репортаж

Смертельно усталый, с поседевшей до времени душою, но рукой по-прежнему
твердой, Преемник отодвинул ситцевую занавеску.
День угасал. Багровое солнце, бросив последние лучи, катилось за горизонт.
Происходило неожиданное: на темнеющем небе, там, где только что находилось
солнце, явственно вырисовывался, сваренный из железнодорожных рельсов,
крест. Огромный, напоминающий одинокие кусты на пустырях,он колебался,
плыл в вышине.
Преемник, шатаясь от слабости, шептал:
— Вот знамение. Вот оно...свершилось...

Опираясь на железнодорожный костыль , последний Царь вышел на  крыльцо наблюдать видение, грезившееся ему за окном. Долго молча смотрел он на небо, усеянное густой звездной россыпью, и на этот таинственный крест, смутно проступавший в небесной глубине. Где мерцало и переливалось зависшим на киноэкране  чудищем – сиреневым потусторонним маревом бултыхалось оно во красном мраке, ничем не согреваемое,  будто  летающая медуза распростерла извивающиеся осьминожьи щупальца,  Пупугай Куся. Оно тянуло к Царю  ножки,  скребло  когтями, сопело и тряслось.
– Предтеча, мать его! Это что  же у нас получилось? И за каким хреном?! И так уж в стране все поизничтожили, падлы!

– Кукареку!!! – тоненько пропищало снизу. Убогое морщинистое существо, то ли получебурек, то ли -полусамса с говядиной уродливое ничтожество тряслось возле ног, вздымая вверх тонюсенькие птичьи лапки.

И это рождалась не «бархатная революция». Бархатные революции делают цэрэушники и фээсгэбэшники — пятая колонна демократии. Запекался, словно
поросятина под хреном,  жестокий и осмысленный русский бунт. Взращенный по подвалам и хибарам, по мансардам и ночным притонам — он становился
плоть от плоти отечественными горами  и посконной сельвой. Населённой сотнями тысяч парней с наколкой на груди: «родина или смерть!» Мы победим!" Такой вот венсерэмос! "Иначе грош нам всем цена."


Рецензии