Михайлово чудо. Рассказ

Рисунок - Марина Груздева


Михайлово чудо (19 сентября) – важный день в календаре православия, праздник, посвящённый воспоминанию чуда архистратига Михаила – одного из высших ангелов, принимающих близкое участие в судьбе Церкви. В Писании архангел Михаил назван князем и вождём воинства Господня, главным борцом против дьявола и беззакония среди людей. В то же время эта дата связана с народными поверьями, «волшебством» и ожиданием «сверхъестественного»...





Хотите верьте, хотите нет, а эта история имеет место быть…
Говорят, на Михайлово чудо нельзя выезжать в лес – можно заблудиться. Знали о том наши герои или нет – сказать затрудняюсь, но если и не знали, то с момента их «злосчастного приключения» сию священную примету они теперь помнят, как непреложные «дважды два».
…Стоял тёплый сентябрьский день. Солнце светило не так ярко, как летом, но грело ещё по-августовски. К утру воздух наполнялся влагой, вбирая в себя лесные ароматы, а посему отдавал земляной сыростью и грибами вперемешку с хвоей и прелой травой.
Кто не любит это чудесное и ни с чем не сравнимое время года! Иван Кузьмич особенно ценит осенние дни с их завораживающим разноцветьем. А как он любит собирать грибы! Любите ли вы это делать так, как Иван Кузьмич? Затаив дыхание, едва переступая ногами по выцветшей траве, скрупулёзно рассматривать каждый пенёк, каждую ямку; приподнимая каждую веточку, прощупывать костлявыми пальцами сырую мульчу и радоваться подобно ребёнку вновь найденному «грибочку». И упаси бог «проглядеть» или небрежно задеть ногой медово-коричневую «семейку»! –  Иван Кузьмич будет долго корить себя за старческую неуклюжесть и ругать за упавшее в последние годы зрение.
Ещё весной Иван Кузьмич почувствовал недомогание. Переохладился на очередной пахоте, да и слёг к вечеру с температурой и непрекращающимся кашлем. И хотя это был человек старой закалки, чьё босоногое детство «прошлёпало» по апрельским лужам, а повседневный рацион составляли щи да каша, с возрастом здоровье Кузьмича пошатнулось. Так и пролежал он в пуховых перинах и подушках почти до середины июля. Ухаживала за ним его верная супруга Агния Петровна; как нежно называл её Иван Кузьмич – «Агнушка». Растирала его мазями и прополисной настойкой, закладывала в шерстяные носки лук, обкладывала компрессами, поила травяными взварами, спиртовой настойкой с алоэ и мёдом и медовым сиропом из редьки. И если бы не Агнушка, возможно, отдал бы Иван Кузьмич богу душу ещё прошлой весной.
Хотя в свои шестьдесят с лишком он по-прежнему выглядел статным, крепко сложенным и не столько тощим, сколько жилистым мужчиной. Был всегда физически свеж и никогда не испытывал психологической усталости, пребывая в прекрасном расположении духа. До тех пока три года назад его не подкосил грипп. С того времени любая простуда становилась для него испытанием, болезнь с трудом поддавалась лечению.
А пока он болел, всё время тосковал (как то всегда с ним происходило) и сожалел о том, что не имеет возможности ни помочь Агнушке по хозяйству, ни съездить с соседскими мужичками на рыбалку, ни заготовить на зиму грибов и ягод. Тогда же пообещали ему сын с невесткой, что, как только старик поправится, они обязательно свозят его в лес.
К концу лета Кузьмич почувствовал заметное улучшение и уже не без преувеличения мог похвастать бодрым и оптимистичным настроением. А в сентябре состоялась долгожданная встреча стариков с сыном Володей и его женой Катериной. Приехали молодые в провинциальную глубинку из Северной столицы.
- Что, небось работа вымотала твою Катюху? Исхудала то как, - говорил шёпотом дед Володьке, украдкой бросая быстрые взгляды в сторону невестки. – Бледная, измученная… Вам бы пожить в деревне, хоть бы пару месяцев, подкормиться, гляди, и округлится твоя половинка.
Володя пристально посмотрел на отца. Вдруг его глаза заблестели, а на губах заиграла счастливая улыбка.
- Что, разве не прав я? А? – недоумевал старик.
- В положении она, - тихо и ласково произнёс Володя, – Тяжело ей, батя. Не ест почти ничего…
- Какая радостная новость! Что же вы молчите! Тогда это поправимо, - обрадовался Кузьмич, - Да только все городские слабые. И что есть, то есть. Не спорь! Чистый воздух нужен ей, здоровое питание…Я говорю, вам бы в деревне пожить…
- Присаживайся, Катерина, позавтракай с нами, - позвала молодуху Агния Петровна, прервав разговор мужчин.
В кухне на столе стояла большая тарелка со стопкой блинов, две пиалы со сметаной и яблочным повидлом, приготовленном на меду, чай с добавлением мелиссы и вишнёвых веточек, кувшин парного молока.
Катерина, в это время разбиравшая в соседней комнате вещи, поспешила выйти. Это была маленькая, худощавого телосложения женщина, с большими чёрными, как две спелые вишни, глазами и тёмно-каштановыми, слегла вьющимися до плеч волосами. Её светлая, почти белоснежная матовая кожа, бледные щёки с едва проступающим румянцем, тонкие кисти рук создавали вид болезненный и уставший. Но была в этой «болезненности» какая-то притягательная красота, схожая с благородством, а во всех движениях Катерины выражалась грациозность.
- Доброе утро, - приветливо поздоровалась с присутствующими Катерина, слегка наклонив голову вперёд. – Благодарю, но я не голодна, хотя от стакана свежего молока не откажусь.
Агния Петровна заботливо подвинула наполненный до краёв гранёный стакан женщине. Она жалела невестку и искренне её любила. Старики всегда отличались неподдельной добротой и гостеприимством. Когда Володя привёл знакомиться с родителями юную Катюшу, у Агнушки и Кузьмича сразу проявились к ней родительские чувства. Скромная, тихая, покладистая девушка не могла не расположить их к себе. В скором времени после свадьбы молодожёны переехали в Санкт-Петербург, где Катерина заканчивала пятый курс института. Несколько лет женщина не могла забеременеть, а когда забеременела, счастью молодых не было предела. Только давалась эта беременность Катеньке нелегко – изначально врачи ставили «угрозу выкидыша».
- Ты, Катенька, пожила бы у нас месяцок-другой, - обратилась к невестке Агния Петровна, - тебе окрепнуть надо.
- Спасибо, мама, но вы же знаете, у меня работа… - улыбнулась Катерина. - Володя уже сказал вам? – она перевела взгляд на мужа, и на её лице проявилось лёгкое смущение.
- Какое же это счастье – внуки! – оживилась Агния Петровна. - Как говорят на родине моих предков, «дом с детьми - базар, а без детей – мазар». Слава богу за такую радостную новость!
- А ты, Катенька, приезжай к нам, когда выйдешь в декрет. Отдохнёшь. А муж пущай работает, - поддержал супругу Иван Кузьмич, подмигнув Катерине.
