Побег. Глава - 4. Арест

Под утро, тихий стук в калитку:
«Хозяева…  Кто в доме есть?
Пустите в хату на побывку.»
Стучится в дом нежданно весть.
Стоят измученные, два солдата:
Потёрты гимнастёрки, все в грязи;
Голодные, усталые ребята,
Пленённые в военные часы:
«Мы из Темвода, с лагеря сбежали.
Пусти хозяйка на ночлег.
Нам схоронится – от холода дрожали,
- Дай нам на время оберег.»
И подают картошку в рюкзаке,
Добытою в бесхозном огороде,
Руками копана, в сырой земле,
Во тьмах, осеней не погоде.
Противоречие, разлад душевный…
Как поступить?
Впустить или прогнать?
Конфликт в Татьяне не поддельный,
С двух зол – придётся выбирать.
Перемогая ужас за семью
Пускает в дом, солдат, Татьяна;
На верх, к чердачному старью.
Настил – со старого бурьяна.
Через два дня, солдаты поклонясь
Ушли. Идя в степные дали
К Советской армии стремясь
Исполнить долг. Победу, всенародно ткали.
Спустя пять лет – посылка, в ней письмо:
Медвежий жир, кедровые орехи,
Солёная икра, киты брюшко,
Дальневосточные, камчадски снеди.
Немного строк: «Поклон тебе
Спаситель мой. Твоей семье
Мои гостинцы в благодарность,
За героизм и солидарность.»

В лихи года, тревожа испытанием
Все чувства на изнанку – рвётся нить
Проверку человечности, проходят разрыванием,
Казаться. Или просто - жить да быть;
Где совесть – есть совместна весть
Добытый опыт, прошлых поколений,
А доблесть - опирается на честь,
А честь без мужества – лишь пыль забвений.

Отвлёкся я, на дальний срок,
Перескочив. Разрушив мысль писанья;
Прости читатель за мои желанья,
Не будь ко мне уж сильно строг.
Верну повествование своё
Назад, в былое русло,
Как не печально и не грустно
Возобновлю писать, своё витьё.

Три типа лагерей создали
Нацисты. В преступлениях своих,
Цинично, рьяно развивали
Конвейер смерти, для живых;
«Дулаг» - пункт пересыльный называли,
В близи дорог железных собирали,
Или в районе операций,
Для разрушения «враждебных» наций.
«Офлаг», «Шталаг» - другие лагеря:
Стационарные, добротные постройки;
Для человечества, последняя черта;
Паденье нравов, традиции раскройки.
На территории посёлка, что Темвод,
Где есть, судостроительный завод,
Создали лагерь военнопленных,
Центр округа – «Шталаг» для ценных
Работников. Для стройки кораблей,
И всевозможных «мелочей.»
Там, двадцать шесть, построили бараков,
Ремонтны мастерские, кухня, клуб,
На каждом входе, злющая собака
Больница – деревянный сруб;
Большое кладбище – общественный могильник,
Сторожевая башня, пулемёт, прожектора…
Десятки тысяч бесфамильных,
Колючка на заборе, в три ряда.
Возле забора, поле для футбола,
Где переклички каждый день, стрельба
Площадка казни, площадка приговора;
Барак тифозный. С другого края, возле рва.

По городу шпионы, полевая
Карательная служба – диверсант;
Предателей, доносы создавая;
Всех не согласных тайно выявляя,
Где провокаторы искали партизан;
Вынашивая страшный, мерзкий план,
Для рабства: женщин, девушек, мирян.
Облавы регулярно проводили,
Тотальным шпионажем жили;
Осведомители, везде для слежки:
Продумано, расчётливо, без спешки;
Музеи, банки и квартиры
- Громили. Публично казни проводили;
Добром, на горе наживались,
Российской кровью умывались,
Над стариками и детьми глумясь
Сгоняли в лагеря – нацистка мразь.

