг и восхищенье
И пребывает все благоволение Его.
Тот для кого назначил все Он в свете новом;
Из за него теперь перед тобою я стою,
Покинув всех в скитанье одиноком,
Тебя нашел я здесь хотя не думал что найду.
Поведай же о наивысший из Серафов,
Где Человек средь этих ярких Сфер;
Иль может среди всех их вместе взятых,
Все для него лишь одного они теперь.
Где мне найти чтобы открыто или втайне,
Мог восхититься тем кому дарованы Миры,
Творцом Всевышним в обладание,
Среди пространств необозримой красоты.
И на кого излита милость в плоти тленной;
В ком Оба заключают жизнь и смерть,
Чтобы восславить в нем творца Вселенной,
Кто чтобы жизнь иметь стремиться умереть.
Кто справедливо всех Восставших в Бездну,
Изгнал и чтоб свои потери возместить,
Он Расу новую Людей во тьме безвестной
Создал, чтобы могли получше послужить;
Пути его мудры, что есть, тому и быть!»

Так лицемер приноровился ему врать,
Не узнанный под Ангельской личиной;
Покуда лицемерие с фальшью распознать,
Ни Ангелу, ни Человеку не под силу.
Единственный из всех пороков что незрим,
Расхаживая скрытно, не считая Бога;
На Небе, на Земле он снисходителен и мил,
Но бьет всегда он в цель и очень больно.
И даже если разум бдительный не спит,
Там где не видно зла, там нету и сомненья;
Наивность с простодушием молчит,
А доброта внимать не хочет подозренью.
По этой же причине был обманут Уриил;
Хотя и с проницательнейшим зреньем,
Сам Регент Солнца осторожность позабыл;
Лгуну чистосердечно в том недоуменье,
Так отвечал Он; «Ангел благородный,
В своем желанье ты стремишься распознать,
Великие творенья Бога и Природы;
Нет порицанья раз его ты прославлять
Желаешь в них, и более, достойно похвалы
Твое стремленье, раз небесную Обитель
Оставил и один свой путь предпринял ты,
Чтобы узреть воочью то что Небожитель,
На Небесах лишь по наслышке может знать,
Вполне не в силах ни постичь ни осознать.
Поистине прекрасны все создания его;
И не изгладит память те отрадные виденья,
В чем восхищение достойнее всего;
Их не исчислит ум, и недоступен постиженью,
Тот бесконечный разум, что их к жизни произвел,
И о то всех упрятал глубоко причины все;
Я видел это, когда в Слове Он своем
Все формы в том первичном веществе,
Он извлекал согласно с планом построенья;
Как своей Волей первозданное смешение,
Во множестве бескрайнем том он обуздал,
И подчинив закону своему сформировал.
Вторым своим приказом он развеял ночь;
Свет воссиял и в том столпотворенье,
Порядок уявил и тьма бежала прочь,
Не в силах совладать с его веленьем;
Немедленно во все четыре части света
Стихии поспешили все занять свои места,
Размеренные с этого момента —
Часть тяжелее как Земля или Вода,
Другие легче как Огонь иль Воздух,
И лишь Эфир всех легче взмыл на Небеса,
И скатываясь в Сферы обратился в Звезды;
Какими ты увидел их в своих движеньях;
В их бесконечных формах никогда не уловить,
Круговорот бесчисленных вселенных,
Где курс намеченный нельзя переменить.
Взгляни на Глобус тот, что ближе всех,
Тот отраженный свет, что мнится сферой;
В тех землях расположен новый Человек —
В том свете День, ну а другая Полусфера,
Под властью Ночи что соседствует с Луной
(Изнанкою Звезды прекрасной хоть и тенью),
Ее сподручницей (что впрочем и с другой);
Она Раз в месяц круг свершает к обновленью,
Вбирая свет по самой середине тех Небес,
И в лике тройственным его на Землю изливает,
В ее пустоты, принося с собою весть,
Но Ночь под своей властью также оставляет.
Там где я указал ты должен отыскать,
Обитель Адама, Блаженный его Рай;
Те тени лишь завеса ты не сможешь потерять,
Туда твой путь, а мне пора уже, прощай.

И Ангел дальше путь продолжил, Сатана,
Склонился перед ним в дань уваженья,
Как требуют пред высшим Духом Небеса,
Чинам всем низшим отдавать почтенье.
Затем от Солнца устремился вниз, туда,
С надеждою что станут те места доступны,
Да так что в кольцами свернулись облака,
Круги рисуя средь пространств воздушных.
Несется он чрез все ухабы и стремнины,
Пока горы Нифат не достигает он вершины.



Конец третьей книги.