Катерина с благодарностью посмотрела на родителей мужа, но ничего не ответила.
 -А что, правда, здесь в лесу кабанов много? - прервал недолгое молчание Володя. – Давно хочу на них поохотиться!
-Не сказать, что много, но есть. Только ведь на то подготовка нужна. Дело-то нехитрое. Через месяц-другой у них гон начнётся. Секач будет шибко агрессивный, не хотелось бы с таким встречаться. А у меня и пулевых патронов-то нет. Когда я последний раз ходил на охоту! А у тебя всё работа…работа…Хоть бы отпуск взял…Вот и поохотились бы, - посетовал на редкие приезды сына Кузьмич.
- Обязательно возьму, отец. И пули те, что надо, привезу, и экипировку. А на молодняк меньшие калибром у меня остались ещё с прошлого сезона…
- Охота охотой, а вот кто-то, мне помнится, мечтал грибов пособирать, - поспешила напомнить Агния Петровна. – Дни сейчас тёплые, солнечные! Опят много, груздь пошёл, белый гриб…подберёзовики… Дед, а дед? – кивнула она Кузьмичу.
- Да я хоть сейчас!
- В таком случае завтра можем поехать по грибы. А я в вечерю пирожков напеку, посуду подготовлю.
                II
Агния Петровна с Иваном Кузьмичом встали с утра пораньше, чтобы успеть приготовить завтрак и покормить хозяйство. В хозяйстве насчитывалось пятнадцать уток, десять кур во главе с петухом, гусак Мартин, кроль, три крольчихи с крольчатами, коза Зухра, корова Майка, собака Жучка и кот Василий.
Надо сказать, что Жучка была уже в преклонных летах и занимала пост уважаемой дворняги не только у своих хозяев, но и у соседских котов, которых в силу своего возраста она почти не гоняла. И хотя зрение и слух у собаки порядком притупились, она считала своим долгом подавать голос с определённой периодичностью, дабы эти самые коты знали, кто в доме хозяин, и не посягали на чужую территорию. А что же Василий? Это был молодой, а оттого ещё не имеющий должной силы и опыта сразиться с обнаглевшими донельзя непрошенными гостями кот. Почти ровесником Жучки был гордый и независимый гусак Мартин. После того, как от птичьей инфекции слегла последняя гусыня, а гусак чудом остался жив, Кузьмич пожалел птицу и не стал отправлять её на тот свет. Напротив, он постарался создать комфортные условия для её достойного существования, обновив в сарае, где также пребывала коза Зухра, настил и утеплив гнездо. Вскоре Мартин подружился с Зухрой, и животное и птица стали не разлей вода – так что, если хозяин вёл козу пастись на ближайший луг, гусь непременно сопровождал свою подругу. Что касается Майки, то эта добрая, умная корова являлась незаменимой кормилицей всей семьи. А ещё кота Василия.
В общем, жили душа в душу не только старики, но и их питомцы, которых Кузьмич не в шутку называл членами большой разноликой семьи.
Пока Иван Кузьмич возвращался с пастбища, куда каждое утро отводил Майку, Володя, испив чаю, подготавливал автомобиль к поездке. Катерина помогала Агнии Петровне собирать вещи и необходимый инвентарь для сбора урожая.
- Ну что, всё взяли, ничего не забыли? – спросил Кузьмич, подходя к дому. - Лес - дело серьёзное: сапоги, нож, головной убор, корзинка. Вот ты, Катерина, обязательно повяжи на голову платок, а то мало ли что: клещи ещё не спят, а кусают они не только весной…. Да и веток много в лесу, насекомых разных….
Сам Кузьмич уже был обмундирован. Хлопковый камуфляжный костюм, непромокаемый брезентовый плащ тёмно-коричневого цвета, шляпа и высокие резиновые сапоги со шнурками выдавали в нём бывалого грибника. Такого грибника, который вынюхивает свою добычу носом. Кому как не Кузьмичу известно, что лисички пахнут берёзовым листом с примесью мяты, рыжики – сосновой корой и кедровыми орехами, опята – дикими яблоками... Оттого ни один гриб не мог остаться не замеченным Иваном Кузьмичом.
В доме его «поджидал» собранный им с вечера рюкзак, в который он положил нож, спички, фонарик, компас, пару шерстяных носков и ещё кое-какие принадлежности, необходимые любителю «тихой охоты». 
- Телефон! – вмешался Володя.
- А?
- Я говорю, в наше время важен телефон – везде и всегда. Вот, например, ты, батя, заблудишься, а у тебя уже есть средство, с помощью которого можно позвать на помощь! Кстати, связь там, куда мы едем, есть?
- Да кто его знает, - махнул рукой Кузьмич. – А заблудиться – это вряд ли. Я этот лес сызмальства знаю.
- А то что у тебя, Володька? – опешил Иван Кузьмич, увидев, как Володя погружает в багажник пластиковое ведро. - Ну, что ж ты…Эх… Агния! – обратился старик к супруге, – А ну-ка, где наши старые добрые «плетёнки» (так он называл плетёные корзины-прим. авт.)? Ты же знаешь, что лучше этой тары быть не может, - обращался он опять к сыну. – В них и грибы будут меньше мяться и крошиться, и проветриваться смогут…
- Так прохудились они, боковины в дырках, - отозвалась Агния Петровна.
- Что же ты раньше не говорила! Я их пока бумагой залатаю. А ну-ка подай! Всё-таки лучше, чем вёдра да пакеты! А к весне я новые сплету.
И Кузьмич спешно начал «ремонтировать» корзины.

Лес находился километрах в тридцати по прямой. Путь лежал через два соседних села по асфальтированной дороге, затем нужно было повернуть налево, выехав на грунтовую дорогу, проехать хутор, небольшой залесок и поле.
Володя остановил машину у подножия леса. Пассажиры вышли наружу. Свежий, пропитанный грибной влагой и запахом прелой листвы воздух пахнул им в лица. Тёплый ветерок скользнул между деревьев, едва касаясь макушек, сбежал вниз, качнул местами оголённые ветви, сорвав с них ещё листочков, и исчез в редкой, порядком выцветшей траве. Перед нашими героями предстала живописная местность. Вдалеке за лесом мелькали частые проблески – солнце степенно поднималось над лесной грядой. И оттого деревья, не успевшие сбросить листву, но окрасившиеся в разноцветные оттенки осени, казались ещё более яркими и пёстрыми. Между грядами, чередовавшимися с полями и овражками, покрытыми жёлто-бурой травой и сухими колосьями, причудливо извиваясь несла холодные чистые воды река Сейм.
Здесь же, в самом начале леса, густой зелёный ельник вперемешку с другими видами деревьев-кустов омрачал пейзаж, затемняя и преграждая путникам дорогу. Солнечный свет бессильно мерк в гуще хвои, и под соснами и ёлками создавались полумрак и тень.
Но уже через пятнадцать-двадцать метров начинали преобладать широколиственные породы деревьев и кустарники. Здесь росли рябина, можжевельник, ясень, дуб, местами встречались одинокие ёлочки, иногда - группой.
