Раздумья о Руси бесприютной - голос быдла

      
     Еще закон не отвердел,
     Страна шумит, как непогода,
     Хлестнула дерзко за предел
     Нас отравившая свобода.
     **************************
     Немолчный топот, громкий стон,
     Визжат  тачанки  и телеги.
     Ужель  я сплю и вижу сон,
     Что с копьями со всех сторон
     Нас окружают печенеги?

            С. А. Есенин, 1924 год
            «Гуляй - поле»


          1
Ты опять прихворнула, Россия…
Помутились твои небеса
И такою же блеклою синью
У прохожих томятся глаза.

Беспросветностью крайней нужды,
Словно бельмами, скрадены взоры:
Нету в них ни мольбы, ни вражды,
Нет в них даже немого укора.

Мертвецами толпятся дома,
Будто их воронье расклевало.
Из глазниц смотрит стылая тьма
Сквозь крапивные острые жала.

Мы почти не рожаем детей,
Отдаем на растленье подростков
И могилами лучших друзей
Раздвигаем границы погостов.

Голод, взрывы, пожары, Чечня
Облепили тебя, как  гиены,
И синодник рабов убиенных
Расширяется день ото дня.

Мы заводы пустили на лом,
Развиваемся ходом обратным.
Чем мы кормимся, чем мы живем
Уж давно никому не понятно.

Что стряслось, горделивая Русь?
Почему ты слепой побирухой
Стонешь стоном под новой разрухой,
Клянчишь жалобно нищенский кус?

Неужели величье твое
Сохранилось лишь в вывеске ржавой,
Если походя всякий плюет
Прямо в душу великой державы?


         2
Ты припомни, родимая Русь,
Сколько бедствий и зол ты видала!
Сколько раз нас с тобой накрывала
Безвременьем поганая гнусь!
Разве половцы нас в свой полон
По ковыльным степям не водили?
Разве мы триста лет не ходили
В Золотую Орду на поклон?

Под шумок иль разбойничий свист
Не в твоих ли прекрасных столицах
Норовили навек воцариться
То поляк, то француз, то фашист?

Под сановным двуглавым орлом
Иль под красной звездой пятипалой
За родимый порушенный дом
Монолитом ты насмерть стояла.

Собираться в единый кулак
И стоять за себя ты умела,
Но охотней без споров и драк
Расширяла родные пределы.

Исподволь, словно низанку бус,
Князи земли копили по крохам:
Выселенку – в Великую Русь
Превратили в веках понемногу.


          3
Византийским двуглавым орлом
Ты простерлась от скифских курганов
И народы меж трех океанов
Собрала, как птенцов, под крылом.

Многим жизнь тяжеленько далась
Под таким оперением колким,
Но давно бы уж не было нас,
Окажись тот орел перепелкой.

Пестрота и несходство культур,
Разноцветье одежд и поступков,
Разнородность носов и фигур
Были ссыпаны в общую ступку.

В нас давно воедино слилось
Хладнокровие мирного финна
С бесшабашным славянским «авось»,
С добротой и терпеньем мордвина.

Хитроватый татарский прищур,
Удаль русича в битве и пляске –
В меру все, ничего чересчур
В этой славной российской закваске.

Про загадку российской души
До сих пор ходят сказки и сплетни.
Мы и сами свои виражи
Порывались измерить, но тщетно.

Не о нас ли сказал Геродот
В пятом веке до нынешней эры:
«скифы – странный и дикий народ!
Скифа-пахаря (что за манеры!)
Может запросто скиф-скотовод
Отловить и продать на галеры».


Жизнь с оценкой такой разошлась.
Подходящими были манеры,
Если шли под державную власть
Доброй  волей народы и веры
И в тяжелый погибельный час
Дух единства гвоздил изуверов.


          4
Нашей памяти  звонкая нить
Бережет горделиво победы…
Ты умела врага вразумить
И не в том твои главные беды.

От своих САМОЕДСКИХ невзгод
Ты всегда тяжким стоном стонала.
Для твоих скудоумных господ
Развлечений с лихвою хватало.