***

Paradise Lost, BOOK 3, John Milton

BOOK 3

THE ARGUMENT

God sitting on his Throne sees Satan flying towards this world, then newly created; shews him to the Son who sat at his right hand; foretells the success of Satan in perverting mankind; clears his own Justice and Wisdom from all imputation, having created Man free and able enough to have withstood his Tempter; yet declares his purpose of grace towards him, in regard he fell not of his own malice, as did Satan, but by him seduc't. The Son of God renders praises to his Father for the manifestation of his gracious purpose towards Man; but God again declares, that Grace cannot be extended towards Man without the satisfaction of divine justice; Man hath offended the majesty of God by aspiring to God-head, and therefore with all his Progeny devoted to death must dye, unless some one can be found sufficient to answer for his offence, and undergo his Punishment. The Son of God freely offers himself a Ransome for Man: the Father accepts him, ordains his incarnation, pronounces his exaltation above all Names in Heaven and Earth; commands all the Angels to adore him; they obey, and hymning to thir Harps in full Quire, celebrate the Father and the Son. Mean while Satan alights upon the bare Convex of this Worlds outermost Orb; where wandring he first finds a place since call'd The Lymbo of Vanity; what persons and things fly up thither; thence comes to the Gate of Heaven, describ'd ascending by staires, and the waters above the Firmament that flow about it: His passage thence to the Orb of the Sun; he finds there Uriel the Regent of that Orb, but first changes himself into the shape of a meaner Angel; and pretending a zealous desire to behold the new Creation and Man whom God had plac't here, inquires of him the place of his habitation, and is directed; alights first on Mount Niphates.

HAil holy light, ofspring of Heav'n first-born,
Or of th' Eternal Coeternal beam
May I express thee unblam'd? since God is light,
And never but in unapproached light
Dwelt from Eternitie, dwelt then in thee, [ 5 ]
Bright effluence of bright essence increate.
Or hear'st thou rather pure Ethereal stream,
Whose Fountain who shall tell? before the Sun,
Before the Heavens thou wert, and at the voice
Of God, as with a Mantle didst invest [ 10 ]
The rising world of waters dark and deep,
Won from the void and formless infinite.
Thee I re-visit now with bolder wing,
Escap't the Stygian Pool, though long detain'd
In that obscure sojourn, while in my flight [ 15 ]
Through utter and through middle darkness borne
With other notes then to th' Orphean Lyre
I sung of Chaos and Eternal Night,
Taught by the heav'nly Muse to venture down
The dark descent, and up to reascend, [ 20 ]
Though hard and rare: thee I revisit safe,
And feel thy sovran vital Lamp; but thou
Revisit'st not these eyes, that rowle in vain
To find thy piercing ray, and find no dawn;
So thick a drop serene hath quencht thir Orbs, [ 25 ]
Or dim suffusion veild. Yet not the more
Cease I to wander where the Muses haunt
Cleer Spring, or shadie Grove, or Sunnie Hill,
Smit with the love of sacred Song; but chief
Thee Sion and the flowrie Brooks beneath [ 30 ]
That wash thy hallowd feet, and warbling flow,
Nightly I visit: nor somtimes forget
Those other two equal'd with me in Fate,
So were I equal'd with them in renown,
Blind Thamyris and blind M;onides, [ 35 ]
And Tiresias and Phineus Prophets old.
Then feed on thoughts, that voluntarie move
Harmonious numbers; as the wakeful Bird
Sings darkling, and in shadiest Covert hid
Tunes her nocturnal Note. Thus with the Year [ 40 ]
Seasons return, but not to me returns
Day, or the sweet approach of Ev'n or Morn,
Or sight of vernal bloom, or Summers Rose,
Or flocks, or heards, or human face divine;
But cloud in stead, and ever-during dark [ 45 ]
Surrounds me, from the chearful wayes of men
Cut off, and for the Book of knowledg fair
Presented with a Universal blanc
Of Nature's works to mee expung'd and ras'd,
And wisdome at one entrance quite shut out. [ 50 ]
So much the rather thou Celestial light
Shine inward, and the mind through all her powers
Irradiate, there plant eyes, all mist from thence
Purge and disperse, that I may see and tell
Of things invisible to mortal sight. [ 55 ]

Now had the Almighty Father from above,
From the pure Empyrean where he sits
High Thron'd above all highth, bent down his eye,
His own works and their works at once to view:
About him all the Sanctities of Heaven [ 60 ]
Stood thick as Starrs, and from his sight receiv'd
Beatitude past utterance; on his right
The radiant image of his Glory sat,
His onely Son; On Earth he first beheld
Our two first Parents, yet the onely two [ 65 ]
Of mankind, in the happie Garden plac't,
Reaping immortal fruits of joy and love,
Uninterrupted joy, unrivald love
In blissful solitude; he then survey'd
Hell and the Gulf between, and Satan there [ 70 ]
Coasting the wall of Heav'n on this side Night
In the dun Air sublime, and ready now
To stoop with wearied wings, and willing feet
On the bare outside of this World, that seem'd
Firm land imbosom'd without Firmament, [ 75 ]
Uncertain which, in Ocean or in Air.
Him God beholding from his prospect high,
Wherein past, present, future he beholds,
Thus to his onely Son foreseeing spake.