 - Ну, здравствуй, родимый! – вполголоса произнёс Иван Кузьмич, обращаясь к лесу. – Давненько я тебя не навещал!
Он подошёл к высокому дубу и прикоснулся ладонью к шершавому стволу. Под пальцами старик почувствовал тепло, в котором не первое десятилетие произрастала жизнь, несущая в себе покой и благодать. Он поднял голову вверх, рассматривая широкую крону, украшенную жёлто-зелёными с бурым оттенком листьями, ещё раз окинул задумчивым взглядом лес и не спеша подошёл к одной из елей.
- А вот и слизняк, - обрадовался Кузьмич, аккуратно начав выкручивать упругую ножку гриба, углубляясь пальцами в землю, - Да их тут целое семейство!
Вокруг елей, среди зелёного мха виднелись влажные, свинцово-серые шляпки мокрух на массивных светло-кремовых ножках.
- Зачем вы их выкручиваете? – поинтересовалась Екатерина.
- А затем, Катенька, - стал объяснять Кузьмич, - что срезать ножом грибы не желательно. Иначе «пенёк» от срезанного гриба начнёт выделять сок, приманивая к себе грибных насекомых, мушек. Те отложат яйца, а потом личинки съедят и пенёк, и всю грибницу. На следующий год здесь грибов уже не будет. А ножом лучше обрабатывать червивые грибы на месте… чтобы не тащить домой лишний груз.
- Должно быть, тут по соседству будут и маслята, и дубовики…, - предположила Агния Петровна.
- Грибов разных должно быть немало. Особенно после дождя. Опята, лисички, белые грибы…Главное, быть внимательными и хорошо знать каждый вид. Стараться не брать перезревшие и квелые. Ну, что? – обратился старик к детям, - мы с Агнушкой в одну сторону, а вы, Володька, чуть поодаль. Далеко никому не уходить. Почаще окликайтесь. Ориентиром будет машина. В случае чего, встречаемся на этом месте.
Иван Кузьмич не преминул запастись длинной палкой, которой он осторожно разгребал ворох листьев. Приметив добычу, старик не спеша присаживался на одно колено и, вбуривая пальцы в землю, почти под самый корень гриба, очень бережно, как мать достаёт из ванночки только что выкупанного младенца, тянул толстоногих красавцев. Агния Петровна шла несколькими метрами правее супруга. Она то и дело наклонялась к земле, собирая урожай тем же способом, что и Иван Кузьмич. Но делала она это не столько ради сохранения грибниц, сколько из уважения к супругу.
Володя и Екатерина ушли вперёд, к овражку. Владимир, несмотря на дельный совет отца, грибы срезал ножом. Так ему было удобнее. А Екатерина наслаждалась прогулкой, иногда присаживалась на корточки, чтобы сорвать знакомый ей грибок и отправить его в мужнино лукошко. Ей было интересно и даже весело шуршать ногами по сухим листьям, наткнуться на летящие по воздуху и не заметные в лучах яркого солнца паутинки или зацепиться ногой за ветку, скрытую под мягким слоем хвойных иголок. Выросшую в большом городе, на окраине которого лес совсем не похож на этот – со стройными берёзками, коренастыми дубами и развесистыми елями, - девушка могла видеть в основном тонкие, плотно прилегающие друг к другу деревья, растущие на болотистой местности и часто скрывающиеся в студёной пелене тумана. Да и будучи ребёнком она почти не выезжала с родителями в лес из-за большой вероятности встретиться там с гадюками. В непролазных дебрях их водится немало. Здесь она словно окунулась в сказку, от которой веяло теплом и светом. Даже тёмный ельник не мог заглушить этот волшебный свет радости и умиротворения.
- Да-а, Катюша, лес - это настоящее очарование природы, - обратился Владимир к жене. – Когда я был маленьким, отец часто брал меня с собой в эти места. Мы и грибы здесь собирали, и рыбачили неподалёку. А какие караси водились в нашем Сейме! Вот такие! – Владимир ребром правой ладони коснулся запястья левой руки, обозначая размер рыбы. – Нет! Вооот такие! – поднял он правую руку до локтя и улыбнулся своею белоснежной улыбкой. В его глубоких, тёмно-синих глазах мелькнула искорка задоринки.
- Точно такие?! – засмеялась Катерина.
- Точно такие и ни сантиметром меньше!
Владимир быстро приблизился к жене, обнял её обеими руками за тонкую, но уже начинавшую полнеть, талию, приподнял и стал кружить, подобно влюблённому юноше, который мучительно долго ждал очередного свидания со своей возлюбленной и, наконец, дождался его. В этот момент его глаза излучали неподдельный восторг и искреннюю радость, какие могут излучать у любящего до беспамятства молодого мужчины.
Катерина залилась звонким смехом. «Смотри-ка, не урони меня!», - упоённая минутами счастья, восклицала она. «Как я могу уронить такой ценный… нет – бесценный! – груз!», - отвечал Владимир, всё крепче прижимая её к себе и намереваясь поцеловать в пухлые алые губки.
Катя, доверившись мужу, откинула голову назад, не переставая улыбаться и демонстрируя ему красоту двух очаровательных ямочек на щёчках. Из-под её кремового берета выбились тёмные с красноватым отливом локоны, а на щеках заиграл задорный румянец. Владимир почти коснулся её губ, уже почувствовал тепло, исходящее от них, и тихое дыхание, как вдруг лицо Катерины сделалось неподвижным и бледным. Она резко отскочила от мужа в сторону, потянув его за собой.
 -Ой, что это, смотри! – вскрикнула Катя, крепче цепляясь за мужнин рукав. В её глазах проявился ужас, словно только сейчас к ней пришло осмысление увиденного. 
С ветви прямо над головами молодых людей свисала чёрная, как смола, лента. Она была неподвижна. И лишь стеклянные пронзительные глаза, нацеленные на объекты её внимания, выдавали в ней змею. Владимир обернулся в ту сторону, куда смотрела Катерина. Но в это время лента, свисавшая туловищем с ветки вниз, приподнялась и скрылась в кроне дерева. Змеи и след простыл, словно её и не было.
- Это змея? – прошептала Катерина.
- Ну, что ты, родная, не пугайся. Видимо, у тебя закружилась голова, и ветка напомнила тебе змею, - попытался успокоить жену Владимир.
- Да, скорое всего, ведь у беременных такое бывает. Правда? - съязвила Катя.
- Я не хочу тебя обидеть, напротив, хочу сказать, что даже если это и была змея, то не стоит её бояться. Первой она тебя не тронет, если только ты не станешь угрожать её жизни.
- Что-то мне не по себе. Наверное, я и правда устала. Как-то жутковато здесь.
И весь лес вдруг сделался для неё сплошным тёмным пятном. Ей казалось, что на каждом дереве в кроне листвы притаились толстые чёрные ленты и теперь следят за нею своими неподвижными глазами.