Один такой, гулял по переулку;
Митяем звали, направлялся в скупку,
Награбленное злато продавать
А далее: кутить, смердеть и предавать.
Давно с Григорием знаком он был
Вражду и злость злодей таил,
Мечтал Григорию с лихвою мстить
Со света, всю семью изжить.
Ох, мглистая была душонка,
На обыски, облавы в первой тройке,
По вечерам: гулянки и попойки;
Гнилая, мерзкая - людская распашонка.
Два рапорта отнёс в комендатуру
Об не достойном поведении, культуру;
Неблагонадёжности Григория семьи,
На отправление жены и чад на рудники;
Гестапо приходило, проверяла
Допросы проводила, обыски,
Опрос соседей… Евреев выявляла,
Всех жителей взяла, в железные тиски.
Два раза удавалось детям и Татьяне
С Григорием, уйти от грабежа.
Придумали рассказы об изъяне
На теле Гришином, смердящей ране;
Своею честью дорожа.
Фашист, брезгливый был к болезням,
Охотно верил мнимым сплетням,
Не подходя, в общении словесном
На расстоянии телесном,
Проверку для отчётности вели
От дома, во дворе, в доли.
И от ареста, избежа
Укрылись. Не далеко от хаты, в яме,
Для зимника, внутри со льдами,
Перед войной сооружа.
Подвал размером пять на шесть,
Два метра в верх, до потолка:
Паук, мокрица… Всех не счесть.
Плюс пять – погода ледника.
Под вечер, все ишли домой
Недели три, в потёмках жили,
Потом, Григорий лишь один долой…
На всякий случай, так решили.

Вот поздня осень наступила
Подул с лимана ветер ледяной,
Зима тихонько ворожила
Стучась легонько, за осеннею стеной;
С утра на лужах корка льда,
По ней бежала детвора,
Под звонким смехом вся крошилась,
Блаженство в небесах вершилось;
Все грязные, с счастливою улыбкой
Лариса с Любой Павлика вели,
Щебеча, словно ария со скрипкой
На лицах детских, с глиной липкой
Домой переодеться, радостно зашли.
Татьяна с Гришей копошились;
Заботы бренные, хозяйские дела.
Не даром говорили старожилы:
«Земля жива, коль есть вода,
А человек без чад – бескрылый,
А без семьи - лишь пустоцвет чела.»
Супруги строго пожурили
За детские проказы детвору;
Переодев в сухое, накормили
И отпустили к играм, ко двору.
Воскресный день, играл пейзажем
Опавшею листвою рисовал,
Ковёр цветистый расстилал;
День тёплый отсылал вояжем,
Плоды природы пожинал.
Как хороши прекрасны речи,
И образы чудесны создавать;
Сметём пылинки с плечи,
И далее пойдём повествовать.

Тем временем Митяй, коварный плут
Интриги плёл с свирепым жаром
Что мог в душевной злобе утонуть.
Договорившийся с мадьяром
Решил к соседу Грише заглянуть;
С очередной проверкой из гестапо,
По заявленью тайного лица,
От неизвестного купца,
Под личную диктовку, Митяя подлеца,
За не покорные слова – оплата.
И в этот чудный день воскресный,
Жандармы обложили весь квартал:
На поводах овчарки, скрежета метал,
Взмахнув рукою, офицер немецкий,
Приказ на обыски отдал.
Врывались во дворы солдаты:
Крик, вопль, собачий лай;
Проверка документов, бесформенные маты;
На жертвы смотрят автоматы,
И полицейский возглас: «Мы несём вам рай.»
По струнке все, стоят возле забора,
По дому рыщет оккупант;
Вокруг лощённая, шакалья свора
И офицер СС – карательный педант.
Брезгливо смотрит, безразличным взглядом,
Презренье плещет из холёного лица,
Через пенсне, надменным ядом
Всех отравляет, себя превознося;
Митяй возле эсэсовца гарцует,
На цырлах, пред ногайкой палача,
Донос на Гришу, полковнику рисует,
По самолюбию лупцуя
Возносит бич, нацистского меча.
Полковник головою чуть кивнул,
Рукой с небрежностью махнул,
И в тот же миг, Григорию скрутили руки…
Татьяна в плач, несвязанные звуки…
Ребята сжалися в комочки все дрожа,
Не в силах вымолвить слова.
В грузовики сажают неугодных,
Под крики полицаев злобных;
Колона двинулась в "шталаг",
На всех бортах, немецкий знак;
От рёв моторов - жуткий гул,
За ними следом караул.




Продолжение следует…