к двумстам ещё полста

Накатишь сто, не торкает совсем,
приди ко мне, зелёный человечек.
Ещё бы сто, но столько я не съем.
И что теперь? Лежать, считать овечек,
мечтать о вас, прекрасная мадам,
нет, мадемуазель, ведь вы всё та же.
Да мне мечтать уже не по годам.
У осени, похоже, распродажи,
но равнодушен к желтому тряпью.
Вот сто ещё - и в хлам. А скуки ради
скажу, что я по-прежнему не пью
и текстов нет в потрёпанной тетради.
Пишу без правок, сразу на экран,
а в чашке - кофе, вам известно это,
и нету никаких душевных ран,
и нет любви, и в этом нет секрета.
Но память есть, отточена, как нож,
она повелевает господином,
и даже то, что больше не вернёшь,
мне дорого мгновением единым.
И что мне осень - месяц до неё,
а вы и впрямь всё та же взглядом, телом.
Стихи мои - нисколько не враньё,
и нет ограничения пределам
фантазии, не выдумки отнюдь -
всё было и осталось на страницах.
И можно было время потянуть,
но лучше было всё же отстраниться,
что я и сделал. Сто бы - и хорош.
Парижского парфюма третья нота,
бордо в бокале... Прошлого не трожь,
поскольку расточительны длинноты.
А коротко и с чистого листа,
увы никак. Другие бы сумели.
Пора долить к двумстам ещё полста
и радоваться тяжкому похмелью.