АЗ. Рассказ лётчика

«Всем больше знакомы инициалы «А.С.» Как говорят Ас Пушкин. Что ж, и впрямь «ас». Таких поэтов поискать! Но сейчас речь пойдёт не об этом чудо-поэте. АЗ. - это инициалы дорогого мне человека, преданность и любовь которого я не сумел в своё время оценить по достоинству.

Я тогда ещё был курсантом лётного училища и только только начинал делать учебные вылеты. Моя заоблачная специальность очень радовала меня. Я был в неё влюблён не менее, если не более, чем в тоненькую, как верба, студентку второго курса Таню Cевастьянову, с белыми льняными  волосами, прозрачными , как моё любимое небо, голубыми глазами, и с припухлыми и алыми, как лепестки мака, губами.
На Таню моя курсантская форма не действовала так завораживающе, как на многих других девчонок, и часто, когда я сидел в аудитории на очередной лекции по аэродинамике, мысли мои были далеко. Я очень надеялся, что Таня оценит мою преданность.
Иногда мы встречались с бывшими одноклассниками, большинство из которых тоже были теперь студентами, и по старой привычке вместе отправлялись в кино или просто собирались у кого-нибудь дома, чтобы отметить подходящий праздник или день рождения. Вот и на этот раз, когда я встретил Толика Кирсанова, он обрадованно потряс мне руку и бросил, уже убегая дальше:«Тороплюсь — на лабораторную по электротехнике! В субботу у Валерки собираемся — день рождения. Приглашает всех наших. В шесть!»
Три дня пролетели быстро. В занятиях и учебных полётах. Таню я не сумел выловить в эти дни, и от этого было немного грустно. Когда я пришёл к Валерке, почти все уже были в сборе, во всяком случае те, кто собирался прийти. Мы уже откупорили бутылки с шампанским и приготовились к первому тосту, как затрещал дверной звонок — в комнату вошла АЗ. Я обрадовался, увидев её. Мы с ней учились в одном классе, начиная с третьего класса. К восьмому классу у меня было три лучших друга и среди них — АЗ.
Когда мы шли в кино, АЗ неизменно оказывалась со мной рядом, и меня почему-то это не удивляло. Когда мы мастерили школьную стенгазету, она придумывала сюжеты  и смешные подписи к фотографиям вместе со мной. И даже позднее, когда я, увлекшись одной девчонкой из какого-то НИИ, отправился на лыжную вылазку в горы, вместе со мной отправились мой друг Саня Шмалёв и АЗ. Она честно прошла на лыжах с нами всю ночь, варила щи в лесной избушке и бесстрашно вбуравливалсаь в снежные заносы на горных склонах наравне с нами. Лишь много позже я узнал, что у неё было больное сердце, и что для неё это поход был куда рискованнее, чем для меня, Сани или моей новой знакомой.
Саня Шмалёв был к АЗ. неравнодушен. И поскольку с Саней мы дружили очень интенсивно, то я не удивлялся, что мы часто проводили время втроём.
Однажды мы снова большой компанией встретились на озере. И снова АЗ была рядом, и Саня ухаживал за ней, а она мягко не то чтобы отклоняла его ухаживания, но не отвечала на них так, как, может быть, ему этого хотелось. Сколько тогда было этих озёр!
И вот теперь она была здесь, у Валерки на дне рождения. Когда она увидела меня, лицо её радостно осветилось. Вечеринка прошла быстро, весело. Перед расставанием я заметил, что она погрустнела, но расспрашивать её о причине не стал.
Через три дня я получил от неё на училище конверт со всего одним листком бумаги, на котором она сообщала, что она уезжает по распределению в другой город, что она поняла, что её отношения ко мне более, чем дружеские — и уже давно, и что если я захочу, я могу приехать к ней по адресу на конверте. «Знай, что я люблю тебя, заканчивала она, и буду ждать тебя всю жизнь.»

Увы, я не разделял её любви. Как молния, осветила моя память все наши прошлые встречи, все эти походы в кино, поездки на озёра и лыжные приключения — и я корил себя: как я мог не понимать и не замечать, что она — не просто друг мне? Всё стало вдруг ясно и понятно. Скромный и нежный, преданный человек был рядом со мной уже более десяти лет, но я был слеп.

Я написал ей тщательно взвешенное письмо, в котором отвечал, что, к сожалению, для меня она всё же только друг, и что я надеюсь, что она меня поймёт. В ответ я больше ничего не получил.
Таня со льняными волосами и голубыми, как небо, глазами не ответила мне на мою любовь, я закончил училище и уехал в свою первую эскадрилью. Однажды к нам прибыли телевизионщики, и я познакомился с хорошенькой и совсем ещё юной журналисткой из редакции новостей. Мы поженились через два месаца после знакомства и первые три года прожили довольно счастливо, хотя и частенько ссорились, потому что не всегда понимали друг друга.
Потом у меня обнуружили спайку в кишечнике, и врачи сказали, что я должен лётное дело оставить. Меня комиссовали. Я устроился преподавателем в школу юного техника.  С этого времени наши отношения с моей всё ещё юной женой стали ухудшаться. Думаю, причина была во мне. Я никак не мог привыкнуть к тому, что больше не буду летать. Равноценного занятия своей героической профессии я не нашёл. И это было равносильно отказу от самого себя, или во всяком случае, потере. Она продолжала свою журналистскую деятельность, каждый день встречала новых героев для своих репортажей. Неудивительно было, что однажды она познакомилась с каким-то очень талантливым музыкантом с длинными каштановыми волосами, бородкой а ля Пол Маккартни  и  золотой оправой а ля Леннон и влюбилась него по уши. Я не устраивал ей скандалов и разборок. Я давно уже понял, что перестал быть её героем. И, по правде говоря, не хотел уже портить ей жизнь.
Мы разошлись, дочь она забрала с собой. За музыканта она вышла замуж, была счастлива и, насколько я знаю, они до сих пор вместе.
Я открыл для себя резьбу по дереву и постепенно стал выставляться, мои выставки и сегодня ещё пользуются популярностью у зрителей. На одной из выставок ко мне подошла милая женщина со спокойными, как лесное озеро, глазами и сказала,что ей мои работы очень нравятся. Мы поженились через месяц. Наши отношения не были бурными. Как-то незаметно они стали и вовсе ровными. О моей прошлой судьбе лётчика она узнала в одном из разговоров, но большого интереса к ней не проявила. Было — и прошло. В её жизни тоже случалось много чего, о чём  она мне не рассказывала. Мне стало казаться, что она начала мной тяготиться.

И в одно утро, когда она уехала на работу - она работала аудитором в какой-то государственной фирме, - я, обдумывая сюжет для своей новой композиции, перебирал старые заметки, вырезки из газет и натнулся на голубой конверт, про существование которого давно забыл. Я потянул тоненький листок из конверта, развернул его и прочитал: « Помни, ты для меня — не просто друг. Знай, что я  буду ждать тебя всю жизнь.»  Только сечас я обратил внимание, что на почтовой марке маленький стальной истребитель пронзал облака.
Адрес! Адрес на конверте слегка побледнел, но никуда не делся. Я оглядел свою комнату. Многочисленные мои деревянные скульптурки заполняли её снизу до потолка. «Ну, что ж, вот и пришло время прощаться, - прошептал я. - Пора возвращаться.»
В аэропорт я приехал через час. Ещё через час я был в воздухе - впервые за 35 лет после моего последнего вылета.

10.2012»