Баба-дура

              В доме Саниных уже который год молитва чередовалась с бранью. Ольга то и дело срывала накопившуюся злость на волчатах, так в сердцах она называла своих малолетних детей. А чаще всего ругала мужа, который устроился дальнобойщиком, укатил от ежедневных забот в дальние края, только его и видели.

              После длительных мытарств с поиском работы, Ольгу взяли оператором в городскую котельную. Добираться до места работы было сложно, но такие мелочи её не пугали. Детский сад в посёлке стоял с заколоченными окнами уже много лет и приходилось таскать детей с собой на смену. Ребятишки подросли, оплачивать проезд в один конец ещё куда ни шло, а туда и обратно получалось накладно. Стала оставлять их дома. Для самоуспокоения просила соседа приглядывать. Какой тут пригляд, известное дело, если к вечеру дед Илья редко оставался трезвым. Сашка не слушал Светку. Девочка была всего на год старше, и мальчик ни за что не хотел подчиняться. «Не держись за юбку, будь мужиком», - наставлял Сашку пьяный дед. И брат изводил сестру хулиганскими выходками. Раз стащил у соседа пачку Беломора. Залез на крышу бани и обкурившись папирос чуть не погиб. От брошенного окурка загорелась ветошь и старые веники. Повезло, что в те дни у деда Ильи гостил сын с друзьями. Мужики вовремя вернулись с рыбалки, увидели дым, вытащили угоревшего мальчишку и быстро загасили пламя. А недавно, пока дед спал, Сашка хлебнул из его стакана вина. Хмельной упал с крыльца и вывернул руку. Светка не могла уследить за братом, он шкодил и прятался от неё. Она бегала по округе с хворостиной и грозилась убить, если найдёт.

              Сегодня Ольга вернулась с работы уже на взводе. Когда вышла из маршрутки и выжидала момент, чтобы перейти оживлённую трассу, ей показалось, что мимо проехал Степан. Водитель КАМАЗа смотрел в другую сторону, но широкий затылок с рыжеватой макушкой показался ей до боли знакомым. Всю дорогу до дома думала о блудном муже и была почти уверена, что это был Санин. Едва перешагнув порог, начала ругать дочь за грязную посуду и беспорядок. Сашка маячил за спиной матери, и оттуда корчил рожицы, дразня сестру. Девочка не выдержала и началась драка. Ольга растащила детей и рассовав по разным углам, пошла готовить ужин. Светка принялась плакать:

               - А что я сделаю, он убегает и не слушается меня. Это Сашка ел и не убрал со стола, пока я поливала грядки. Виноват твой любимый сыночек, а мне попадает ни за что.

               - Мама, она врёт. Сегодня её очередь поливать, а она меня хотела заставить. Сама на речке пропадала весь день.

              Ольга устало слушала бесконечные препирания детей, а сама думала о Санине. Где носит человека, ладно она ему не нужна стала, а неужели не болит душа о собственных детях. Есть ли она - душа-то? Тётка всё талдычит, кайся, молись о спасении души. Когда тут молиться, не знаешь как концы с концами свести. Позвала детей к столу. Только отвернулась, Сашка тут же схватил сосиску с тарелки сестры, перепалка вспыхнула с новой силой.

               - Мам, чего он! Всем же поровну.

               - Хватит. Это что за дети у меня. Мир вас никак не берёт, всё грызётесь, словно волчата, - бросила в сердцах женщина и начала раздавать подзатыльники налево и направо, досталось и Светке, - А ты не зевай. Сама виновата.

              Мать и раньше часто кричала, грозила сдать в детский дом. И до рукоприкладства нередко дело доходило. Но сегодня дети быстро присмирели, почувствовав, что оплеухи тяжелее, чем обычно.

