Вне времени

Да!
Я, кажется, стар.
И не очень заметен на фоне
молодых изнурёнышей, жгущих в июле поля,
обсуждая попутно какую-то дрянь в телефоне,
от которой быстрее кружится старушка-Земля

над чужой пустотой.
Мне стареть и во тьме приходилось,
и при ярких софитах, и в сумерках нервной души,
порождавшей в мучителях гнев как последнюю милость
для орущего песни в сакральной по сути тиши

неприятной прихожей чьего-то удобного мира
нежеланий.
Такая планида, увы, не нова
для проторивших страхами путь от сортира к сортиру,
изменяя нутро в не пустых поначалу словах

изначального текста.
Какая-то терпкая сладость
бередит послевкусие жизни вне райских границ,
очевидно, морозя остатки прожитого ада,
отраженного в тысяче тысяч увиденных лиц

тех, кто бредил огнём, а погиб от обычного дыма.
За иронией века последует мига сарказм
и рождённый прилюдно однажды исчезнет незримо,
обозначив себя, как внезапный, но нужный соблазн

в этой чёрной дыре возбуждающих душу явлений
бесполезных пророков и трижды ненужных мессий.
Присмотрись, я старее беззвучно отброшенной тени,
осторожно блуждающей нынче по весям Руси,

распечатанной Африки, Солнца и бледной Европы.
За историей в мифах приходится вновь находить
путь на снежный Олимп в миловидной личине Пелопа
и покинутой девушки, в жизнь подарившую нить.

Этот поиск виновных предвечен, а значит - прозрачен,
и никак не спасителен, если учесть результат,
убеждающий в том, что Всевышний, людьми озадачен,
не всегда понимает, а что ж это, собственно, ад

для живущих внизу, но стремящихся вверх отголосков
самых первых молитв о спасении.
В смыслах судьбы
даже небо седьмое настолько оправданно плоско,
а святые угодники странны, пусты и слабы,

что стремленье в их сонм умирает в личине идеи,
не давая отверстой душе захлестнуться дождем
из божественных хлябей.
Дождавшийся внуков посмеет
усомниться в намеке на то, что твой истинный дом -

это несколько пядей над злой синевой океана,
а не пышный дворец у цветущих садов Гесперид,
чьи златые плоды убивали настолько гуманно,
что смертям удивлялись и Зевс, и Арес, и Аид.

Вот поэтому возраст и стал безусловным мерилом
приближения к бездне, зовущей куда-то туда,
где для вдоха последнего важен мотив, а не силы,
даже  если в мотиве заложена мысль-ерунда.

И любой, кто испробовал жить не в константном поклоне,
обречён на ритмичную память в далёких веках.
Да!
Я, кажется, стар.
И не очень заметен на фоне
молодых прорицателей с чётками в мягких руках...