То разброд, то усобный поход,
То Бирон, то монарх-сумасброд,
То Лжедмитрия жаждущий сброд,
То Демидовых жадные жвала
Без разбора вгрызались в народ.

Те князья, что возникли из тьмы
И у нас свой язык потеряли,
Нас до смерти бивали плетьми,
В стены заживо нас муровали.

Попирали бездумно и зло
Век за веком свои же законы.
Проверяя тебя на излом,
Щедро сеяли зубы дракона.

Чахли мы на твоих рудниках
От сульфидной и кварцевой пыли.
По болотам на наших костях
Господа города возводили.

Жалким быдлом, затоптанным в прах,
Поношенья мы молча сносили,
Только песни тягучие выли,
Догорая дотла в кабаках.

Яд драконий копился в сердцах…
Мы нередко, поднявшись из пыли,
Справедливость искали в бунтах,
Но на плахе ее находили.


         5

Ах, Россия!
Твой горестный стон
Мы сполна разделили с тобою:
И кандальный безудальный звон,
И победы твои с бабьим воем.

Твое тело и дух – это мы –
Твоя соль, твои серые дрожжи.
Мы везде:
От дворца до тюрьмы,
От звезды до пылинки дорожной.

Мы твоя неразрывная ткань
И в рожденье, и в жизни, и в смерти –
Твоя гордая слава и пьянь,
Твои гении, пахари, смерды.

Наши души просты, как трава
Или солнечный блик на ладони.
Ни в бою, ни в беде, ни в поклоне
Сути русской своей не уроним
Может, ты только этим жива?

         6
Помнишь, как начиналась беда
В то морозное зимнее утро?
Приказал расстрелять нас тогда
Твой правитель «всесильный и мудрый».

Не учел он, что царь и сатрап,
И купец, и заводчик, и раб,
Богохульник, пропойца, святоша,
Генерал, и солдат, и вельможа –
Многоликая Русь.

Так в кого же
Посылал роковой первый залп
Твой последний помазанник божий?

Этим залпом, как острым ножом,
Расколол он сухие скрижали.
Рикошет через годы нашел
Твоего палача на Урале.

Завершился печальный триптих,
Век спустя церемонией пышной,
Не промашка ль у пастырей вышла?
Отзвук залпа того не утих…
Может, ждет изумленный всевышний,
Чтоб причислили к лику святых
Заодно и Распутина Гришку?

          7
Ах, Россия!
Твой горестный стон
Ввысь метнулся неистовым ором.
Миллионноголовый дракон
Обернулся кровавым террором

Неподвластная внешним врагам
При безумном драконьем нагреве
Ты в чудовищном яростном гневе
Разрубила себя пополам.

Устелили тебя мы костьми,
Разметали свое поголовье.
Те, кто были твоими детьми,
Все расчеты вели только кровью…
Нам казалось,
Во имя любви…

Что же мы называли любовью
И куда мы, безумствуя, шли?


          8
Те из нас, что ходили в князьях
И когда-то плетьми нас бивали,
Оказались с сумой на плечах –
Кто во Франции, кто в Парагвае.

В ностальгии гнездовий чужих
Кто-то ждал возвращенья, как чуда,
Но убийцу, кликушу, иуду
Жег свербеж устремлений иных.

Как мечтали они взликовать
Над твоей «неизбежной» кончиной,
Чуть поздней шли тебя добивать,
Не гнушаясь фашистской личиной.

Ну, а быдло – с твоим же лицом
Вопреки чужеземному бреду,
Окруженное вражьим кольцом,
Для тебя отковало победу.

Гнев истек, как прорвавшийся флюс,
Перегретый бессмысленной битвой…
Вековечно молчавшее быдло
Стало строить Советский Союз.

Те, кого называли «народ»
И всегда обделяли в объедках,
К коммунизму, к победе, вперед
Зашагали, верша пятилетки.

Взяли в шоры без ложной хвальбы
Беспризорщину, голод, разруху.
На ликбезе любая стряпуха
Свято верила: «МЫ НЕ РАБЫ!»

          
      9

Монолитною, словно стена,
Ты НЕВЗГОДЫ, Россия, встречала,
Ну, а в прочие все времена
Ты из двух половин состояла.