Onely begotten Son, seest thou what rage [ 80 ]
Transports our adversarie, whom no bounds
Prescrib'd, no barrs of Hell, nor all the chains
Heapt on him there, nor yet the main Abyss
Wide interrupt can hold; so bent he seems
On desparate reveng, that shall redound [ 85 ]
Upon his own rebellious head. And now
Through all restraint broke loose he wings his way
Not farr off Heav'n, in the Precincts of light,
Directly towards the new created World,
And Man there plac't, with purpose to assay [ 90 ]
If him by force he can destroy, or worse,
By some false guile pervert; and shall pervert
For man will heark'n to his glozing lyes,
And easily transgress the sole Command,
Sole pledge of his obedience: So will fall, [ 95 ]
Hee and his faithless Progenie: whose fault?
Whose but his own? ingrate, he had of mee
All he could have; I made him just and right,
Sufficient to have stood, though free to fall.
Such I created all th' Ethereal Powers [ 100 ]
And Spirits, both them who stood and them who faild;
Freely they stood who stood, and fell who fell.
Not free, what proof could they have givn sincere
Of true allegiance, constant Faith or Love,
Where onely what they needs must do, appeard, [ 105 ]
Not what they would? what praise could they receive?
What pleasure I from such obedience paid,
When Will and Reason (Reason also is choice)
Useless and vain, of freedom both despoild,
Made passive both, had servd necessitie, [ 110 ]
Not mee. They therefore as to right belongd,
So were created, nor can justly accuse
Thir maker, or thir making, or thir Fate,
As if predestination over-rul'd
Thir will, dispos'd by absolute Decree [ 115 ]
Or high foreknowledge; they themselves decreed
Thir own revolt, not I: if I foreknew,
Foreknowledge had no influence on their fault,
Which had no less prov'd certain unforeknown.
So without least impulse or shadow of Fate, [ 120 ]
Or aught by me immutablie foreseen,
They trespass, Authors to themselves in all
Both what they judge and what they choose; for so
I formd them free, and free they must remain,
Till they enthrall themselves: I else must change [ 125 ]
Thir nature, and revoke the high Decree
Unchangeable, Eternal, which ordain'd
Thir freedom, they themselves ordain'd thir fall.
The first sort by thir own suggestion fell,
Self-tempted, self-deprav'd: Man falls deceiv'd [ 130 ]
By the other first: Man therefore shall find grace,
The other none: in Mercy and Justice both,
Through Heav'n and Earth, so shall my glorie excel,
But Mercy first and last shall brightest shine.

Thus while God spake, ambrosial fragrance fill'd [ 135 ]
All Heav'n, and in the blessed Spirits elect
Sense of new joy ineffable diffus'd:
Beyond compare the Son of God was seen
Most glorious, in him all his Father shon
Substantially express'd, and in his face [ 140 ]
Divine compassion visibly appeerd,
Love without end, and without measure Grace,
Which uttering thus he to his Father spake.

O Father, gracious was that word which clos'd
Thy sovran sentence, that Man should find grace; [ 145 ]
For which both Heav'n and Earth shall high extoll
Thy praises, with th' innumerable sound
Of Hymns and sacred Songs, wherewith thy Throne
Encompass'd shall resound thee ever blest.
For should Man finally be lost, should Man [ 150 ]
Thy creature late so lov'd, thy youngest Son
Fall circumvented thus by fraud, though joynd
With his own folly? that be from thee farr,
That farr be from thee, Father, who art Judg
Of all things made, and judgest onely right. [ 155 ]
Or shall the Adversarie thus obtain
His end, and frustrate thine, shall he fulfill
His malice, and thy goodness bring to naught,
Or proud return though to his heavier doom,
Yet with revenge accomplish't and to Hell [ 160 ]
Draw after him the whole Race of mankind,
By him corrupted? or wilt thou thy self
Abolish thy Creation, and unmake,
For him, what for thy glorie thou hast made?
So should thy goodness and thy greatness both [ 165 ]
Be questiond and blaspheam'd without defence.

To whom the great Creatour thus reply'd.
O Son, in whom my Soul hath chief delight,
Son of my bosom, Son who art alone
My word, my wisdom, and effectual might, [ 170 ]
All hast thou spok'n as my thoughts are, all
As my Eternal purpose hath decreed:
Man shall not quite be lost, but sav'd who will,
Yet not of will in him, but grace in me
Freely voutsaft; once more I will renew [ 175 ]
His lapsed powers, though forfeit and enthrall'd
By sin to foul exorbitant desires;
Upheld by me, yet once more he shall stand
On even ground against his mortal foe,
By me upheld, that he may know how frail [ 180 ]
His fall'n condition is, and to me ow
All his deliv'rance, and to none but me.
Some I have chosen of peculiar grace
Elect above the rest; so is my will:
The rest shall hear me call, and oft be warnd [ 185 ]
Thir sinful state, and to appease betimes
Th' incensed Deitie while offerd grace
Invites; for I will cleer thir senses dark,
What may suffice, and soft'n stonie hearts
To pray, repent, and bring obedience due. [ 190 ]
To Prayer, repentance, and obedience due,
Though but endevord with sincere intent,
Mine ear shall not be slow, mine eye not shut.
And I will place within them as a guide
My Umpire Conscience, whom if they will hear, [ 195 ]
Light after light well us'd they shall attain,
And to the end persisting, safe arrive.
This my long sufferance and my day of grace
They who neglect and scorn, shall never taste;
But hard be hard'nd, blind be blinded more, [ 200 ]
That they may stumble on, and deeper fall;
And none but such from mercy I exclude.
But yet all is not don; Man disobeying,
Disloyal breaks his fealtie, and sinns
Against the high Supremacie of Heav'n, [ 205 ]
Affecting God-head, and so loosing all,
To expiate his Treason hath naught left,
But to destruction sacred and devote,
He with his whole posteritie must dye,
Dye hee or Justice must; unless for him [ 210 ]
Som other able, and as willing, pay
The rigid satisfaction, death for death.
Say Heav'nly Powers, where shall we find such love,
Which of ye will be mortal to redeem
Mans mortal crime, and just th' unjust to save, [ 215 ]
Dwels in all Heaven charitie so deare?

