Одиннадцать жёлтых слонов

Одиннадцать жёлтых слонов


Братцы мои, и в самом деле: ну что за труд — перейти поле? Главное — заблаговременно (а не — когда заблагорассудится), уже на рассвете, уподобляясь стоящему по стойке «смирно» южноафриканскому сурикату, вскинуть к небу голову на северной окраине ещё сонной зелёной бескрайности. Постоять пару минут, выглядывая тонущий в расхристанном тумане противоположный край поля, пососать горячий чинарик, бросить его под ноги, придавить бессмертным каблуком кирзача и, перекрестив порезанный морщинами лоб, стряхнуть с себя безмозглое недоумение, чтобы тогда только шагнуть в едва заметное колыхание трав.
     Такова печальная русская незабываемость.

*
Травы ничейные! Полынь изумрудная! В горьком запахе июля закружится голова, пожалуй, у любого летнего пешехода. У любого, но — не у меня. Юдоль — часто бормочет сварливый болтун в лабиринте мозжечка — плачевна, а всё же нельзя мне жить с танцующей головой: натворю тогда дел, набедокурю — век потом не раскаяться.
     Вчера уже и случилось: за три часа до розовой зорьки тыркнул лукавый лучом полнолуния в ребро — просыпайся и топай под уклон «могилёвки» (доложу — не постесняюсь: «могилёвка» — это сопка в нашей недозрелой провинциальности такая, на загривке которой вот уже второе столетие в дубах уссурийских прячут местные жители своих усопших, а иногда и не своих).
     Ну и что же? Без особого интереса напялил портки, поцеловал сонную свою королевну Иринушку, не размыкая медных век завязал вертлявые шнурочки на китайских кроссовках, накинул ветровку и шагнул в подзвёздную тишину. Иду по Жуковского, потом — по Стахановской, опять же — просыпаюсь в движении. И вот она — сопка заветная, на верху памятник известному путешественнику, в честь которого и назвали нашу городишку. И, кажется, скоро рассветёт уже: туманы зашевелились на частных подворьях, петушиное воинство крыльями отважно хлопает. Но что-то в этой радости жизни не так, не то что-то происходит.
     Остановился я на перекрёстке Стахановской и 9-го Мая, а ноги-то и сами силу потеряли: подкосились, как клевер под бабушкиным серпом в прошловековом моём детстве. Присел я, получается, у обочины. И вижу: вереницей, держа друг дружку трубчатыми хоботами за хвосты, с самой вершины «могилёвки» бредут молчаливые жёлтые слоны. Ровно одиннадцать.
     Кому рассказать — за дурачка посчитают — одиннадцать жёлтых слонов, в мудром молчании, без человеческой хлипкой воли входят в наше сонное царство...