- Поедем домой, - тихо сказала Катя. – Что-то живот ноет…
                III
Иван Кузьмич и Агния Петровна так увлеклись «тихой охотой», что и думать забыли о времени. Между тем, солнце поднималось всё выше, уверенно пробивая лучами густые кроны елей и ветви разросшихся деревьев. Со всех сторон, выглядывая из-под сухих листьев, на грибников равнодушно смотрели оранжево-коричневые свинушки, или дуньки, как их называют в простонародье; тут же, налитые силой, величаво и самоуверенно держали на своих массивных ножках коричневые шляпки боровики; чуть далее, где лес уже светлел, на мшистых пнях и стволах старых деревьев кучками росли малыши-опята; во мху и под травой прятались лисички. А в низинке, поросшей густым осинником, где почва становилась влажной, царствовали грибы красноголовиков. Вот они – большие, упитанные - краснеют широкими шляпками, заманивая к себе, но как подойдёшь ближе – замечаешь, что уже червивые. А те, что меньше и формой аккуратнее, стоят ровные, гладкие, и все, как на подбор. Дальше – светлый пригорок и на нём берёзки. Тут обабки на своих тонких ножках, словно на показ, выставляют крупные бархатистые шляпки. Кое-где, среди травы, можно найти семейство груздей. Одни – белые, важные - стоят на виду, а другие спрятались под листьями, и найти их можно только по небольшим, выступающим над землёй бугоркам. Здесь же можно собрать и ягоды. Пригорок перед низиной порос боярышником, ежевикой, тёрном.
- А что, Иван, - окликнула мужа Агния Петровна. – Не пора бы нам отобедать? Грибов достаточно уже собрали. А опосля можно и ягод нарвать.
Иван Кузьмич приподнялся с колена, положил в лукошко очередной гриб, выпрямился, окинул взглядом четыре корзинки с урожаем, который они собрали вместе с Агнией, и, глядя на супругу поверх очков, кивнул:
- А ведь и правда, я уже порядком проголодался. Надо бы перекусить.
В это время молодые возвращались тем же маршрутом, которым двигались Кузьмич с Агнушкой. По просьбе Кати, настроение которой подпортила змея, они собирались предложить родителям вернуться домой.
- Ну, что же вы! Только приехали – и на тебе! Домой! – недоумевал старик, опечаленный таким известием. – Если, конечно, ты, Катенька, себя неважно чувствуешь… Хотя чистый воздух, я думаю, должен пойти тебе только на пользу.
И всё же после небольшого семейного совещания все пришли к единому мнению, что змеи не так уж опасны, если их не трогать, что в наших краях по деревьям они вообще не лазают и что, если на дереве что-то и было, то скорее всего, это безобидный уж, да и вообще, наверняка на ветке висела какая-нибудь тряпка, развеваемая ветром, – мало ли что может померещиться в лесу. В конце концов решено было вернуться к машине и пообедать.
Агния Петровна расстелила на траве вдвое сложенные газеты. Положила на них пирожки с капустой, яйца, варенные вкрутую, соль, лук, картошку в мундирах, сало с прослойками мяса и солёные огурцы. Поставила термос с чаем. После почти трёхчасовой прогулки на свежем воздухе у мужчин разыгрался аппетит, и они с нетерпением ждали, когда Катерина нарежет тонкими слоями сало, Агния Петровна почистит яйца. Когда всё было готово и можно было приступать к трапезе, Агнушка достала из сумки пол-литровую бутылку, в которой находился любимый напиток Ивана Кузьмича – чача. Выпивал он крайне редко, всегда зная меру, и сейчас, видимо, не ожидал такого сюрприза от супруги, хотя она и любила побаловать его в подобных ситуациях. Старик широко улыбнулся, прищурив маленькие глазки, и зацокал, нежно обращаясь к жене:
- Вот так-так…Моя Агнушка, умеешь ты порадовать мужа. От ста грамм, пожалуй, сегодня я не откажусь. Давай чарочку. Володя, а? – кивнул он сыну.
- Не положено, за рулём, - отмахнулся Владимир.
Агнушка плеснула в гранёную рюмку-лафитник чистый напиток с тонким, едва уловимым ароматом.
- Возьми подчерёвенки, закуси, - протянула она мужу пакет с нарезанным содержимым.
Кузьмич, опрокинув рюмку и слегка сморщившись, с хрустом откусил сочного огурца, достал из пакета тонкий кусок мраморного сала и не спеша отправил себе в рот. Тут же потянулся за вторым.
- Ну, будя (хватит, достаточно – прим. авт.), убирай, - указал он на бутылку.
- Кушайте, кушайте, родимые, - обратилась Агнушка к детям.
Как и все стряпухи, Агния Петровна любила готовить и вкладывала душу в процесс приготовления еды. Всегда испытывала умиление при виде, как гости с благодарностью уплетают выставленные ею угощения, что являлось лучшей наградой для гостеприимной хозяйки за её труды. Эта добрейшей души женщина имела приятную внешность: кроткие, лучистые светлые глаза, обрамлённые морщинками, круглое румяное лицо, средней полноты губы, маленький, правильной формы нос. Она была чуть выше среднего роста, полноватая, с мягкими округлыми формами и с таким же мягким и открытым характером. Примечательно, что Агния Петровна никогда не злилась и не замечала в людях недостатков. И кто бы ни зашёл к ней в гости – будь то сплетница соседка или выпивоха дед Гришай, – она только и говорила что «милости просим», «милости просим» …
И сейчас Агнушка не спешила приступать к обеду, предпочитая подождать, пока домочадцы попробуют домашние приготовления.
– Катюша, отведай подчерёвинки, своя, домашняя. Яйца, картошка – всё своё. Пирожки – вчера пекла, румяные! Кушай, не стесняйся.
Уж очень хотелось Агнушке угодить невестке – и не ради угождения, а ради доказательства своей любви к ней.
Катя не спеша подносила еду к своему маленькому ротику и так же не спеша пережёвывала её, получая от этого невероятное наслаждение. Видно было, что деревенская пища приходилась ей по вкусу. Володя, который не столько ел сам, сколько ухаживал за супругой, то и дело подкладывал Кате лакомые кусочки.
- Можно уже и чаю испить, - предложил Иван Кузьмич, насытившись (после отдыха он заметно повеселел).
– По весне хороши молодые еловые шишки, те, что ещё зелёные, - погрузился он в размышления, - На них чай если настоять, крепкий, ароматный получается. В детстве отец частенько заваривал. А вот осенью – уже не то. Разве что засушенные травы…
Кузьмич оторвал от газеты четырёхугольный кусочек, положил на него немного махорки, взятой из кисета (современные сигареты он не признавал, а привычку курить самокрутку перенял у отца), ловко манипулируя тонкими пальцами, скрутил его и, облизывая край бумаги языком, склеил в аккуратную цигарку. Затем закурил, медленно и глубоко потянув из самокрутки дым, прокашлялся и снова затянулся.
- Пей, дед, вместо шишек тут тебе и мята, и мелиса, и веточки вишнёвые, - подала Агния Петровна Кузьмичу железную кружку с чаем.
Сладко-пряный аромат тут же разнёсся по воздуху.
