миры из хрупкого стекла

  Она бранилась сгоряча, слова терялись изначально,
Она светилась по ночам,  а утром блинчики пекла.
Он помнил небо на плечах, он был растерян и печален,
Он мастерил и изучал миры из чистого стекла.
  Так длился  год, иль пара лет :  всегда наглажены рубашки.
Блестит паркет, готов обед (для заполненья пустоты).
А он носил её портрет в души надорванном кармашке,
А он вшивал её секрет в свои осенние холсты.
  Всё без затей: и хлеб хрустел, и в миске ягода алела,
До основанья день потел, а в ночи не было игры.
Покуда он её хотел, пока она его жалела,
Возились мыши, кот пыхтел, росли непрочные миры.
  Но счастье ветрено, дружок, мы в этой вечности букашки.
Недобрый взгляд, пустой слушок  прицельно бьют: и в глаз, и в бровь.
Он взял коробку и мешок, сложил картины и рубашки,
И пригубил на посошок  её остывшую любовь.
  И вслед не бросилась Она, и не рвала и не металась,
Сменила синь полутона и нежной грустью истекла.
А в чём причина, чья вина, что света больше не осталось?
Что смыла времени волна осколки битого стекла.
  И что потом: потоп, разлом? На землю звёзды осыпались.
Он из бетона строил дом, Она зубрила сопромат.
И всё – путём…
Лишь дело в том – они ни разу не встречались.
Он жил в две тысячи шестом, Она – полсотни лет назад.