              Перед сном Ольга поставила всех на колени и уставившись в новенькие бумажные образа стеклянным взором, принялась громко читать молитву. Набожная тётка советовала племяннице просить Бога наставить на путь истинный раба божия Степана. Как ни старалась Ольга, сосредоточиться на молитве не получалось, в каждом лике ей чудился портрет блудного мужа. Сашка постоянно хихикал и тыкал сестру в бок. Называя Богородицу, Благородицей. Слова молитвы то и дело вылетали у женщины из головы. Устав стоять на коленях, она поднялась. Оборвав на полуслове разговор с богом. Завтра выходной, можно отоспаться, потом окучить картошку и перестирать бельё.
 
               Дети обрадовались, что всё быстро закончилось и проворно подскочили следом. Мать достала из кармана две конфеты, Сашка, как всегда, успел схватить конфету первым. Ольга взъерошила сыну выгоревшие на солнце вихры и подумала: «Зарос совсем. В получку надо сводить в парикмахерскую. Светке тоже лучше сделать стрижку. В школу скоро, а кто косички заплетать будет». Дети засунули конфеты целиком и довольные с набитыми ртами, прижались к матери. В доме стало непривычно тихо. Эта тишина пугала женщину завесой тайны и ожиданием чего-то неведомого.  Она перевела взгляд на бумажные иконки и ухватилась за спасительную мысль: не одна на белом свете, уже хорошо. Слегка толкнула детей в спины и скомандовала:

               - Быстро в баню, мойте ноги и спать.

               Невольно задержала взгляд на широком затылке сына с характерным рыжеватым завитком на макушке и горько усмехнулась. Сашка рванул с места, чтобы обязательно выскочить на крыльцо первым. Светка замешкалась и обречённо махнула рукой:

               - Ну и беги, мне-то что.

               Мать слышала ожесточённую возню в бане. Покачала головой: «Минуту назад обнимались и опять грызутся». Вдоволь наплескавшись, две мокрые курицы прошмыгнули мимо неё. Так и легли в кровать с мокрыми волосами. Но Ольге было не до этого: «Сколько, интересно, возьмут в парикмахерской за двоих? Дорого наверно». Закончила убирать со стола и мыть посуду, когда дети уже спали.
 
               На работе любили обсуждать историю про неизвестно куда запропастившегося Санина. Советовали плюнуть на подлеца и найти себе нормального мужа. Ольга даже не пыталась примерить на себя роль обольстительницы, знала, что ничего не получится. К тому же смотрела вокруг и не понимала, где они - нормальные. Один пьёт, другого лень обуяла, с дивана краном не стащить. И продолжала тянуть лямку одинокой матери. Не матери одиночки, а именно одинокой матери. Дети безотцовщиной растут при живом отце.
            
              Санин и не заметил, как промелькнули пять лет. Дни катились легко и беззаботно. Сменщиком у него был Вова Мельников по кличке Помело. По мнению Степана, Мельников был крутой водила, всегда находил левый груз. Ловкий, скрытный и хитрый. Другие сразу попадались, а Вова всегда умудрялся отвертеться. Среди коллег слыл человеком со скверным характером, а Степан сумел притереться к напарнику. За его спиной чувствовал себя таким же умелым и оборотистым. Восхищался Вовиной хваткой и тем, что даже унизительная кличка не волновала напарника: «А мне плевать. Помело, так Помело. Начальство тоже всерьёз не воспринимает, а я прикинусь простаком и свои дела проворачиваю. Так что Стёпа со мной не пропадёшь. Дядя Вова своё дело нехило знает».
 
              Санин и не думал спорить. Делал всё как говорил друг:

              - Стёпа, ты переводы домой отправляй. Небольшими суммами. И квитанции обязательно храни. Жена будет думать, что помнишь про семью и скоро сам вернёшься. У них надежда и у тебя совесть чиста. Ты же официально не разведён?

              - Нет.

              - Вот и крути динамо до упора. А так жена может кипиш поднять и в розыск. Обдерут как липку. Тебе это надо. Пользуйся свободой. Гуляй, пока молодой.