- А вот мои родители, там, где мы жили, чай делали из местных трав, чаще всего – из бадана, - рассказала Агния Петровна, разливая по кружкам горячий настоявшийся напиток, – Мама и меня научила выбирать самые лучшие листья для чая. Они должны быть сухими и почти чёрными, свёрнутыми в трубочку. А как ещё добавить в чай корень брусники или пихтовых и кедровых иголок, так такому напитку никакого сравнения не будет.
- Да-а, лучше всего заваривать травяные чаи, - поддержал Агнушку Кузьмич, - А то продают сейчас не пойми что – безвкусица такая, что – тьфу, и аромата никакого – поди, порошок насыпают.
- А я помню, отец, как в детстве вы заваривали в фарфоровом чайнике заварку. Аромат стоял незабываемый. До сих пор вспоминаю вкус этого чая. Как назывался, интересно? – спросил Владимир.
- Может быть, «Индийский» … Раньше в основном его заваривали. Упаковка – жёлтая, со слоном… Скорее всего…Да. Но сейчас и «Индийский» вкуса не имеет. Что такое!..
- А у меня папа зелёный чай любит, – подхватила Катерина. – Иногда он его по-монгольски пьёт: добавляет молока и совсем немного соли вместо сахара. Я сначала не понимала, как такое можно пить, а потом попробовала – и правда, вкус необычный, есть какая-то в нём изюминка приятная, исключительная. 
- Да, знаю такое и верю, что вкусно, сам пробовал – товарищ-сослуживец как-то посоветовал, - поддержал невестку Иван Кузьмич, - Такой чай хорошо жажду утоляет. Вот они в Монголии его и пьют, спасаясь от зноя.
- А ягоды! - вспомнила Агнушка, - Какой чай без ягод! У нас жимолость росла. Из неё мама варенье делала, я его в чай любила добавлять – очень вкусно. В этих краях тоже жимолость есть. Чудесная ягода. По вкусу отдалённо голубику напоминает. Ещё мы любили костянику, хотя много её не собирали – уж больно редкая ягода, на варенье еле хватало. У неё ягодки – как бусинки рубиновые, красивые и очень полезные, а вкус у них особый – сладкий и малость горчит. Так вот, мы собирали её, отвеивали от сора – потихоньку сыпали на расстеленный брезент – а потом сушили в маленьких бочонках или туесах. Это для того, чтобы ягоды не портились.
- Всё-то, мать, хорошо и полезно, - прервал беседу Иван Кузьмич. – Да скоро солнце начнёт садиться. Пойдём ягоды собирать да ехать домой.
Агния Петровна с Катериной принялись убирать съестное. Остатки пищи Агнушка аккуратно высыпала под дерево – чтобы полакомились лесные жители, а целлофановые пакеты и бумагу положила в сумку – сорить в лесу для неё было строгим табу. Затем достала в багажнике машины маленькие корзинки.
- Мы с Катериной побудем здесь, если вы не возражаете, - обратился к родителям Владимир, - Катюша устала. Ей отдохнуть надо.
- Отчего же возражать! Конечно, оставайтесь, - согласилась Агнушка. – А мы ягод самую малость соберём и придём. Долго бродить не будем.
- Эх, женщины! – посетовал Кузьмич. – Слабые стали, сейчас без докторов и родить не могут. А раньше бывало, отец рассказывал, бабы в поле работали и там же рожали. Сами! Положат ребёночка под дерево – и дальше работать.
- Ну, дед, прям-таки все женщины в поле рожали! – оспорила Агния Петровна.
- Не все, но случаи частые были. Главное-то что – раньше народ здоровее был. 
- Ну, так это когда было! А сейчас двадцать первый век! Технологии…Экология не та… - улыбнулся Владимир.
- Да то-то и оно – человек сам себя уничтожает… Цивилизация нас погубит. Эх… Оставайтесь.
                IV
Кузьмич с Агнушкой поспешили к низине, возле которой росли ягоды. День стоял ясный, на небе не было почти ни облачка, лишь иногда в стороне не спеша проплывало белое пятнышко, постепенно растворяясь в бездонной синеве. Слабый ветерок касался высокой травы, путался в тонких корявых ветках боярышника. Тот багровел своими маленькими ягодками, привлекая внимание и сплетаясь с ветками других кустов в непролазную сеть-паутину. Иван Кузьмич сорвал одну ягоду, потёр её пальцами, попробовал на вкус. Плод оказался твердоватым, с слабо выраженным вкусом. Он выплюнул на землю две маленькие косточки и потянулся за более спелой ягодой, проделав с ней те же манипуляции.
- Ещё рановато собирать. Ягоды поспеют ближе к середине-концу осени. Но можно немного набрать, - сказал Кузьмич.
Далее, в низине, в гуще хвои, где находилось небольшое озерцо, можно было найти клюкву. После сбора боярышника Иван Кузьмич и Агния Петровна отправились туда. Неожиданно перед ними среди деревьев и кустарников промелькнула тень и быстро исчезла в траве. Иван Кузьмич остановился, всматриваясь перед собой сквозь запотевшие линзы очков. Он снял очки, дохнул на них тёплым воздухом изо рта, протёр и снова посмотрел туда, где явно что-то притаилось. Но ничего не увидел. «Показалось», - подумал старик и продолжил путь. Но только он сделал шаг, в кустах снова зашуршало.
- Вань, там что-то есть, - тихо сказала Агнушка.
Кузьмич молча поставил корзинку на землю и, осторожно ступая, стараясь как можно меньше создавать шума, направился к кустам.

Между тем, оставшиеся возле машины Катерина и Владимир начали волноваться. Им показалось, что с того времени, как родители отправились за ягодами, минула целая вечность. Вот уже солнце прошло зенит и медленно склонялось к западу. В воздухе веяло лёгкой прохладой, отчего сильнее чувствовался аромат сосновой смолы и осенней прелости. Кузьмич с Агнушкой не возвращались.
- Катюш, ты посиди в машине, а я схожу посмотрю, где отец с матерью. Увлеклись, видимо, и совсем забыли про нас, - предложил Владимир.
- Нет-нет, я с тобой, - ответила Катя. – Я одна тут не останусь.
Володя с Катей шли к низине быстрыми шагами. Лес уже начал сбрасывать яркую маску и укрываться серыми тонами предвечернего времени. Где-то рядом звонко завыло и затрепетало. Володя оглянулся – какая-то птичка, услышав шорох шагов, быстро взмыла с земли вверх. Катя крепко сжала руку мужа. Каким-то странным и зловещим вдруг предстал перед ними этот лес. Ветер усилился и теперь можно было слышать непрерывный разнотонный шелест листвы. Вокруг, покачиваясь, деревья шумели в унисон ветру. Частое и судорожное трепыхание листочков напоминало прощальную и тоскливую мелодию осени. На этом фоне отчётливо различались отдельные звуки только что оторвавшихся с веток листьев и, подхваченные ветром, медленно кружащихся в воздухе. Чуть дальше шорох деревьев напоминал шум волнующегося моря, становясь более приглушённым и грубым. Даже солнце, устремлённое к горизонту, превратилось в огромное кровавое пятно.