He ask'd, but all the Heav'nly Quire stood mute,
And silence was in Heav'n: on mans behalf
Patron or Intercessor none appeerd,
Much less that durst upon his own head draw [ 220 ]
The deadly forfeiture, and ransom set.
And now without redemption all mankind
Must have bin lost, adjudg'd to Death and Hell
By doom severe, had not the Son of God,
In whom the fulness dwells of love divine, [ 225 ]
His dearest mediation thus renewd.

Father, thy word is past, man shall find grace;
And shall grace not find means, that finds her way,
The speediest of thy winged messengers,
To visit all thy creatures, and to all [ 230 ]
Comes unprevented, unimplor'd, unsought,
Happie for man, so coming; he her aide
Can never seek, once dead in sins and lost;
Attonement for himself or offering meet,
Indebted and undon, hath none to bring: [ 235 ]
Behold mee then, mee for him, life for life
I offer, on mee let thine anger fall;
Account mee man; I for his sake will leave
Thy bosom, and this glorie next to thee
Freely put off, and for him lastly dye [ 240 ]
Well pleas'd, on me let Death wreck all his rage;
Under his gloomie power I shall not long
Lie vanquisht; thou hast givn me to possess
Life in my self for ever, by thee I live,
Though now to Death I yield, and am his due [ 245 ]
All that of me can die, yet that debt paid,
Thou wilt not leave me in the loathsom grave
His prey, nor suffer my unspotted Soule
For ever with corruption there to dwell;
But I shall rise Victorious, and subdue [ 250 ]
My Vanquisher, spoild of his vanted spoile;
Death his deaths wound shall then receive, and stoop
Inglorious, of his mortal sting disarm'd.
I through the ample Air in Triumph high
Shall lead Hell Captive maugre Hell, and show [ 255 ]
The powers of darkness bound. Thou at the sight
Pleas'd, out of Heaven shalt look down and smile,
While by thee rais'd I ruin all my Foes,
Death last, and with his Carcass glut the Grave:
Then with the multitude of my redeemd [ 260 ]
Shall enter Heaven long absent, and returne,
Father, to see thy face, wherein no cloud
Of anger shall remain, but peace assur'd,
And reconcilement; wrauth shall be no more
Thenceforth, but in thy presence Joy entire. [ 265 ]

His words here ended, but his meek aspect
Silent yet spake, and breath'd immortal love
To mortal men, above which only shon
Filial obedience: as a sacrifice
Glad to be offer'd, he attends the will [ 270 ]
Of his great Father. Admiration seis'd
All Heav'n, what this might mean, and whither tend
Wondring; but soon th' Almighty thus reply'd:

O thou in Heav'n and Earth the only peace
Found out for mankind under wrauth, O thou [ 275 ]
My sole complacence! well thou know'st how dear,
To me are all my works, nor Man the least
Though last created, that for him I spare
Thee from my bosom and right hand, to save,
By loosing thee a while, the whole Race lost. [ 280 ]
Thou therefore whom thou only canst redeem,
Thir Nature also to thy Nature joyn;
And be thy self Man among men on Earth,
Made flesh, when time shall be, of Virgin seed,
By wondrous birth: Be thou in Adams room [ 285 ]
The Head of all mankind, though Adams Son.
As in him perish all men, so in thee
As from a second root shall be restor'd,
As many as are restor'd, without thee none.
His crime makes guiltie all his Sons, thy merit [ 290 ]
Imputed shall absolve them who renounce
Thir own both righteous and unrighteous deeds,
And live in thee transplanted, and from thee
Receive new life. So Man, as is most just,
Shall satisfie for Man, be judg'd and die, [ 295 ]
And dying rise, and rising with him raise
His Brethren, ransomd with his own dear life.
So Heav'nly love shall outdoo Hellish hate,
Giving to death, and dying to redeeme,
So dearly to redeem what Hellish hate [ 300 ]
So easily destroy'd, and still destroyes
In those who, when they may, accept not grace.
Nor shalt thou by descending to assume
Mans Nature, less'n or degrade thine owne.
Because thou hast, though Thron'd in highest bliss [ 305 ]
Equal to God, and equally enjoying
God-like fruition, quitted all to save
A World from utter loss, and hast been found
By Merit more then Birthright Son of God,
Found worthiest to be so by being Good, [ 310 ]
Farr more then Great or High; because in thee
Love hath abounded more then Glory abounds,
Therefore thy Humiliation shall exalt
With thee thy Manhood also to this Throne;
Here shalt thou sit incarnate, here shalt Reign [ 315 ]
Both God and Man, Son both of God and Man,
Anointed universal King, all Power
I give thee, reign for ever, and assume
Thy Merits; under thee as Head Supream
Thrones, Princedoms, Powers, Dominions I reduce: [ 320 ]
All knees to thee shall bow, of them that bide
In Heaven, or Earth, or under Earth in Hell;
When thou attended gloriously from Heav'n
Shalt in the Sky appeer, and from thee send
The summoning Arch-Angels to proclaime [ 325 ]
Thy dread Tribunal: forthwith from all Windes
The living, and forthwith the cited dead
Of all past Ages to the general Doom
Shall hast'n, such a peal shall rouse thir sleep.
Then all thy Saints assembl'd, thou shalt judge [ 330 ]
Bad men and Angels, they arraignd shall sink
Beneath thy Sentence; Hell her numbers full,
Thenceforth shall be for ever shut. Mean while
The World shall burn, and from her ashes spring
New Heav'n and Earth, wherein the just shall dwell [ 335 ]
And after all thir tribulations long
See golden days, fruitful of golden deeds,
With Joy and Love triumphing, and fair Truth.
Then thou thy regal Scepter shalt lay by,
For regal Scepter then no more shall need, [ 340 ]
God shall be All in All. But all ye Gods,
Adore him, who to compass all this dies,
Adore the Son, and honour him as mee.