              Санин так и делал. А ещё, по примеру сменщика, обзавёлся дюжиной подруг в разных концах страны, все заработанные деньги тратил на себя любимого. Родной посёлок лежал чуть в стороне от федеральной трассы и, если случалось проезжать мимо знакомого перекрёстка, Стёпка нервно давил на педаль газа.

              Вот и сегодня заторопился переключить скорость, и опасливо скосил глаза в зеркало заднего вида, с шумом выдохнул воздух и потянулся за сигаретой. Блок американских сигарет в бардачке и упаковка чешского пива в холодильнике, всё что требовалось ему для ощущения счастья. Скоро Вова его подменит, тогда хлебнёт пива и растянется на лежанке. Завтра к Соньке в гости завернут. А там баня, шашлыки и мягкая кровать. Погудят вечерок и дальше. Не жизнь – малина. За его спиной раздался храп напарника. И это окончательно успокоило Степана.

              Вова хрюкнул и высунул лохматую голову из-за занавески, отделяющей лежанку от водительского места. Узнал знакомые места и принялся пытать молодого друга с едва заметной подковыркой в голосе:

              - Что на родину потянуло?

              - Чего я там забыл.

              - Это правильно. Бабу найти плёвое дело. Про детей не думай совсем. Мои только и ждут денег. Думаешь я им нужен? Как бы не так. Выросли живоглоты. Стакан воды не подадут, будут ждать, когда я сдохну, чтобы квартиру продать. А бабу как ни поверни, со всех сторон баба-дура. Я раньше летел домой, старался подгадать среди ночи. Думал, застукаю с любовником. Дрыхнет дура без задних ног. Проснётся закудахчет вокруг меня. Пылинки сдувает, ждёт, когда деньги отдам. А я тяну время. Пусть унижается, стерва.

              - Зачем вы так, может она вас любит?

              Подал голос попутчик. Вова про него и забыл. На последней стоянке напросился в дорогу типчик в красной бейсболке и хилым рюкзачком на тощих плечах. За раздобревшей фигурой Степана субтильный юноша совсем потерялся. Вова мельком взглянул в его сторону:

              - Кто!? Машка!? Она отродясь на такое не способна. Силой взял сразу после армии. Первая красавица. Со школы за ней увивался. А она морду воротила. Дурак ты, хоть и аспирант. Все они стервы одинаковые. Давить их надо. А ты чего на попутках. Из этих что ли?

              - Из каких, этих? - не сразу догадался аспирант.

              - Из заднеприводных, - заржал Вова.

              Пассажир густо покраснел:

              - С чего вы взяли! Я люблю путешествовать автостопом. Такой вид туризма. На западе это очень популярно.

              - Знаем мы, что там популярно.

              - Остановитесь. Я выйду.

              - Да, ладно. Не пыли. Шуток не понимаешь. Знак видишь.

              Аспирант отвернулся и замолчал. Степан усмехнулся. Ему нравилась Вовина бесцеремонность и умение подковырнуть собеседника. Он окончательно успокоился и с радостью крутил баранку. Санин любил свою работу, кабина КАМАЗа стала роднее старенького родительского дома. Возвращаться даже не думал.

              Несколько минут ехали молча. Увидев кафешку, Мельников потянулся всем телом, и, похрустев пальцами, скомандовал:

              - Остановись, похавать надо.

              - Может на следующей?

              - Что знакомых боишься встретить? Тогда сиди, я тебе в кабину принесу.

              Санин зарулил на стоянку для большегрузов и воткнул тупой нос КАМАЗа в тени тополей. Попутчик, не глядя на водителей буркнул слова прощания и вывалился из кабины первым. Вова не мог не прокомментировать:

              - Вот ещё тля, а туда же. Строит из себя человека.

              Затем спустился с лежанки и, подмигнув Степану, выкатился следом за аспирантом. Густо запахло пылью, отработанной соляркой и дымом от тандыра.
 
              Высоко в небе теснились облака. В лучах предзакатного солнца они приобрели оттенок жёлтого цвета и стали похожи на сухобузимскую картошку, такие же гладкие и пузатенькие.