Молодые люди прошли уже достаточно времени, а низина с озером не появлялась. Владимира стали мучить сомнительные мысли, правильным ли путём они идут. По его расчётам, от машины до озера метров двести. Учитывая лесные «препятствия» и извилистую тропу, они должны их преодолеть минут за десять-пятнадцать, тогда как шли они уже около получаса. Да и никакие ориентиры по дороге не встречались – лес был везде одинаков. Владимир, держа Катю за руку, свернул вправо и, незаметно для неё, сделал небольшой полукруг, меняя направление в обратную сторону. Начиная понимать, что они сбились с пути, Володя решил вернуться к машине. Только вдруг перед ними непролазной стеной выросли ёлки и сосны. Далее, не пойми откуда, из-под земли, точно мертвец, вылез окоченевший сухостой. На каждом стволе его или части ствола уродливыми буграми выпирали трутовики. Тут же, источённые жуком и погребённые под слоем мха, лежали старые деревья, напоминающие о первобытных временах. Со всех сторон раздавался тоскливый и протяжный скрип – это лес раскачивался под гнётом разозлившегося ветра. И этот скрип, постепенно переходящий в стон, вдруг ожил настоящим плачем. А гул ветра превратился в шаги то ли зверя, то ли лешего. Так продолжалось несколько минут. Потом всё стихло и стало необычайно спокойно. «Неужели я запаниковал, - мысленно ругал себя Владимир, - Надо взять себя в руки и попытаться сосредоточиться. Где-то должна быть тропа, ведущая к машине. Точно. Где-то здесь. Совсем рядом. Мы же не можем заблудиться. Я этот лес с детства знаю. Все места исходил…»
Дорога, стал вспоминать Владимир, должна быть на востоке. Он попытался определить стороны света по мху, растущему на деревьях. Но как? Мох рос на деревьях везде, со всех сторон. Тогда он решил идти в противоположную от садящегося солнца сторону. Но и солнца уже почти не было видно. На небе сгущались тучи, быстро темнело. Пахло сыростью и от земли веяло ощутимой прохладой. Зябко и неуютно сделалось в лесу, который ещё совсем недавно принимал своих гостей тепло и радушно.
- Володя, мы заблудились? – испуганно спросила Катя.
Владимир ничего не ответил. Он прислушивался к дикой природе в надежде услышать хоть какой-нибудь звук цивилизации. Вдалеке, в глубине леса доносился протяжный вибрирующий тонкий свист. Мужчина замер и стал вслушиваться внимательнее. Свист с определёнными интервалами становился ближе и понятнее. Это гудел свисток. Такой свисток, какой подарил Ивану Кузьмичу несколько лет назад Владимир. С тех пор Кузьмич всякий раз, как отправлялся в лес, непременно брал подарок с собой – так, на всякий случай. И теперь он ему пригодился.
- Эээй! Сюда! Мы здесь! – сложив ладони рупором, прокричал Володя.
Где-то неподалёку послышался невнятный ответ знакомого голоса. Да, это был Иван Кузьмич - из-за деревьев показался его высокий худой силуэт. Он шёл, неся в одной руке корзинку, а в другой держал свисток, периодически поднося его к губам. Сзади него с длинной палкой в руках шла Агния Петровна.
- Пап! Мам! – обрадовался Владимир. – Слава богу, мы вас нашли.
- То ли вы нас, то ли мы вас, - оживился Иван Кузьмич, не без восторга обращаясь к сыну.
– Мы уже бог весть сколько времени блукаем и всё, кажется, на одном месте. Откуда взялся такой лес! Словно я первый раз здесь. Откуда валежник? Ураган прошёл, что ли? – удивлялся старик. - Ну, слава богу, мы вышли к вам. А то я думал, мы и к утру не выберемся. Представляете! За лисёнком я, старый дурень, полез. Думал, может, птица какая раненая в кусты забилась. Смотрю – а там лисёнок. Симпатичный такой, с белой грудкой, ушки торчком. Здоровый малый. Как меня увидел - шасть… Точно ветром сдуло. Я обернулся, а Агнушки нет. Сказал же ей – стой на месте, никуда не уходи. А она за ягодами потянулась. Так мы друг друга и потеряли. Я её кличу: «Агнушкааа», и явно слышу, что окликается где-то, а где окликается, не пойму. Я ищу её, а она меня. Так мы и кружили на одном месте, да не то что несколько минут, а целый час – точно леший водил -  пока не встретились. В общем, ягод мы так и не нарвали – солнце уже садиться начинало. Решили назад вернуться. И что интересно – идём, а дорога вроде бы и знакомая и в то же время не знакомая совсем.
Кузьмич вдруг замолчал, глядя на задумчивого Владимира и испуганную Катерину.
- Пап, а мы ведь тоже заблудились, - сказал серьёзным голосом Владимир. – Пошли вас искать и заблудились.
- Вот теперь и не верь во всё это! – воскликнула Агния Петровна, всплеснув руками.
Владимир и Екатерина вопросительно посмотрели на Агнушку.
- Сегодня ведь Михайлово чудо! – Считается, кто в этот день поедет в лес – непременно заблудится. Поэтому лучше в праздник никуда не выезжать! - объяснила Агния Петровна. – Как же я забыла об этом! Совсем подумать не могла.
- Оох! – чуть не плача, вскрикнула Катя.
- У Кати живот болит, – пояснил Владимир. – Ей переохлаждаться нельзя.
Он посмотрел на съёжившуюся от холода супругу, которая в этот момент казалась такой маленькой и беспомощной, что ему захотелось её прижать к себе.
- Замёрзла? – спросил он, обнимая жену.   
- Немного, - улыбнулась Катя.
                V
Владимир посмотрел в мобильный телефон – сети не было. Что же делать? Компас? Но и он уже вряд ли поможет - сумерки скоро сменятся темнотой, и тогда дороги точно не найти. А тут ещё начал накрапывать дождь – мелкий и частый. Совсем стало холодно и неуютно.
- Надо бы костёр распалить, пока дождь не усилился, - предложил Иван Кузьмич. - Ведь самое главное в сыром лесу - чтобы огонь схватился, а дальше в него можно кидать что угодно, даже мокрое. Огонь – это жизнь, он и согреет, и зверя отпугнёт.
- А какие звери здесь водятся? – спросила Катерина.
- Да какие звери! – поспешил успокоить жену Володя. - Вероятность, что в средней полосе нападёт дикий зверь практически равна нулю. Единственная опасность - бешеная лиса. Но и с ней можно справиться.
- Главное не паниковать, - поддержал сына Кузьмич, - Лес этого не любит. Благодарных и сильных спасает, а слабых – губит.
- А как же волки, кабаны? – волновалась Катя. - Вы же сами говорили, что кабаны есть.
- Во-первых, здесь я не видел следов вепря, может, в других лесах и есть. Рытвин тоже нет – они, когда ищут себе пищу, роются в земле и палых листьях… Во-вторых, как и другие лесные жители, они сами стараются избегать встречи с человеком. Так что если нас и приметил какой зверь, то он точно уже убежал куда подальше.
