Отцу и сыну

I

Арсению Тарковскому

Ты умер утром в это воскресенье,
Был летний свет таким же, как всегда,
А под его ветвистой лёгкой сенью
Бежала прочь зеленая вода.

В траве шуршал запутавшийся ветер,
Тянулась к небу дерева рука,
Что может быть обычнее на свете,
Чем жизнь и смерть седого старика?

Едва заметный след от птичьей лапки,
На пыльном подоконнике чернел,
Последние стихи лежали в папке,
Ты их вчера окончить не успел.

Задумчивый, счастливый одиночка,
Которому дороже мира нет,
Неровно напечатанная строчка –
Любви негромкой близорукий след.

А ты застыл, пытаясь оглянуться,
Увидеть, как теряя с телом связь,
Твоя душа пьёт чёрный чай из блюдца,
На треть в сиянье синем растворяясь.
 

II

Андрею Тарковскому.

Ничего от глаза мир не скроет,
Ты в догадках не сойдёшь с ума,
Купленный тобою полароид
Видит всё: деревья и дома,
Задний двор длинною в сорок ярдов
И дворняги уличной оскал,
Камера хранит десятки кадров,
Тех, что ты пока ещё не снял.
В чёрной, гладкой, маленькой коробке
Всё ненаступившее сейчас,
Жизнь тесней автомобильной пробки,
Прижимает к незнакомым нас.
Поднеси к лицу свою новинку,
И нажми нечаянно на спуск...
Строчки позабытой половинку
Повторяет память наизусть.