Всякий раз, как сменялся подъём
Безвременьем и мелочной смутой,
Появлялись на теле твоём
Проходимцы, пройдохи и плуты.

Каждый плут, оседлав скакуна,
Мнил себя уж не князем, а богом:
Глубь твою, не изведав до дна,
Измерял тебя плёткой убогой.

Ты ведь помнишь?
Лупили сплеча
Нас казак и колхозный объездчик.
Украшали следы от бича
Стариковские, детские плечи.

Впрочем, этакий буйный наскок
Можно было считать даже благом.
Был закон: подобрал колосок –
Расквитайся годами ГУЛАГа.

Ты доверчиво шла созидать
Комсомольск, Днепрогэс и Магнитку,
Не смекнув, что драконова рать
Втихомолку нас тащит на пытку.

Притворившись в ночи воронком,
Очертя себя ложью от мира,
Увозил нас дракон далеко,
В твои самые узкие дыры.

Каждый тщился «ошибку» властей
Оправдать по привычным оценкам –
Вот и множились груды костей
По тайге, по горам, по застенкам.


         10

Наконец, умер главный дракон,
Тоже «мудрый» и тоже «всесильный»
Лишь тогда из подвалов,
Россия,
Ты услышала собственный стон.

Все решили, что нет воронья,
Что режим потеплел и подтаял…
Возвращались твои сыновья –
Кто из Мельбурна, кто из Китая.

Коммунизм как-то быстро ослаб
Без привычной кровавой подкормки.
Под ногами зачавкала хлябь…
Диссидентов ругали негромко.

Целовался слезливый генсек
С кем попало и часто некстати…
Из болота втихушку от всех
Выползали верховные тати.

Поднабравши излишек жирку
У своей беспредельной кормушки,
Подсекли тебя, Русь, на скаку
Воровской перестройкой-пирушкой.

Чтоб не выдать делишек своих,
Сколь же злобно они клекотали!
И в каких выраженьях лихих
Ярлыки всем подряд раздавали!

Оплевали культуру твою,
Над историей стали глумиться,
Не поняв, что брезгливо плюют
На свои же бесстыжие лица.

А теперь разве что-то не так,
Как у скифов времен Геродота?
Если пахарь, то Ванька-дурак,
Если «князь»,  то  «кормилец народа».

Правда с кривдой сегодня сошлась,
Как в былом крепостном изначалье:
Чем жадней и ничтожней начальник,
Тем охотней вотрет тебя в грязь.



       11

Ослабевшая духом земля!
Прихворнувшая наша Россия!
Ты притихла, в беде обессилев,
И опять начинаешь с нуля.

Сколько этих печальных нулей
Мы избыли в истории горькой!
От родных уходили корней,
Обживали чужие задворки.

Разве НОВАЯ версия зла
Нас терзает последние годы?
Нас все та же удавка свободы
Мертвой хваткой за горло взяла.

Мы с державой сегодня, как встарь,
На расшатанных хлипких качелях:
Оступись ненароком наш царь –
Все народы начнут с колыбели.

Возвращаемся к древним богам,
Просим дать нам тепла и заботы…
Только вряд ли согреют кого-то
Ламаизм, Христианство, Ислам,
Если он в одоленье невзгоды
Не захочет участвовать сам.


         12

Добрый день, моя Русь бесприютная,
Опаленная в зной и мороз,
Огородное поле лоскутное,
Край кривых по опушкам берез.

Не клевали тебя печенеги
Кровожадным хрипым вороньем.
В доморощенном наглом набеге
Ты раздета родимым ворьем.

Твоя цельная плоть стала множеством
Огородиков – микродержав.
Оттого-то тебе так не можется,
Оттого-то все клетки мозжат.

Утихает волна непогодины –
По задворьям поют петухи.
Отпусти, моя милая Родина,
Своим выжившим смердам грехи.
 
Выходи поскорей из недуга,
Сбрось с души горьких тягостей груз.
Сто веков тебе!
Бодрого духа!
Ясных глаз тебе, милая Русь.

                1998 – 2003 гг.
Рисунок автора