Владимир принялся искать сухую ветку. Найдя подходящую, он стал стругать из неё щепочки, пока она вся не расщепилась. Стружка идеально подходила для розжига. Кузьмич достал из рюкзака спички и газету. Носки, которые он взял про запас в случае если промокнут ноги, он протянул невестке.
- Надень, Катерина, а то прозябнешь. Ноги согреются – и самой теплее будет.
Катя, поблагодарив, взяла пару шерстяных вязаных носков.
Пока Кузьмич занимался под ёлкой предварительной растопкой, Владимир и Агнушка собирали палки. Под еловыми лапами даже в дождь сучки оставались сухими, так что проблем с дровами не возникло.
- Нужно найти сухое бревно, а ещё лучше, несколько, и чтобы как можно толще, - скомандовал Кузьмич. -Такие брёвна будут гореть всю ночь. А палки, что не толще руки, сгорят за пятнадцать-двадцать минут. Володя, поищи-ка. Постарайся, чтобы оно не совсем на земле лежало, иначе влажным будет, не разгорится.
- Всю ночь?! – снова заволновалась Катерина.
- Всё может быть, всё может быть, - задумчиво произнёс Кузьмич и в ответ услышал знакомое «оох».
Владимир нашёл наполовину сгнившее бревно. Одного было мало, и он отправился на поиски другого, освещая путь фонариком. Недалеко в толще прошлогодних и свежих листьев лежало более крупное и целое бревно. Это оказалась упавшая берёза. Он убрал фонарь, взял бревно обеими руками и стал тащить по земле.
В темноте заискрилось, раздался треск, и маленький огонёк начал набирать мощь. Поглощая палки и положенные в него брёвна, огонёк скоро превратился в большой яркий костёр. Высокое пламя тут же осветило лес вокруг.
Наши грибники разместились возле костра и принялись греться, протягивая к нему ладони. Между тем, дождь усилился. Под ёлкой капало, вода просачивалась сквозь иголки кроны и, попадая на угли костра, шипела. Несколько крупных холодных капель упали Катерине за воротник пальто. Она вскрикнула от неожиданности и тихо засмеялась. От костра исходили обильное тепло и свет, так что теперь стало куда веселее и спокойнее. Но сучья быстро перегорали и в костёр надо было периодически подкладывать дрова. Владимир хватал поблизости все ветки, какие попадались. И тогда опаляемые стихающим огнём сучья давали новое воспламеняющееся пламя. От этого становилось ещё теплее и комфортнее.... Только шум льющейся с неба воды нарушал покой и тишину.
- Как там наша Зорька! – забеспокоилась Агнушка. – Она же там одна, в поле. Её уже пора домой забирать. И Зухра, поди, заждалась нас…
- Ничего с ними не случится, если и в поле переночуют, - ответил Иван Кузьмич, затягиваясь махоркой. – Это животные, они к дикой природе более приспособлены, нежели человек.
- И то так, главное, чтобы мы вышли из леса. И чтобы, пока мы здесь, леший нам не встретился. А то мало ли – захочет погреться у огонька, - пошутил Володя.
- А что, я думаю, что что-то такое, потустороннее, в природе существует. Разве нет? – на полном серьёзе сказала Катерина. – Ещё в детстве мне папа рассказывал одну историю. А её ему поведал бывший сослуживец, который проходил службу на дальнем Востоке. Кажется, Николаем звали. Так вот, отдыхал как-то Николай у приятеля. А дом его находился рядом с лесом. Лес – большой, дремучий, на каждом шагу опасности подстерегают, много людей там пропало - тайга всё-таки. На краю леса, среди деревьев, стояла небольшая банька. Решил Николай попариться, растопил баню. А его приятель остался в доме. Проходит час, Николай не возвращается, два, три – а Николая всё нет. Долго ждал его друг, а потом не выдержал и пошёл проверить, всё ли с ним в порядке. Открывает дверь, а Николай сидит на лежаке в чём мать родила, и лица на нём нет. Сам белее снега, глаза во всю ширь раскрыты и в одну точку смотрит. Слова сказать не может, дар речи потерял. В общем, завёл его приятель в дом, напоил чаем, уложил в постель. На утро Николай пришёл в себя и рассказал, будто пока он парился, в баню отворилась дверь, и на пороге появился бледный старик в белой одежде. Николай хотел спросить, кто, мол, такой, но его язык словно оцепенел; хотел пошевелиться, а тело точно параличом свело. Старик пошёл прямо на него, шаги грузные - аж пол скрипит, идёт и молчит, и так тяжело дышит и смотрит Николаю прямо в глаза! А у самого старика глаза чёрные-чёрные и точно стеклянные, не живые. Долго смотрел он на Николая – видимо, хотел что-то сказать. А потом развернулся и вышел. Куда ушёл – неизвестно. А Николай так и остался сидеть недвижен, пока за ним приятель не пришёл. 
- Так кто это мог быть? Леший, что ли? – усмехнулся Владимир.
- Не знаю, кто, но возможно, чей-то призрак. Говорили, будто многие, кто был в том лесу, старика тоже видели. Некоторые потом дара речи надолго лишались. Так я не договорила. Через день или два та баня сгорела. На тот момент её никто не топил – так что не понятно, как загорелась. Хорошо, никто не пострадал.
Присутствующие с большим интересом слушали Екатерину, не отводя от неё глаз. Даже дождь стих, словно давая лесу возможность послушать историю женщины.
- А я и не сомневаюсь, что есть какая-то неведомая сила или энергия. Только мы её ни увидеть не способны, ни потрогать. А вот знаки разные она нам подавать может. Надо только уметь их распознавать, - продолжила разговор Агнушка. - Когда мой дедушка умер, бабушка долго не могла смириться с его потерей. От тоски чуть сама в гроб не слегла. Десять лет подряд ходила на его могилу в любое время суток. Работала она тогда в местной больнице медсестрой. Как закончится смена, так и идёт к нему, родимому. А однажды пошла она на кладбище в то время, когда нельзя ходить. Сумерки уже наступили. Идёт к могиле и видит: над знакомым бугорком возвышается белый столб света. Да такой яркий, что в реальности его нельзя ни с чем сравнить. И голос ей оттуда говорит: «Довольно сюда ходить, покойных тревожить!». Так она с тех пор стала навещать могилку в исключительных случаях – чтобы в порядок привести или цветочков положить.
- У меня мурашки по коже от ваших рассказов, - не выдержал Владимир. – В такое-то время и в таком-то месте!
- А когда дедушка болел и не вставал с постели, - словно не слышала сына Агнушка, продолжая увлечённо рассказывать, - бабушка молилась в углу перед образами с надеждой, что он поправится. Там же на столике стояла и его фотография. Так всякий раз, когда она начинала читать молитву, фотография падала на стол изображением вниз. Бабушка сначала думала, что её сквозняком сдувало. Но все окна и двери были заперты. Она поднимала фотографию, боясь даже дохнуть. Но та снова беспричинно падала. И так продолжалось до тех пор, пока бабушка не перестала молиться. А на следующий день дедушки не стало. Уже потом она поняла, что ей был знак свыше: не о здравии надо было просить, а об упокоении.

