VLS

Другу твердил он: "да ерунда, вся эта книга - позор и миф!". Были они - не разлей вода. Были они – как и все – людьми. Двери – напротив, один подъезд, детство, как яблоко – на двоих. Верил один из них лишь в прогресс. Ну а второй был немножко дик. Первый настаивал: «что за срам, вырастешь антинаучным лбом!». А у того был из досок храм, и приходил туда местный бомж –  сам не в себе, только чист и добр, с посохом, в шапке из птичьих гнезд, вечно бубнил «мой прекрасный дом Днепр на сизых плечах унес».

Школьные годы лились, как сталь, будто Сварог их носил в горсти. Первый ученым стремился стать, ну а второй в рюкзаке носил книжку одну, где лишь бред и мор. Что взять с бродячего воронья? Первый медали носил домой, страсть у второго хотел унять: «Что ты за редкостный разгильдяй, носишь лишь двойки и синяки?» Тот лишь молчал, уходил в себя. Знать, приучился быть «не таким». Дома – лишь ругань, и месяц май грозы Симаргла с небес прогнал. Где-то в их дымке клубилась тьма и зарождалась ростками Навь.

Крепла в их дружбе вражда и грусть, детские годы Кощей скосил. Тот – поступил в самый классный ВУЗ. Этот – в пивнушке ночной кассир, книгу читает свою опять, больше не слушая никого. Бомж – то охапку несёт опят, то тихо шепчет свой наговор: «Время – не конь, не воротишь вспять» - охал, бросая в ручей блесну. – «Братья и сёстры давно уж спят. Скоро и я навсегда усну». Город не терпит бездомных псов, топит их в глине помойных ям. В лужах его, презирая сон, плёнкой мазута дрожала Явь.

Первый стал ярым борцом с врагом, был им любой лженаучный бред. Он утверждал, что среди веков спутников, роботов и ракет нет места старым и темным дням, места для сказок, жрецов, богов. Ну а второй грелся у огня в той халабуде, где был покой. В книге его был лишь свет славян, будто бы Велес писал её. Бомж говорил «то не я, но глянь, сколько здесь мудрости автор льёт, сколько здесь Прави, взгляни, взгляни». После, взгрустнув, уходил в туман. Первый скандировал: «Это миф – вы посмотрите на тех славян!»

...Алатырем распластался взрыв, взвыли, как Сирин, сирены в ряд. Нет, не учебная, и навзрыд плакало небо – явился враг, только не миф это, человек, что по ту сторону баррикад. Это век спутников и ракет, эти ракеты наслали ад прямо на дом тот, но вот же бред – круга из досок не взял огонь. Вышли живыми пацан и дед, книгу пацан всё сжимал рукой. И провожали в густой жаре мухи да крысы – не волчий вой. Бога приветствовал первый жрец, Правью искрились глаза его.