Маленькие детки... Мойте руки перед едой!

                Вспомнился один эпизод ( да в общем-то он и не забывался,  в разное время рассказывала его при случае своей дочке и друзьям) из моего детства. Мне было тогда около пяти лет. Конец августа. Воскресный день. Я помогала папе копать картошку на обед, но пришли подружки, и он отпустил меня поиграть с ними. Через какое-то время мама позвала меня обедать, мне не хотелось уходить от подружек, но нехотя поплелась. А когда вошла в дом, наполненный запахом жареной картошки со шкварками и малосолёных огурцов, тут же на ходу сбросила кофтёнку и в момент плюхнулась за стол, схватила вилку и потянулась за румяным ломтиком. Почти разом голос мамы: «Погоди, тарелку сейчас подам тебе.»  и папин: «Положи вилку и вымой руки.»  Я в ответ: «Они у меня чистые!» Папа уже строго: «Я сказал, вымой руки» Я неохотно положила вилку, вышла в коридор, где был рукомойник, закрыла за собой дверь, постояла, не отходя от неё, с минуту, и снова запрыгнула за стол. Папа опять: «Я сказал тебе вымыть руки, а не постоять за дверью.» Я вздохнула недовольно и вышла в коридор, подошла к рукомойнику, поляпала(постучала) им и вернулась за стол ( для меня уже стояла тарелка с горкой картошки), взяла вилку, и опять папа уже раздражённо  мне: «Ты что, не поняла, что я тебе сказал, или ты забыла, как мыть руки?»  И тут… всё случилось в какие-то доли секунды: я, рассержанная, разобиженная, бросила вилку, но не на стол, а через стол, туда, где стояла мама. Вилка со звоном упала около печки. Я даже не успела заметить, или вилка пролетела в сантиметре от маминого лица, или мама успела уклониться, как я была выхвачена папой из-за стола,  отхлёстана ремнём( тоже удивительно, как быстро он его вытащил из брюк!) ниже поясницы и поставлена тут же в угол на колени. В доме воцарилась тишина. Я, ошарашенная, возмущённая,  молчала, недоумевая: «За что? Я же не руками ( а руки-то действительно были грязными) в сковороду полезла, а вилкой. И как это так меня, когда ни пальцем ни разу, ни ладонью не шлёпнули и вдруг – ремнём?»
От обиды у меня потекли слёзы, и я уткнулась лбом в стену. Папа – мне дрожащим от волнения голосом: «Отлипни от стены. Держи голову и спину прямо. И будешь так стоять, пока не осознаешь, что ты сделала.»  Я слышала, как чиркнула спичка, по запаху поняла, что папа закурил, потом более ровным голосом сказал маме: «Прости, что-то есть расхотелось. Пойду в огород.» и вышел. Мама вздохнула. По звукам я поняла, что она закрыла сковородку с картошкой  и миску с огурцами тарелками, и тоже вышла. Я осталась одна. Тут же опять уткнулась лбом  в стену и, шмыгая носом, в душе возмущалась, как же так они со мной безжалостно обошлись: поесть не дали,  ремнём отстегали, на колени поставили. Ужас!!!
                Сколько времени прошло, не знаю, но показалось, что много. Слышу, что пришла мама. Я тут же быстренько выпрямила спину, молча стою. Мама вошла в кухню, прошла, мне ничего не сказав, в другую комнату, что-то там искала в шкафу. Я позвала её. Она подошла. «Мам, – говорю, –  можно я встану, пойду к девочкам?» Она мне: « Не я тебя сюда ставила, не у меня и разрешения спрашивай.» Я вздохнула, – мне не хотелось видеть папу, но попросила: «Позови сюда,пожалуйста, папу». «Хорошо.» – ответила она. Папа пришёл не сразу, тронул меня за плечо, повернул к себе и спросил: « Ну, осознала?» «Да.» – говорю. «Что ты осознала?»  «Что надо мыть руки перед едой» – отвечаю. Папа тяжко вздохнул, подвинул к себе стул, сел и мне: «Поднимись, подойди ко мне.»  Я поднялась,  потирая коленки, он притянул меня к себе, посмотрел мне в глаза и, опять вздохнув, сказал: «Ничего ты не осознала. Да, руки надо мыть, и ты это знала, но если б ты занесла с этой грязью в себя какую-то заразу и заболела, наверное, тебя бы вылечили. Но ты бросила вилку в маму! Она летела прямо ей в лицо! И она могла её навек изувечить! Ты представляешь, если б она попала ей в лоб, или в щёку, или в глаз!»  Я опешила. Я об этом и не думала, сосредоточавшись  на своей «экзекуции». И представила маму с вилкой в глазу. Мне стало так страшно, что я разрыдалась, бросилась к папе на шею и залепетала: «Прости, прости меня, папочка!» Он погладил меня по голове: «Вот теперь, похоже, осознала. Но прощения не у меня надо просить, а у мамы.» «Ну сходи, папочка, позови её». «Сама иди.» – ответил он и слегка подтолкул меня к двери. Я всё ещё в слезах побежала во двор к маме, обхватила её руками, разрыдалась ещё больше, опять увидев эту страшную картину: маму с вилкой в глазу, – и, целуя её куда попало, просила: «Прости, прости меня, мамочка, я больше так не буду.»
                Мама, конечно, меня простила, больше мы этот случай ни с мамаой, ни с папой не вспоминали, но, как видете, он не забылся, и потому старалась никогда не забывать не только мыть руки перед едой, но и сдерживать свои эмоции, а тем более не швырять что ни попадётся под руку в минуту раздражения не только в человека, но вообще. Кстати, это был единственный случай в моей жизни, когда меня наказывали.

                И как дополнение: Первый раз, наверное, я рассказала этот случай давным-давно своей соседке по коммунальной квартире.
                Однажды, возвращаясь после работы, я открыла почтовый ящик и достала письмо для своей соседки Гали. Постучала к ней. Услышав «Войдите», открыла дверь и остолбенела: у порога валялся большой эмалированный чайник, крышка от него, а по комнате разбитые чашки и блюдца. Галя сидела у окна и курила. «Привет! Заходи.»  – кивнула мне она. Я обошла лужу воды, протянула ей письмо и спросила: «Галь, у вас тут Мамай, что ли, побывал?»  «Станешь тут и Мамаем, и Чингисханом! – ответила она раздражённо, отложив письмо, – с  Ариком поругалась! Представляешь, сидим, пьём чай, мирно разговариваем, но тут я ему – одно, он мне – другое! Я опять ему – своё, а он – своё! И так раз десять! Довёл до белого каления. Не выдержала и запустила в него чашкой, а он, гад, смеётся и  всё равно – своё! Ну, я в него и другую чашку запустила, потом блюдца…»  «И чайник?» – удивилась я. «Не, чайник уже в дверь пульнула, когда он выскочил»  –  ответила Галя и засмеялась.
                Вот тут мне и вспомнился случай, когда я – своё, а папа – своё. И рассказала ей о своём метании вилки и чем это закончилось. Посмеялись. А потом она сказала: «А всё-таки, думаю, что твой папа правильно поступил, хотя в общем-то я против того, чтоб детей били.» Я согласно кивнула и подумала: «Вот и тебя так повоспитывать надо.»