Только Агния Петровна закончила говорить, как за спинами грибников послышался слабый треск веток. Они обернулись. Далеко в темноте дрожал тусклый рассеянный свет, то и дело перемещающийся с одного места на другое. Свет постепенно приближался, увеличиваясь в размерах и становясь более ярким. Дождь закончился, так что кругом воцарилась тишина. Только капли, падающие с веток, и лёгкое покачивание деревьев периодически её нарушали. В воздухе веяло вечерней прохладой, пахло сырой землёй. Среди тишины отчётливо послышались чьи-то тяжёлые шаги. Свет, идущий из леса, погас, и в темноте за деревьями проявился силуэт человека. Пламя костра освещало наших героев, но не давало им возможности рассмотреть пришедшего. Тень падала на него таким образом, что он казался одним большим тёмным пятном. Незнакомец шагнул вперёд, и огонь тут же его осветил. Огромная тень вдруг превратилась в маленького старичка, облачённого в плащ-накидку и шляпу-федору. В одной руке он держал трость и мешок вроде рюкзачка, а в другой – фонарь.
- Доброго вам вечера, - вежливо сказал старичок и поклонился.
- Добрый!
- На добрый привет добрый и ответ, - повторился незнакомец. - Могу я погреться у вашего костра?
Старичок, не дожидаясь ответа, шагнул ближе, так что теперь можно было рассмотреть его худое вытянутое лицо, покрытое морщинами, но сохранившее остатки былой стати и красоты: высокие скулы, хищный с горбинкой нос, тонкие, резкие, но правильных очертаний губы, обрамлённые небольшой седой бородкой, и невероятно добрые, улыбающиеся глаза, смотрящие из-под нависших густых светлых бровей. Из-под его шляпы выглядывали седые и мягкие, как пух, волосы.   
- Присаживайтесь, пожалуйста, - сказал Иван Кузьмич, доброжелательно протягивая гостю самокрутку. – Огоньку?
- Благодарю, я не курю. Табак усыпляет горе, но и неизбежно ослабляет здоровье, – ответил старичок, искривив губы лёгкой улыбкой.
Он медленно опустился на близ лежащее у костра поваленное дерево и, достав из котомки кусок чёрного хлеба, протянул грибникам:
- Отведайте моего угощения. Чем богаты, тем и рады.
- Что вы! Спасибо, но у нас есть чем попотчевать и вас, - опомнилась Агнушка и потянулась к сумке с съестным.
- Оставьте, - придержал незнакомец её руку, - Полному желудку кошмары снятся. Я же довольствуюсь малым.
Откусив краюху хлеба, он начал медленно её пережёвывать.
- Огонь благодатный и очищающий есть свет, а свет есть истина. Без истины не будет жизни вечной, – заговорил вдруг незнакомец ровным голосом, всматриваясь в дрожащее пламя костра. - Но огонь может быть и вероломным. Вы думаете, что он освещает, а он испепеляет.
Катерина прижалась ближе к Владимиру, точно ребёнок, прячущийся от мерзкого холода, который мурашками пробирается под одежду, хватая за пальцы, уши, губы.
- Вы, милая барышня, болеете? - внезапно перевёл старичок свой взгляд на Катерину. – Деток родить – не веток сломить. Любите и бесконечно благодарите, и тогда маленькая искорка, разгорающаяся внутри вас, превратится в немеркнущий огонь, согревающий собой всё вокруг.
Все смотрели с удивлением на незнакомца и молчали. «Откуда он появился, и кто он такой? – мысленно задавался вопросом каждый, - На грибника, вроде бы, не похож – нет с ним тары ни с грибами, ни с ягодами. Охотником тоже быть не может – какой охотник в тёмном лесу без собаки и уж тем более без ружья! И почему он всё время говорит поговорками?» «Как он узнал, что Катюша беременна?» - подумал Владимир, изучая внешность старичка…
- А вы, простите, кем будете? – не удержавшись, спросил он незнакомого гостя.
- Я тут мимо проходил, - ответил косвенно старичок, - Замёрз малость. Смотрю – огонёк горит. Решил подойти. А вы, видимо, заблудившиеся?
- Как вы поняли? – спросила Агния Петровна.
-Тот не заблудился, кто домой возвратился. Уж не намеренно вы остались ночевать в такое время, не имея ни палатки, ни спальных мешков. Но тот найдёт дорогу, кто спрашивает.
- Так, может быть, вы подскажете, как нам на грунтовую дорогу выйти, что за лесом? – опомнился Иван Кузьмич.
- Отчего ж не подсказать? Подскажу, - загадочно улыбнулся незнакомец. - Коль заблудишься - вперёд смотри. Шагов двадцать – и будет вам грунтовая дорога.
- Не может быть! Вы нас разыгрываете? – не поверил своим ушам Владимир.
Иван Кузьмич встал, недоверчиво посмотрел на маленького старичка с тросточкой и, не сказав ни слова, направился вперёд, освещая путь фонариком и шёпотом отсчитывая шаги.
- Бог ты мой! Дорога! – услышали сидящие возглас, донёсшийся из темноты.
- Чудо, да и только! - говорил Иван Кузьмич, возвращаясь к костру. - Как так! На одном месте кружили, что ли? Дорога то и впрямь рядом – всего в двадцати шагах. Вот нечистая! Вот леший! Завёл, так завёл.
- Был бы лес, будет и леший, - не переставал улыбаться загадочный незнакомец.
Сидящие подскочили со своих мест и в спешке принялись собирать вещи, совсем забыв о старичке – уж очень им не терпелось поскорее покинуть этот странный и таинственный лес. Агния Петровна, Владимир и Екатерина последовали за Иваном Кузьмичом. И тут Кузьмич опомнился. Он неожиданно остановился, чтобы вернуться к костру и поблагодарить гостя. Но на том месте, где они только что вели с незнакомцем разговор, никого уже не было. Старичка и след простыл. А вместо костра, образовывая небольшой дымок, тлели угли.
- Эй, как вас зовут? – крикнул Кузьмич в пустоту.
Но ответа не последовало. Только слабый ветерок пронёсся по земле, словно заметая чьи-то следы, и, коснувшись иголок кроны, взмыл вверх, растворившись с бездонной высоте. Грибники вышли из леса. Иван Кузьмич, пытаясь сориентироваться на месте, посветил фонариком по сторонам. Слева у обочины, метрах в тридцати от них, стоял автомобиль.
… Наши герои ехали домой и молчали, каждый думая о своём. После долгих и небывалых приключений пассажиры выглядели уставшими. Но вместе с усталостью они чувствовали необъяснимую благодать и всеобъемлющую любовь, которая совсем недавно проникла в их сердца. Отныне Екатерина не ощущала болей внизу живота. Там было легко и спокойно. Женщина знала, что внутри неё горит немеркнущий свет новой жизни. Она не сомневалась, что всё будет хорошо.