No sooner had th' Almighty ceas't, but all
The multitude of Angels with a shout [ 345 ]
Loud as from numbers without number, sweet
As from blest voices, uttering joy, Heav'n rung
With Jubilee, and loud Hosanna's filld
Th' eternal Regions: lowly reverent
Towards either Throne they bow, and to the ground [ 350 ]
With solemn adoration down they cast
Thir Crowns inwove with Amarant and Gold,
Immortal Amarant, a Flour which once
In Paradise, fast by the Tree of Life
Began to bloom, but soon for mans offence [ 355 ]
To Heav'n remov'd where first it grew, there grows,
And flours aloft shading the Fount of Life,
And where the river of Bliss through midst of Heavn
Rowls o're Elisian Flours her Amber stream;
With these that never fade the Spirits elect [ 360 ]
Bind thir resplendent locks inwreath'd with beams,
Now in loose Garlands thick thrown off, the bright
Pavement that like a Sea of Jasper shon
Impurpl'd with Celestial Roses smil'd.
Then Crown'd again thir gold'n Harps they took, [ 365 ]
Harps ever tun'd, that glittering by thir side
Like Quivers hung, and with Pr;amble sweet
Of charming symphonie they introduce
Thir sacred Song, and waken raptures high;
No voice exempt, no voice but well could joine [ 370 ]
Melodious part, such concord is in Heav'n.

Thee Father first they sung Omnipotent,
Immutable, Immortal, Infinite,
Eternal King; thee Author of all being,
Fountain of Light, thy self invisible [ 375 ]
Amidst the glorious brightness where thou sit'st
Thron'd inaccessible, but when thou shad'st
The full blaze of thy beams, and through a cloud
Drawn round about thee like a radiant Shrine,
Dark with excessive bright thy skirts appeer, [ 380 ]
Yet dazle Heav'n, that brightest Seraphim
Approach not, but with both wings veil thir eyes,
Thee next they sang of all Creation first,
Begotten Son, Divine Similitude,
In whose conspicuous count'nance, without cloud [ 385 ]
Made visible, th' Almighty Father shines,
Whom else no Creature can behold; on thee
Impresst the effulgence of his Glorie abides,
Transfus'd on thee his ample Spirit rests.
Hee Heav'n of Heavens and all the Powers therein [ 390 ]
By thee created, and by thee threw down
Th' Aspiring Dominations: thou that day
Thy Fathers dreadful Thunder didst not spare,
Nor stop thy flaming Chariot wheels, that shook
Heav'ns everlasting Frame, while o're the necks [ 395 ]
Thou drov'st of warring Angels disarraid.
Back from pursuit thy Powers with loud acclaime
Thee only extoll'd, Son of thy Fathers might,
To execute fierce vengeance on his foes,
Not so on Man; him through their malice fall'n, [ 400 ]
Father of Mercie and Grace, thou didst not doome
So strictly, but much more to pitie encline:
No sooner did thy dear and onely Son
Perceive thee purpos'd not to doom frail Man
So strictly, but much more to pitie enclin'd, [ 405 ]
He to appease thy wrauth, and end the strife
Of Mercy and Justice in thy face discern'd,
Regardless of the Bliss wherein hee sat
Second to thee, offerd himself to die
For mans offence. O unexampl'd love, [ 410 ]
Love no where to be found less then Divine!
Hail Son of God, Saviour of Men, thy Name
Shall be the copious matter of my Song
Henceforth, and never shall my Harp thy praise
Forget, nor from thy Fathers praise disjoine. [ 415 ]

