черные краски, старые сказки

Это не снег, не агония февраля, что не примет в свои объятия
Ни принца, ни нищего, ни самого короля
Ему не нужны счета, время берёт в расчет только тонкую грань
Между чертой колыбели и общей чертой
Пока они падают, падают грудью на паперти ничего не тая
Белые птицы, которых хоронят в землице, не будет ни праздников, ни поминок, всё едино
Дни переходят в инверсию, в отпевающую процессию
Былые страсти по контуру вокруг чела перьями выложены, ни нимб, ни корона
Ничего не помню, ни царствия, ни ответственности
Глаза за прикрытыми веками стальным жемчугом с мертвенным блеском
Что слова мои ядовитые пластырем к сочащимся венам
Где под небом звёздным, туманным полем
С горчащей полынью и едким вехом заливается Банши, душу распявши
По четырем сторонам света, бумажная роза ничейного ветра
Гончие цепи рвали, слюной истекали до плоти голодные, злобные
Распустилась судьба тонкой нитью червонного золота
Небо раскрыло тугое брюхо, сочится дождями
Кормит костями, да все разваливались в труху, выворачивая требуху мне под ноги
Жилы рвал полубезумный, плакать хотелось сильно
Томное вымя луны насильно, и на показ выставленное, зависло бессильно на мантии ночи
В категории болит не болит, обрюхатило чувством вины мироздание
Соловей рвёт своё малое сердце, наполняя трелями ночной, цвета индиго, воздух
Что на ладони разместится по центру, как капля священной крови
Лепесток самой прекрасной из орхидей с моей звериной тоской
Его горе вмещает мой вой, обречённого вечно скитаться