Thus they in Heav'n, above the starry Sphear,
Thir happie hours in joy and hymning spent.
Mean while upon the firm opacous Globe
Of this round World, whose first convex divides
The luminous inferior Orbs, enclos'd [ 420 ]
From Chaos and th' inroad of Darkness old,
Satan alighted walks: a Globe farr off
It seem'd, now seems a boundless Continent
Dark, waste, and wild, under the frown of Night
Starless expos'd, and ever-threatning storms [ 425 ]
Of Chaos blustring round, inclement skie;
Save on that side which from the wall of Heav'n
Though distant farr some small reflection gaines
Of glimmering air less vext with tempest loud:
Here walk'd the Fiend at large in spacious field. [ 430 ]
As when a Vultur on Imaus bred,
Whose snowie ridge the roving Tartar bounds,
Dislodging from a Region scarce of prey
To gorge the flesh of Lambs or yeanling Kids
On Hills where Flocks are fed, flies toward the Springs [ 435 ]
Of Ganges or Hydaspes, Indian streams;
But in his way lights on the barren Plaines
Of Sericana, where Chineses drive
With Sails and Wind thir canie Waggons light:
So on this windie Sea of Land, the Fiend [ 440 ]
Walk'd up and down alone bent on his prey,
Alone, for other Creature in this place
Living or liveless to be found was none,
None yet, but store hereafter from the earth
Up hither like Aereal vapours flew [ 445 ]
Of all things transitorie and vain, when Sin
With vanity had filld the works of men:
Both all things vain, and all who in vain things
Built thir fond hopes of Glorie or lasting fame,
Or happiness in this or th' other life; [ 450 ]
All who have thir reward on Earth, the fruits
Of painful Superstition and blind Zeal,
Naught seeking but the praise of men, here find
Fit retribution, emptie as thir deeds;
All th' unaccomplisht works of Natures hand, [ 455 ]
Abortive, monstrous, or unkindly mixt,
Dissolvd on earth, fleet hither, and in vain,
Till final dissolution, wander here,
Not in the neighbouring Moon, as some have dreamd;
Those argent Fields more likely habitants, [ 460 ]
Translated Saints, or middle Spirits hold
Betwixt th' Angelical and Human kinde:
Hither of ill-joynd Sons and Daughters born
First from the ancient World those Giants came
With many a vain exploit, though then renownd: [ 465 ]
The builders next of Babel on the Plain
Of Sennaar, and still with vain designe
New Babels, had they wherewithall, would build:
Others came single; he who to be deem'd
A God, leap'd fondly into ;tna flames [ 470 ]
Empedocles, and hee who to enjoy
Plato's Elysium, leap'd into the Sea,
Cleombrotus, and many more too long,
Embryo's and Idiots, Eremits and Friers
White, Black and Grey, with all thir trumperie. [ 475 ]
Here Pilgrims roam, that stray'd so farr to seek
In Golgotha him dead, who lives in Heav'n;
And they who to be sure of Paradise
Dying put on the weeds of Dominic,
Or in Franciscan think to pass disguis'd; [ 480 ]
They pass the Planets seven, and pass the fixt,
And that Crystalline Sphear whose ballance weighs
The Trepidation talkt, and that first mov'd;
And now Saint Peter at Heav'ns Wicket seems
To wait them with his Keys, and now at foot [ 485 ]
Of Heav'ns ascent they lift thir Feet, when loe
A violent cross wind from either Coast
Blows them transverse ten thousand Leagues awry
Into the devious Air; then might ye see
Cowles, Hoods and Habits with thir wearers tost [ 490 ]
And flutterd into Raggs, then Reliques, Beads,
Indulgences, Dispenses, Pardons, Bulls,
The sport of Winds: all these upwhirld aloft
Fly o're the backside of the World farr off
Into a Limbo large and broad, since calld [ 495 ]
The Paradise of Fools, to few unknown
Long after, now unpeopl'd, and untrod;
All this dark Globe the Fiend found as he pass'd,
And long he wanderd, till at last a gleame
Of dawning light turnd thither-ward in haste [ 500 ]
His travell'd steps; farr distant he descries
Ascending by degrees magnificent
Up to the wall of Heaven a Structure high,
At top whereof, but farr more rich appeer'd
The work as of a Kingly Palace Gate [ 505 ]
With Frontispice of Diamond and Gold
Imbellisht, thick with sparkling orient Gemmes
The Portal shon, inimitable on Earth
By Model, or by shading Pencil drawn.
The Stairs were such as whereon Jacob saw [ 510 ]
Angels ascending and descending, bands
Of Guardians bright, when he from Esau fled
To Padan-Aram in the field of Luz,
Dreaming by night under the open Skie,
And waking cri'd, This is the Gate of Heav'n [ 515 ]
Each Stair mysteriously was meant, nor stood
There alwayes, but drawn up to Heav'n somtimes
Viewless, and underneath a bright Sea flow'd
Of Jasper, or of liquid Pearle, whereon
Who after came from Earth, sayling arriv'd, [ 520 ]
Wafted by Angels, or flew o're the Lake
Rapt in a Chariot drawn by fiery Steeds.
The Stairs were then let down, whether to dare
The Fiend by easie ascent, or aggravate
His sad exclusion from the dores of Bliss. [ 525 ]
Direct against which opn'd from beneath,
Just o're the blissful seat of Paradise,
A passage down to th' Earth, a passage wide,
Wider by farr then that of after-times
Over Mount Sion, and, though that were large, [ 530 ]
Over the Promis'd Land to God so dear,
By which, to visit oft those happy Tribes,
On high behests his Angels to and fro
Pass'd frequent, and his eye with choice regard
From Paneas the fount of Jordans flood [ 535 ]
To Beersaba, where the Holy Land
Borders on ;gypt and th' Arabian shoare;
So wide the op'ning seemd, where bounds were set
To darkness, such as bound the Ocean wave.
Satan from hence now on the lower stair [ 540 ]
That scal'd by steps of Gold to Heav'n Gate
Looks down with wonder at the sudden view
Of all this World at once. As when a Scout
Through dark and desart wayes with peril gone
All night; at last by break of chearful dawne [ 545 ]
Obtains the brow of some high-climbing Hill,
Which to his eye discovers unaware
The goodly prospect of some forein land
First-seen, or some renown'd Metropolis
With glistering Spires and Pinnacles adorn'd, [ 550 ]
Which now the Rising Sun guilds with his beams.
Such wonder seis'd, though after Heaven seen,
The Spirit maligne, but much more envy seis'd
At sight of all this World beheld so faire.
Round he surveys, and well might, where he stood [ 555 ]
So high above the circling Canopie
Of Nights extended shade; from Eastern Point
Of Libra to the fleecie Starr that bears
Andromeda farr off Atlantic Seas
Beyond th' Horizon; then from Pole to Pole [ 560 ]
He views in bredth, and without longer pause
Down right into the Worlds first Region throws
His flight precipitant, and windes with ease
Through the pure marble Air his oblique way
Amongst innumerable Starrs, that shon [ 565 ]
Stars distant, but nigh hand seemd other Worlds,
Or other Worlds they seemd, or happy Iles,
Like those Hesperian Gardens fam'd of old,
Fortunate Fields, and Groves and flourie Vales,
Thrice happy Iles, but who dwelt happy there [ 570 ]
He stayd not to enquire: above them all
The golden Sun in splendor likest Heaven
Allur'd his eye: Thither his course he bends
Through the calm Firmament; but up or downe
By center, or eccentric, hard to tell, [ 575 ]
Or Longitude, where the great Luminarie
Alooff the vulgar Constellations thick,
That from his Lordly eye keep distance due,
Dispenses Light from farr; they as they move
Thir Starry dance in numbers that compute [ 580 ]
Days, months, & years, towards his all-chearing Lamp
Turn swift thir various motions, or are turnd
By his Magnetic beam, that gently warms
The Univers, and to each inward part
With gentle penetration, though unseen, [ 585 ]
Shoots invisible vertue even to the deep:
So wondrously was set his Station bright.
There lands the Fiend, a spot like which perhaps
Astronomer in the Sun's lucent Orbe
Through his glaz'd Optic Tube yet never saw. [ 590 ]
The place he found beyond expression bright,
Compar'd with aught on Earth, Medal or Stone;
Not all parts like, but all alike informd
With radiant light, as glowing Iron with fire;
If mettal, part seemd Gold, part Silver cleer; [ 595 ]
If stone, Carbuncle most or Chrysolite,
Rubie or Topaz, to the Twelve that shon
In Aarons Brest-plate, and a stone besides
Imagind rather oft then elsewhere seen,
That stone, or like to that which here below [ 600 ]
Philosophers in vain so long have sought,
In vain, though by thir powerful Art they binde
Volatil Hermes, and call up unbound
In various shapes old Proteus from the Sea,
Draind through a Limbec to his Native forme. [ 605 ]
What wonder then if fields and region here
Breathe forth Elixir pure, and Rivers run
Potable Gold, when with one vertuous touch
Th' Arch-chimic Sun so farr from us remote
Produces with Terrestrial Humor mixt [ 610 ]
Here in the dark so many precious things
Of colour glorious and effect so rare?
Here matter new to gaze the Devil met
Undazl'd, farr and wide his eye commands,
For sight no obstacle found here, nor shade, [ 615 ]
But all Sun-shine, as when his Beams at Noon
Culminate from th' ;quator, as they now
Shot upward still direct, whence no way round
Shadow from body opaque can fall, and the Aire,
No where so cleer, sharp'nd his visual ray [ 620 ]
To objects distant farr, whereby he soon
Saw within kenn a glorious Angel stand,
The same whom John saw also in the Sun:
His back was turnd, but not his brightness hid;
Of beaming sunnie Raies, a golden tiar [ 625 ]
Circl'd his Head, nor less his Locks behind
Illustrious on his Shoulders fledge with wings
Lay waving round; on som great charge imploy'd
He seemd, or fixt in cogitation deep.
Glad was the Spirit impure as now in hope [ 630 ]
To find who might direct his wandring flight
To Paradise the happie seat of Man,
His journies end and our beginning woe.
But first he casts to change his proper shape,
Which else might work him danger or delay: [ 635 ]
And now a stripling Cherube he appeers,
Not of the prime, yet such as in his face
Youth smil'd Celestial, and to every Limb
Sutable grace diffus'd, so well he feign'd;
Under a Coronet his flowing haire [ 640 ]
In curles on either cheek plaid, wings he wore
Of many a colourd plume sprinkl'd with Gold,
His habit fit for speed succinct, and held
Before his decent steps a Silver wand.
He drew not nigh unheard, the Angel bright, [ 645 ]
Ere he drew nigh, his radiant visage turnd,
Admonisht by his ear, and strait was known
Th' Arch-Angel Uriel, one of the seav'n
Who in God's presence, neerest to his Throne
Stand ready at command, and are his Eyes [ 650 ]
That run through all the Heav'ns, or down to th' Earth
Bear his swift errands over moist and dry,
O're Sea and Land; him Satan thus accostes;

Uriel, for thou of those seav'n Spirits that stand
In sight of God's high Throne, gloriously bright, [ 655 ]
The first art wont his great authentic will
Interpreter through highest Heav'n to bring,
Where all his Sons thy Embassie attend;
And here art likeliest by supream decree
Like honor to obtain, and as his Eye [ 660 ]
To visit oft this new Creation round;
Unspeakable desire to see, and know
All these his wondrous works, but chiefly Man,
His chief delight and favour, him for whom
All these his works so wondrous he ordaind, [ 665 ]
Hath brought me from the Quires of Cherubim
Alone thus wandring. Brightest Seraph tell
In which of all these shining Orbes hath Man
His fixed seat, or fixed seat hath none,
But all these shining Orbes his choice to dwell; [ 670 ]
That I may find him, and with secret gaze,
Or open admiration him behold
On whom the great Creator hath bestowd
Worlds, and on whom hath all these graces powrd;
That both in him and all things, as is meet, [ 675 ]
The Universal Maker we may praise;
Who justly hath driv'n out his Rebell Foes
To deepest Hell, and to repair that loss
Created this new happie Race of Men
To serve him better: wise are all his wayes. [ 680 ]

So spake the false dissembler unperceivd;
For neither Man nor Angel can discern
Hypocrisie, the onely evil that walks
Invisible, except to God alone,
By his permissive will, through Heav'n and Earth: [ 685 ]
And oft though wisdom wake, suspicion sleeps
At wisdoms Gate, and to simplicitie
Resigns her charge, while goodness thinks no ill
Where no ill seems: Which now for once beguil'd
Uriel, though Regent of the Sun, and held [ 690 ]
The sharpest sighted Spirit of all in Heav'n;
Who to the fraudulent Impostor foule
In his uprightness answer thus returnd.
Faire Angel, thy desire which tends to know
The works of God, thereby to glorifie [ 695 ]
The great Work-Maister, leads to no excess
That reaches blame, but rather merits praise
The more it seems excess, that led thee hither
From thy Empyreal Mansion thus alone,
To witness with thine eyes what some perhaps [ 700 ]
Contented with report hear onely in heav'n:
For wonderful indeed are all his works,
Pleasant to know, and worthiest to be all
Had in remembrance alwayes with delight;
But what created mind can comprehend [ 705 ]
Thir number, or the wisdom infinite
That brought them forth, but hid thir causes deep.
I saw when at his Word the formless Mass,
This worlds material mould, came to a heap:
Confusion heard his voice, and wilde uproar [ 710 ]
Stood rul'd, stood vast infinitude confin'd;
Till at his second bidding darkness fled,
Light shon, and order from disorder sprung:
Swift to thir several Quarters hasted then
The cumbrous Elements, Earth, Flood, Aire, Fire, [ 715 ]
And this Ethereal quintessence of Heav'n
Flew upward, spirited with various forms,
That rowld orbicular, and turnd to Starrs
Numberless, as thou seest, and how they move;
Each had his place appointed, each his course, [ 720 ]
The rest in circuit walles this Universe.
Look downward on that Globe whose hither side
With light from hence, though but reflected, shines;
That place is Earth the seat of Man, that light
His day, which else as th' other Hemisphere [ 725 ]
Night would invade, but there the neighbouring Moon
(So call that opposite fair Starr) her aide
Timely interposes, and her monthly round
Still ending, still renewing through mid Heav'n,
With borrowd light her countenance triform [ 730 ]
Hence fills and empties to enlighten th' Earth,
And in her pale dominion checks the night.
That spot to which I point is Paradise,
Adams abode, those loftie shades his Bowre.
Thy way thou canst not miss, me mine requires. [ 735 ]

Thus said, he turnd, and Satan bowing low,
As to superior Spirits is wont in Heaven,
Where honour due and reverence none neglects,
Took leave, and toward the coast of Earth beneath,
Down from th' Ecliptic, sped with hop'd success, [ 740 ]
Throws his steep flight in many an Aerie wheele,
Nor staid, till on Niphates top he lights.



The End of the Third Book